Музыка абсурдной жизни (СИ)

Мукуро позволил себе, с некоторым подозрением и страхом, сорваться с положенной ему цепи и начать с интересом разглядывать нового ученика, его открывшееся из-под одеяла красивое плечо, светлую кожу, родинку чуть ниже уха, его по-детски сонное и ещё не покрытое маской равнодушия лицо. Странно, думал мужчина, никогда бы он не подумал, что сможет так долго и старательно изучать мальчишку. Ему казалось, что с каждой секундой разглядывания сонного Франа в его душе ломается какая-то стена; пока это трудно, и камень плохо поддавался, ведь ограждение создавалось не за один год, но Рокудо понимал, что запустил в себе автоматическую программу разрушения его. Не то чтобы плохо… просто непонятно, к чему приведёт это разрушение, какие страхи и мысли выплеснет оно наружу, какие скрытые чувства выдаст на свет, на удивление даже самого мужчины? Вот это и настораживало… Между тем сладостные (боже, уже даже такие?) минуты для Мукуро подходили к концу — парень медленно пробуждался ото сна. Рокудо думал, что всё же разбудил мальчишку хлопком и слишком громким врыванием в его покои, ведь иначе вариантов не было: сам учитель практически не дышал, боясь даже лёгким вбиранием воздуха в лёгкие разбудить спящего. Тем не менее пришлось сразу же отвести взгляд в сторону, когда зелёные глаза широко раскрылись и удивлённо посмотрели на фигуру в дверях. Мукуро, как ни в чём ни бывало, отошёл к окну и резким движением раскрыл шторы, в одну секунду пустив нетерпеливый свет в комнату, позволив ему расположиться на полу, ковре, полках, столике и кровати, а также резануть по заспанным глазам своего юного ученика. Тот протестующе и совершенно как ребёнок взвыл и с головой накрылся одеялом; Рокудо же, как строгий родитель, подошёл к изголовью кровати мальчишки и стал стягивать с него одеяло, силясь дать возможность лучу солнца немного отрезвить его.

— Вот тебе и доброе утро… — с сожалением простонал Фран, — а я-то хотел поспать до двенадцати…

— Вставай, соня. У тебя сегодня первое занятие, и ты его не проспишь, обещаю, — с напускной, даже малость издевательской ласковостью пролепетал Мукуро, с силой сдёрнув наконец с него одеяло и откинув его в дальний угол постели. Тут мужчина не мог не пройтись беглым взглядом по телу мальчишки, ведь тот спал буквально в одном лишь нижнем белье, не имея ночнушки или чего подобного. Рокудо старался отвести глаза, но да куда уж ему? Хрупкое, красивое, не по-мужски грациозное тело изящно развалилось на белых в мелкий рисунок простынях, представляя собой поистине прекрасное зрелище. Стоп, и это говорит Мукуро? Тот самый Мукуро, который мог говорить подобное лишь про женщин? Мир перевернулся в его собственных же глазах. Ужасно. Рокудо стало тошно от самого себя, и он быстро отвернулся от Франа, вновь зачем-то отойдя к окну и нервно глянув на солнечный дворик напротив. Парень, вероятно, удивился неожиданному поведению учителя, посему и подумал, что, может, виноват в этом, так как тихо и сбивчиво проговорил:

— Ох, извините, я немного голый…

— Немного? Да будь ты весь голый, какая мне к чёрту разница? — раздражённо повысил голос мужчина, потом же сильно хлопнул себя по лбу и прицокнул, проклиная своё гадкое поведение, благодаря которому он срывается на новом ученике. «Что же за выпады-то это такие? Вроде и не в переходном возрасте, а веду себя как…» — мужчина глухо прорычал и тут же поспешил исправить ситуацию и тугое молчание между ними — Фран решил предубедительно заткнуться, дабы не разжигать огонь дальше. Однако неожиданное понимание чего-то важного уже давным-давно заполонило всё существование Рокудо, не давая ему даже отвлечься на что-нибудь иное. Но он взял себя в руки и развернулся, тяжко вздохнув и пытаясь придать своему взгляду прежнюю доброжелательность. Парень не выглядел испуганным или встревоженным, лишь тихая покорность читалась в его взгляде. Мукуро вдруг неожиданно захотелось прикрыть свои глаза и впервые раз в жизни сделать это не от яркого солнца, а от стыда… От доселе неизведанному ему чувству. Однако на такое пойти для него — слишком, поэтому мужчина просто изобразил улыбку на своём бледном лице и осторожно подошёл ближе к кровати, в следующую секунду бесцеремонно сев на её краешек.

— Извини… — начал было Рокудо, сам даваясь диву явной фальши в своём голосе: он просто никогда не умел извиняться и просить прощения, никогда. Скрипач, видя, что учитель вновь стал прежним, слегка дёрнул краями губ, словно пытаясь улыбнуться, и тихо проговорил, не дожидаясь конца фразы:

— Ничего. Наверное, вам сейчас сложно… Я вас понимаю. Это из-за ребёнка? — «Если бы из-за ребёнка!» — горестно усмехнулся Мукуро, немного согнувшись и повернув голову в сторону ученика, на один момент столкнувшись с ним взглядом. Тогда ему показалось, что, лишь увидев его глаза, Фран всё прекрасно понял: явно не от отцовских забот такие перепады настроения… скорее, от каких-то перемен в душе. Рокудо чувствовал себя угнетённо, ему казалось, что даже этот парень знает, в чём его проблема и что же такое сверхважное он понял… кажется, все знают. Кроме него самого. Однако, не решаясь рушить установившееся между ними вежливое общение, Мукуро, сам прекрасно понимая, что его ученик и так всё понял без слов, всё равно глупо соврал, дабы не делать этого мальчишку ближе к себе, повязав друг друга какой-то одной тайной. Нет, уж слишком это.

— Да-да, порой бывает сложно с Энн. Но, благо, что с женой у нас мир да согласие, так что вместе мы справимся! — Рокудо вновь обернулся к полусидящему Франу и хотел было выдать свою безупречную лживую улыбку, которая бы хорошо дополнила эту безупречную лживую историю, как понял, что… что просто не в состоянии этого сделать. Губы как-то странно свело, улыбка выдалась стрёмной и напускной, что мгновенно выдавало всю сущность им сказанного недавно, а глаза столкнулись с изумрудным пристальным взглядом, заставив самого учителя сильно смутиться. Странно. Очень. Он мог врать искусно и без малейшего промаха всех и всякому про свою идеальную семейную жизнь, но… только не этому юнцу. Мужчина сам не понимал, откуда у этого юного музыканта такая исключительность, от которой порой тошнит — как будто он сам попал в красивую историю и был там главным героем, а этот мальчишка — его спаситель и раскуситель одновременно. Тогда это — слишком хорошая и добрая история; но ведь Рокудо живёт не в такой. Поэтому и нервировало, нет, даже бесило его такое положение дел, и уже второй раз за день Мукуро подумывал о том, что задушить этого паренька намного легче, чем понять и докопаться в нём до правды. Но да ладно: если пока никто не говорит горькую правду о друг друге вслух и не вмешивается в личную жизнь каждого, то такое состояние очень даже неплохо как для учителя, так и для ученика. Но что же случится, если всё-таки кто-нибудь из них решится заговорить первым?..

— Так, ты чего разлёгся и не встаёшь? Вот, посмотри, занятие будет уже через полчаса, а ты ещё в кровати, — с ноткой порицания проговорил Рокудо и встал, уперев руки в бока. Мальчишка хитро улыбнулся, но намёк понял.

— Может быть, я знал, что вы за мной заедите? Вы всегда теперь будете так делать? — вопросы сыпались один за другим, но Мукуро нисколько не смутился, зная прекрасно и эти выверты.

— Да, буду. Ещё вопросы есть? — беспристрастно проговорил мужчина и совершенно равнодушным взором окинул Франа, кое-как вставшего с кровати. Слава богу, одно весьма странное желание ушло, теперь же можно не беспокоится ни о чём и вновь натянуть маску строгого учителя. Чтобы добиться своей цели окончательно, Рокудо не счёл лишним добавить: — И не думай, мой милый, что делаю это я просто так или за твои красивые глаза. У меня есть задача: сделать из тебя гениального скрипача, развить твой талант и наконец услышать твою музыку. И преследую я только эти цели, не более. Так что не грезь какими-то своими странными мечтами!

— Хм… — Фран задумался, как ни в чём ни бывало наматывая вокруг шеи полотенце, — Правда глаза красивые?

Мужчина надрывно вздохнул и хлопнул себя по лбу: такой пофигизм нечасто встречался.