Музыка абсурдной жизни (СИ)

— Всё может быть… А теперь марш в душ и побыстрее! Я тебе не личный шофёр, чтобы ждать три часа, — сделав голос нарочито грубым, бросил в спину уходящему в ванную комнату ученику Мукуро и сел за хлипкий стул около окна, глянув во двор. Зашуршала вода, упало что-то на пол, кажется, мыло. Рокудо взвёл глаза к небу — за что ему такое наказание в виде неаккуратного, беспечного и циничного ученика? Где же все те милые девушки, что готовы были ради него сварить кашу из зелёных слизней и съесть её с аппетитом, потом сказав, что это была самая лучшая каша в их жизни? Нет, конечно, мужчина жестоко утрировал — каких-то подвигов он не желал, — но просто тогда его самолюбие хоть немного, да тешилось, видя полную отдачу и сильную заинтересованность в деле своих учеников и учениц. Если говорить честно, то кому не приятно, когда на тебя смотрит пара восхищённых глаз, когда с упоением ждут твоего слова, вердикта, когда практически не дышат, когда ты говоришь, и когда ставят тебя в свои кумиры? Разве это не прекрасно? Мукуро вспоминал улетевшие в пустыню прошлого моменты с мечтательной улыбкой. Но всё: закончился его триумф, теперь нет никакого восхищения, есть только равнодушие и стальное спокойствие, может порой показаться, что самоотдачи нет также. Расстраивало ли то мужчину? Навряд ли. Так было даже интереснее. Признаться честно, ему стали поднадоедать однотипные манеры поведения своих учеников, всегда такие приторно-сладкие, выглаженные, утончённые… хотелось разнообразия, вот что. Этот паренёк как нельзя лучше вписывался в антипод прошлых скрипачей и скрипачек, за это ему надо было отдать должное. Сейчас обучение должно было стать намного интереснее и захватывающе, это точно. А Мукуро, сами понимаете, любил перемены.

Мужчина понял, что вновь задумался, глядя за окно: там, на яркой игровой площадке, резвились детишки, пестря своими радужными одеяниями, а их золотистый смех долетал до окна и до его ушей. На скамейках, в тени деревьев тихо сидели их невидимые попечители, родители, зорко присматривая за своими чадами и обсуждая между собой какие-то новости. Вот трое подружек, иногда бросая пару слов своим играющим детишкам, вдохновенно разговаривали о своих женских мелочах и звонко смеялись над неожиданными шутками; неподалёку от них сидела молодая пара, влюблённо смотрящая друг на друга и на своих двух детишек-близнецов, сидящих в песочнице и лепящих круглые башенки. Было ещё много подобных групп родителей, а были и просто одиночки, читающие книжки; Рокудо же любил наблюдать за уличной жизнью, впитывая её дух — это всегда поднимало ему настроение. Только вот сейчас на душу накатила тоска неимоверная — словно он видел их счастье, заботу друг о друге, а у себя не находил подобного, хотя и был в таком же положении, в положении молодого отца. Словно вот есть у него всё это — жена, ребёнок — да только всё липовое и искусственное. И свою бесконечную любовь и заботу, которые молодые родители вкладывают в детей и, конечно, в друг друга, он никуда не может приложить, она расточается попусту, без цели. И это сильно удручало. Правда, иногда удавалось позаботиться о дочурке, но злые лапы некогда хорошей девушки постоянно выдёргивали из его рук бедную Энн, не давая возможности выполнить свой отцовский долг. И куда, кому, спрашивается, отдавать все нежные порывы души своей?..

Опять Мукуро утрировал. Но в жизни не без этого. И тогда в его голове будто какой выключатель щёлкнул, разом наведя на одну глупую, но в то же время гениальную мысль. Мужчина и сам не заметил, как на кухне стало что-то жариться, резаться, начал ежеминутно открываться холодильник и завариваться чай. Зачем? Надо ли? Рокудо опять не знал ответов, но не мог остановить себя, свой… порыв души ли? Всё тот же ответ: «Не знаю». Он просто хотел сделать приятное Франу, пустить свою энергию в пускай бессмысленное, зато интересное русло и… быть может, увидеть счастливую улыбку того? Что за бредомысли снова! Мужчина себя уже давно не узнавал. Хотя все мы когда-нибудь да сильно меняемся. Вот и он не понимал, почему с такой старательной ровностью нарезал сейчас бутерброды для своего ученика и так тщательно сыпал чай в заварник, боясь пересыпать или недосыпать. Но нужна ли объективная причина тогда, когда действует сердце? Маловероятно. Так и решил для себя Мукуро, просто и по-глупому улыбнувшись. Нет, ни о чём пошлом сейчас он вовсе не помышлял, его желание приготовить этот чёртов завтрак было сколь неожиданно, столь и чисто, наивно. Да что уж и говорить: просто захотелось позаботиться о ком-то. Простая человеческая мечта. Не более.

Глупо, зато так можно забыть хоть на час о своих проблемах. Рокудо любил этот день, и всё равно, что на часах ещё девять утра — ему уже казалось, что денёк задался. Вот и шум воды утих, по кафельному полу зашлёпали мокрые ноги, стянулось с крючка полотенце. И мужчина как раз таки закончил, поставив порцию еды на другой край стола, а сам сев за ближайший к себе. Сам он есть не хотел, да и еду, если честно, попусту растрачивать также не горел желанием. Наконец в коридоре раздались шаги Франа, которые сначала уверенно прошлёпали в комнату, а потом, не найдя там учителя, робко отправились на кухню. В дверях появился парень с ручьями по всему телу, начинающимися с головы и идущих до самых пят. Мукуро брезгливо посмотрел на это зрелище, далее на свой полностью залитый ламинат, попросил у высших сил терпения и спокойствия и встал со стула, направившись к скрипачу.

— Тебя никто не учил вытирать голову насухо? — Фран невозмутимо и с капелькой удивления глянул на учителя, который взял из его рук полотенце и начал активно протирать ему волосы. — Я тебе в няньки не записывался, а пол портить не позволю. Вот так. Теперь давай сам, — вытерев основной водопад, Рокудо передал эстафету парню, чтобы тот дотёр волосы. — Вот твой завтрак. Нет, я ничего этим не хочу сказать и ни на что не намекаю. Хотя нет, на одно точно: чтобы ты побыстрее уже собрался, и мы с тобой отправились в музшколу. Есть какие-то вопросы?

— Вам бы… это… командиром быть, а не учителем, — осторожно заметил скрипач, оставив полотенце на спинке стула, а сам сев на него. — Это всё мне?

Удивление было настолько искренним, что мужчина с жалостью подумал о прошлом парнишки, полном лишений и неудобств, а также отсутствием качественной еды. Мукуро лишь промолчал и, даже не взглянув на него, потопал к направлению выхода, небрежно крикнув уже из коридора:

— Давай быстрее! Жду около дома, машину, надеюсь, ты помнишь. — Уж чего-чего, а следующего ответа мужчина явно не ожидал, хотя все мы в душе лелеем эту мечту и надежду, что кому-то понадобимся…

— Останьтесь! — долетело из кухни; просящее, нежное, без нотки притворства и бывшей пофигистичности. Видимо, забыл Фран пропустить голос сквозь особую дырку в своей маске, которая делала его грубым и прохладно-спокойным. Интересно, только и подумал Рокудо.

— Зачем это ещё? — с шутливой интонацией, но с крайней заинтересованностью на самом деле спросил он, не спеша зашнуровывая ботинки. Довольно-таки долгая пауза для такого немудрёного разговора, и вот долгожданный, «хорошо» продуманный ответ:

— Мне… просто скучно есть одному. — Мукуро позволил себе поддаться и появиться в проёме двери, но ещё не в самой кухне, и непринуждённо опереться о стену, скрестив руки на груди. Фран лишь чуть-чуть успел расковырять яичницу: из неё полился вкусный желток, растекаясь по тарелке. Его взгляд был полон каких-то смешанных чувств. Ай, как неосторожно с его стороны!..

— Скучно, говоришь? — Мужчина всё же переступил запретную черту порога и вошёл в светлую кухню, подошёл к окну, ещё раз глянул на прохожих и на двор и развернулся к завтракающему, манерно всплеснув руками и добавив: — А мне, понимаешь ли, весело. Почему я должен в таком случае находиться рядом с объектом грусти и печали? Мне хорошо и радостно, я наслаждаюсь жизнью и тебе советую.

— Если честно, ничего более лживого я в своей жизни никогда не слышал, — усмехнувшись, смело сказал парень, вновь натянув на себя маску. «А ты быстр…» — пронеслось в мыслях у его учителя. Фран продолжил: — Вы же всё врёте. Вы несчастливы. Я это вижу. А также одиноки. Я такой же. И я вас понимаю. Вижу насквозь.