Я без ума от французов (СИ)

Тиерсен замирает на секунду, но в нем, как и во всех них, любопытство всегда перевешивало. И он кивает, не поднимая руку до конца, но и не опуская обратно.

– Видишь ли, – Лефруа снова зябко кутается в халат, – если не ошибаюсь, двенадцать лет назад я сделал одну вещь. Тогда мне казалось, что я спасаю свою семью, а теперь кажется наоборот. Ты ведь знаешь, о чем я говорю, Тиер, – Лефруа улыбается слишком широко для того, кто должен умереть. – Да, я говорю именно о тебе. О тебе и о нашей семье. У Мотьеров всегда были принципы. И один из них, основной, заключается в том, чтобы защищать и сохранять свою семью. Нет, я никогда не думал, что из тебя вырастет достойный наследник нашего дома. Но да, я спас твою жизнь, хотя это стоило мне больших денег, не меньшей нервотрепки и испорченных отношений с моими друзьями. Или ты думаешь, что все вот так легко поверили в нашу легенду? – он щурится. – На это были способны только Франсуа и его семья. Остальным требовалось заткнуть рты.

– Стоит затыкать рты из-за мальчишки, убившего по неосторожности, – Тиерсен морщится.

– Ох, дорогой мой, ты никогда не умел врать, – Лефруа качает головой. – У нас ведь есть три версии той истории, а не две, так? Но если ты их забыл, я не без удовольствия тебе напомню. Первая версия, – он говорит действительно с каким-то извращенным удовлетворением. – Та, которую я скормил всем. Бедная девочка, бедная Амели Тевьен поскользнулась на разлитом пунше и упала, разбив голову о край стола, так неаккуратно и грустно, – он цокает языком. – Но есть и вторая версия. Та, которую уже ты предложил нам. И по ней юный и вспыльчивый Тиерсен Мотьер, немного перебрав пунша, всего лишь поругался со своей невестой, во время ссоры толкнул ее, и она неловко упала, ударившись головой о все тот же проклятый стол. Но это все еще нелепая случайность, повлекшая за собой смерть, – Лефруа смотрит на Тиерсена безмятежно. – Звучит даже убедительно, на самом деле. Но все-таки третья версия – моя любимая. Ее мне рассказала моя маленькая Прис, – его голос неожиданно становится совсем больным и печальным, когда он произносит ее имя. – Она всегда любила подглядывать. И рассказывать о том, что видела. И вот тогда она видела… ты знаешь, что? – Тиерсен смотрит на Лефруа напряженно, но тот отвечает ему совершенно спокойным взглядом. – Абсолютно верно. Она увидела, как юный месье Тиерсен Мотьер, дождавшись, пока все покинут столовую, взял свою дорогую невесту Амели Тевьен за волосы и, сказав что-то, одним ударом раскроил ей череп о край стола. А после бросил уже мертвую бедняжку на пол, налил себе еще пунша и неровной походкой отправился в гостиную. И уже там бросил: “Кажется, она умерла”, когда его младший брат только распаковал свой рождественский подарок. Я нигде не ошибся?

– Это было двенадцать лет назад, – Тиерсен сжимает зубы.

– А, по-твоему, долги чести имеют срок давности? – Лефруа поднимает бровь. – Это не свод законов, которым можно подтереться. Двенадцать лет назад я спас твою жизнь, а потом уберег тебя от подобных случаев на столько времени, на сколько был способен, заставив Франсуа отправить тебя в академию, где ты мог сполна выражать свой гнев. Где рядом с тобой не было твоего младшего брата, ради возможности зажимать которого в каждом темном углу ты убил бедную девочку. И если бы не я, ты бы уже тогда получил срок, не думаю, что пожизненное, но получил бы, и Бог мне в свидетели, и сейчас бы гнил в тюрьме. Впрочем, это как раз вопрос времени. Я оградил тебя от всего этого, как мог, – Лефруа пожимает плечами, – но гнилой плод не превратить в спелый, как ни старайся.

– И какая тогда польза от того, что ты сделал? – просто выстрелить, Тиерсену надо просто выстрелить, но он никак не может прекратить слушать и говорить. – Если все равно все кончилось так? Лучше бы тогда сдал меня полиции, да?

– Нет, – ровно говорит Лефруа, качая головой, как будто он ждал этого вопроса. – Нет, Тиер. Даже знай я, что все повернется таким образом, я бы поступил точно так же. В конце концов, я все равно выиграл для тебя несколько лет, за которые ты наверняка обдумал то, что произошло. И пусть эти мысли в итоге привели тебя сюда… я просто старался защитить тебя. Тебя и семью. Это все, чего я когда-либо хотел, – Лефруа разводит руками, и его взгляд неожиданно становится каким-то растерянным и беззащитным. – Я старался защитить своих братьев, одного – от его пристрастий, другого – от его детей. Старался защитить своих племянников, тебя от себя самого, Селестина от усталости и тяжести работы, и свою дочь – от неудачного замужества, и свою племянницу – от слишком сильной любви ее отца. Я всегда защищал свою семью, и, если вдуматься, каждый из вас имеет свой долг передо мной. Но, Тиерсен Мотьер, – он намеренно выделяет это слово, – это твой и только твой выбор, выстрелить или нет. В любом случае, не так обидно умирать, когда ты сделал все, что мог и должен был, – Лефруа стоит перед Тиерсеном, и лицо его расслаблено, хотя сейчас он действительно выглядит очень уставшим и больным человеком. Но его братья мертвы, племянница похищена, племянники хотят его убить, а любимая дочь помогает им, и ему есть, от чего не улыбаться. И Тиерсен молчит довольно долго, но Лефруа не меняет выражение лица и больше ничего не говорит. Он потерял всю свою семью – самое дорогое для себя – так быстро, невозможно быстро… Тиерсен не должен думать об этом, но, вздохнув, он прикрывает глаза и все-таки опускает руку.

– Долги чести и правда не имеют сроков, дядя, – он говорит, и голос его совсем чуть подрагивает. – А я умею их платить. Ты действительно последний Мотьер, тот, кто всегда давал семье куда больше, чем она ему. Но что ты можешь дать мне сейчас?

– Еще что-то? – Лефруа тихо смеется. – Ну что же, я готов забыть все разногласия с тобой и твоим братом. А еще уйти на пенсию и переписать на вас большую часть состояния, оставив себе только что-нибудь на нормальную старость. Это выйдет так же, как если бы ты убил меня, только без моей смерти.

– Звучит неплохо, – Тиерсен снова вздыхает. – Ладно, – он говорит внезапно легко, – ты можешь идти. Только я заберу машину, придется тебе немного прогуляться пешком. Твоя вилла вон там, – он указывает пистолетом направление. – И я не буду стрелять в спину.

Лефруа смотрит на него недоверчиво, но только несколько секунд, в следующие инстинкт самосохранения даже у него преобладает над логикой и холодностью, и он резко срывается с места, бегом направляясь в лес, нелепо вскидывая ноги в мягких тапочках.

– Да какого же хера он творит?! – Цицеро чуть не подскакивает на месте, изумленно глядя в прицел. Но с его позиции попасть из снайперской винтовки в бегущего человека почти невозможно, и ему остается только с ругательствами подхватить ее и торопливо направиться глубже в лес. И Селестин бы что-то ему возразил, но он тоже не понимает происходящего абсолютно, поэтому только спешит вслед за Цицеро.

– Это не может быть каким-нибудь планом? – он едва успевает сказать, от выбранной Цицеро скорости и дышать-то трудно.

– За такие планы бубенчики надо с корнем вырывать! – огрызается Цицеро на бегу, и его дыхание почти не сбивается, хотя винтовку явно нельзя назвать ни легкой, ни удобной. Но Селестин предусмотрительно ничего не спрашивает больше, стараясь только не упасть во время спуска и проклиная свою идею на всех языках, которые знает.

– Что ты делаешь?! – Тиерсен первый раз слышит, как Мария кричит, и это даже оглушает его, перебивая все звуки леса. Она мгновенно появляется рядом, разъяренная, и ее глаза горят ярко-красным.

– То, что я должен делать, – но Тиерсен отвечает спокойно, убирая пистолет за пояс. – Жизнь за жизнь, все честно.

– Ты понимаешь, что говоришь?! – и нет больше ничего доброго и беззащитного в острых чертах, только невыносимая, яркая злость. – Ты ломаешь все, ломаешь свою судьбу, ломаешь свое предназначение!

– Знаешь, ты сказала, что у меня нет выбора, – все так же спокойно говорит Тиерсен, направляясь вслед убежавшему Лефруа и сунув руки в карманы. – Но вот – я только что его сделал. И если это действительно судьба… проверим? – он смеется, пока Мария озлобленно молчит, и чувствует такую легкость на душе, которой давно уже не ощущал.