Hate This and I'll love you (СИ)

— Когда ты игнорируешь логику, чтобы оставаться с человеком, о котором ты заботишься больше, чем о ком-либо ещё. Когда ты теряешь контроль, когда твои глаза сияют, а ты борешься с улыбкой. Когда ты иногда проигрываешь. Любовь — это то, что ты точно, несомненно чувствуешь к нему.

Она захватила всё его внимание, загипнотизировала его своими словами.

— Когда ты нуждаешься в его приказах, когда ты боишься, потому что никогда не ощущал это прежде. Это желание, с которым ты пытаешься бороться, голод, который ты не можешь насытить, жажда, которую не можешь утолить. Это нелогичные, иррациональные, непреодолимые эмоции, которые ты не можешь заставить замолчать…

Наконец-то. Его глаза широко раскрылись, и он резко втянул воздух, как будто она физически ударила его.

— Теперь ты видишь…

Она встала на носочки и зашептала в его ухо:

— Любовь, мой бедный, родной, милый Спок, это то, что ты чувствуешь, когда Джим Кирк смотрит на тебя.

========== Глава 5. Вечером ==========

«Вам мороженое сегодня не дадут»

— Ещё одно смещение траектории, сэр, нас притягивает, сила притяжения стремительно увеличивается.

Джим встал со своего кресла и подошёл к контрольной панели.

— Мистер Ривз, выровняйте, — приказал он. Инженер, казалось, нервничал под внимательным взглядом капитана, но, к облегчению Джима, на его работе это не сказалось.

И после десяти секунд тишины…

— Сила продолжает расти, капитан, — сказал Карл Джигер из научного отдела.

— Но… — Джим проверил контроллеры ещё раз. Ривз всё сделал верно, он был в этом уверен. И до сих пор…

— Нас продолжает притягивать, сэр.

— Двигатели не отвечают, — пробормотал он, делая ещё одну попытку. — Почему двигатели не отвечают?

Ривз встал со стула, и Джим попробовал все комбинации клавиш, которые могли обойти эту странную блокировку, но консоль была мертва. Она не работала, а он не мог управлять своим кораблём.

Он потерял контроль.

— Капитан, наша скорость увеличивается, мы снижаемся.

— Ладно, — выдохнул он. — Мисс Сандэрс, вызовите мне мистера Скотта и спросите, какого дьявола наши двигатели не реагируют на команды с мостика.

— Сэр, я не могу… какие-то… помехи во внутренней связи! — старшина Сандэрс с ужасом смотрела на свою панель.

— Что? Радиатор не мог на неё повлиять, вы уверены?

— Я… может быть… Я не знаю, капитан, лейтенант Ухура, возможно…

— Лейтенант Ухура больна, решать должна ты, Кэтти, — он строго удерживал её взгляд, пока она глубоко не вздохнула и не вернулась к работе. — А теперь, мы уверены, что все каналы непригодны?

— Я… да, сэр, как будто мы отрезаны. Но… — она нахмурилась и прокрутила несколько датчиков. — Доступны только входящие каналы. Мы можем принимать сообщения, но не передавать их.

Но это сказало всё, о чём Джиму нужно было знать; единственный способ заблокировать управление с мостика таким образом — это умышленная диверсия. И устроить такое можно было только внизу, в инженерной, из чего следовало, что они либо подняли бунт, либо, что более вероятно, болезнь дошла и до владений Скотти. Джим был абсолютно уверен, какой версии он отдаст предпочтение.

— Указания, капитан?

Он вернулся к себе и грубо подавил панику сразу, как только понял, что обязан сделать; его разум взял вверх.

— Ладно, ладно, мистер Моррисон, изолируйте палубу 5.

— Но, сэр, мистер Спок, скорее всего, всё ещё в лазарете…

— Изолируйте её сейчас же.

— Так точно, капитан.

Джим ждал, затаив дыхание, часть его уже сомневалась в том, что…

— Сэр, мы полностью потеряли ручное управление. Я не могу изолировать палубу 5.

Он не должен показывать волнения.

— Хорошо, я спущусь в инженерную, узнаю, что за фигня там творится, и — слушайте. Вы все.

Все находящиеся на мостике люди повернулись к нему и посмотрели с нерушимой верой в его способность спасти ситуацию.

— Не пускайте сюда никого. Если мы потеряем мостик, мы потеряем всё. Я знаю, что у нас пока нет ручного управления, но я спущусь вниз и всё исправлю, и мы уйдём на варпе отсюда в безопасное место, я обещаю. Ещё: болезнь передаётся через прямое прикосновение. Так что не трогайте никого просто на всякий случай. Я знаю: это паршиво, — несколько слабых, нервных смешков. Джим хотел добавить ещё, может быть, пару смелых, воодушевляющих слов. Но на это не было времени, и он всё равно никогда не был мастером вдохновляющих речей. — Просто… верьте мне.

Он покинул мостик и зашёл в турболифт, прислонившись к стене и сделав глубокий, дрожащий вздох.

— Внимание всем членам экипажа!

Что за…

Голос Чехова отдавался эхом по всему кораблю. Это само по себе не было б чем-то удивительным, если б Джим не видел парня в последний раз направляющимся в лазарет для лечения. Хотя, с другой стороны, Сулу обнажился по пояс и размахивал мечом, так что он думал, что хуже быть уже не могло.

— Теперь я управляю Энтерпрайзом!

Или нет.

— Настало время вечеринок, водки и танцев!

Господи боже.

— И мороженого!

Турболифт открылся, и Джим немедленно бросился бежать к инженерной палубе. От главной комнаты его отделяли два коридора и одна дверь, и он надеялся, что никто не побеспокоился заблокировать её. И всё же он обогнул угол и рванул на полной скорости, опасаясь худшего…

— Капитан!

Джим, споткнувшись, остановился и вытаращил глаза.

Все инженеры экипажа до последнего работающего человека на гигантской станции стояли за запертыми дверьми. А мистер Скотт, кажется, держал фазер.

— Скотти?

— Что… вы в порядке, капитан? — обеспокоенно спросил Скотт. Джим взглянул вниз, на свою грудь, и понял, что, возможно, выглядит немного скверно с располосованной рубашкой и кровью.

— Всё не так плохо, как выглядит, — быстро ответил он. Что никого не успокоило, потому что он определённо не в первый раз так врал, но, по крайней мере, инженер больше не задавал вопросов; ситуация была слишком серьёзной для этого.

— Что здесь происходит?

— Чехов запер нас здесь, капитан! — возмущённо сказал Скотт.

— Что за… как?

— Он был здесь минут десять назад и угрожал заразить всех нас, пока мы не ушли! Я слышал мисс Рэнд по внутренней связи, сэр, если бы он нас коснулся, мы бы все подхватили болезнь.

Джим кивнул, он был рад видеть, что, хотя бедняжка и говорил крайне огорчённо, он уже пытался найти путь назад.

— Он коснулся кого-нибудь?

— Нет.

— Хорошо. Я полагаю, что он управляет всеми дверьми?

— Всей системой, так точно. Хоть убейте, не знаю, как он это сделал, при этом не выключив рулевое управление.

— Ага, ну что я могу сказать, в роли пилота у меня неопытный инженер, навигатора нет, так что это, несомненно, возможно. И не забывай: это же Чехов, он болен и обдолбан, но этот ребёнок — всё ещё тот грёбаный гений.

— Если я смогу пробраться туда, у нас есть шанс вернуть подачу энергии. Может быть, даже вовремя, чтобы убраться отсюда, — сказал Скотт, направляя свой фазер обратно на панель и разрезая её; он делал это невероятно медленно, так, чтобы не заблокировать систему окончательно, что произойдёт, если поджарить не тот провод.

— Но он же не отрубил основное питание? — спросил Джим, мгновенно представив ужасную картину. Если Чехов сделал это, им потребуется тридцать минут, чтобы перезапустить двигатели… Он прикинул, что без ручного управления примерно столько времени потребуется Пси 2000, чтобы окончательно притянуть их, и Энтерпрайз будет потеряна.

— Пока нет, — мрачно ответил Скотт.

— Эта песня называется «Баба сеяла горох», она старая и народная! — послышался из колонок голос Чехова.

Джим шёл по яркому коридору к ближайшему экрану, видя на тёмном полу собственное обеспокоенное, смотрящее на себя снизу вверх отражение со стекающими по груди красными каплями.

— А ещё она русская! Но, конечно же, это очевидно.

Вскоре после этого он нашёл экран с изображением молодого энсина; Чехов полностью погрузился в песню, счастливо развалившись в кресле, на котором сидел, безусловно, больной. Джим мысленно вернулся на мостик к распростёртому на полу Сулу. Но что ещё он мог сделать? Любой, кто попытался бы передвинуть его, заразился бы, так что он не мог отнести его в лазарет, он даже не знал, функционирует ли тот вообще… По крайней мере, они отобрали у него меч, да? Никто же не будет им размахивать, верно?