Hate This and I'll love you (СИ)

========== Пролог ==========

Есть кое-что, что можно сказать о способности человеческого мозга испытывать эмоции. Будь то отклик на внешние раздражители или просто идея, которая вызывает ответную реакцию, тонкости того, что мы называем мышлением и процессом чувствования, являются, по крайней мере пока, неисследованными. Действительно, где-то здесь задействованы гормоны, но даже на текущую Звёздную дату этот процесс ещё не был объяснён с подобающей точностью.

Разум капитана Кирка не являлся исключением по отношению к этой идее в той её части, что он не был изучен точно или корректно. Некий первый офицер мог бы заметить, что разум Джима в действительности менее точно объяснён, чем умы других людей, и попытка сделать нечто столь же крайне-крайне сложное — это, возможно, не то, что вышеупомянутый первый офицер порекомендовал бы делать кому-либо, кто не являлся коммандером-наполовину-человеком-наполовину-вулканцем по имени Спок (на самом деле, он бы порекомендовал обратное).

Джим бы выразил это по-другому и просто заявил бы, что его разум фантастически незауряден.

Но достаточно сказать, что, вопреки различным и противоборствующим мнениям, разум Джима был экстраординарным.

Он был эрудированным (до степени гениальности), сострадательным, сообразительным, сильным, самоотверженным (до степени крайней опасности), порою импульсивным и не боящимся практически ничего (включая, в частности, личное пространство, смерть, сам страх, темноту, астероидные поля, полёт без применения реактивной тяги, исследование чего угодно, приключения, насмешку, неоднократные унижения, высоту и разные, новые или необычные идеи, персоны или сексуальные позиции).

Факт в том, что разум Джима был потрясающе индивидуален.

И он становился одержимым Споком.

Потому что разум Спока был гениальным и ярким, как искрящийся на волнах солнечный свет, и ещё он был огромным и увлекательно чужеродным, как глубочайший океан. И Проблема Джима началась с этой мысли; и все последующие подобные мысли, и все поэтические метафоры, используемые для их иллюстрирования, и увеличивающаяся частота их повторений (и мыслей, и метафор) всегда были связаны со Споком.

И Проблема, как он с любовью о ней думал, безусловно, началась с разума Спока. Да, разум Спока был вызовом и испытанием, целью, которую он хотел достичь, плотиной, которую он мечтал разрушить, вопросом, на который он желал найти ответ, спокойствием, чтобы его испытывать, реакцией в ответ на провокации… океаном, который он жаждал исследовать.

Но это ещё не всё. Маленькая подлая дрянь.

Проблема была водворена в сознание Джима с помощью (расположенных по увеличению отчаяния) метафор. Она расположилась там с удобством. Она росла. Она находилась в центре внимания и процветала. Она давала о себе знать мгновенно, как только у Джима появлялась секунда свободного времени. Он брал работы в три раза больше, чем стоит здравомыслящему капитану, но она медленно и неотвратимо надвигалась на него, когда он меньше всего ожидал: когда главный офицер по медицине заставлял его сложить с себя капитанские обязанности, когда он спал, был в душе… однажды, когда он ел салат из огурцов. Это отвратило Джима от овощей навсегда.

Блеск глаз Спока говорил Джиму, что Спок счастлив (хотя тот мог после это отрицать, если спросить, что Джим делал неизменно, а потом доставал его этим). Поднятие брови могло означать пять разных вещей в зависимости от комбинаций с почти незаметно приподнятыми уголками губ или тем, как он их поджимал. Подёргивание мышц оповещало о злости, а сжатые челюсти — о печали.

Потом Джим поймал себя на рассматривании челюсти Спока без необходимости поиска признаков грусти. Просто так, без причин. Или на разглядывании ушей Спока с их градацией зелёного, или на совершенно безосновательной идиотской ухмылке.

Но он не замечал этого, пока однажды не осознал, что с открытым ртом пялится на голого по пояс Спока, занимающегося в тренажёрном зале. Это, действительно, просто случилось в буквальном смысле слова, Джим был шокирован, и восхищение открывшимся не было просто оборотом речи: честное слово, он мог бы пустить слюни (хотя он не был готов игнорировать необходимость после менять рубашку или истеричный смех Боунса, который не остановился бы, пока кто-нибудь не дал бы ему пощёчину). В конце концов, это было бы просто безумно неловко… как минимум…

Но это не подготовило Джима к приближающимся испытаниям, и, возможно, только потому, что его разум был шедевральным, они всё ещё живы, чтобы говорить об этом.

Или нет…

…в смысле, не говорить об этом. Они живы, конечно.

Они просто… могут решить это не обсуждать.

Хотя всё-таки могли бы подумать.

В любом случае… это история о времени, когда истинные чувства каждого были вынесены наружу.

На один день.

Комментарий к Пролог

п/а.

Это только начало.

Мухахахахаха!

Как я упомянула в описании, фик будет основан на серии ОХРЕНИТЕЛЬНО НЕВЕРОЯТНОГО TOS, которая называется “Время обнажиться” (да, все верно, она именно так и называется ;), которую я пересмотрела пару дней назад, и позвольте сказать вам, ребята, что она СДЕЛАНА из ПОТРЯСАЮЩЕГО и ПРИПРАВЛЕНА НЕВЕРОЯТНЫМ. В ней есть все, и я имею в виду все (за исключением Чехова! Но я впишу его сюда, потому что это, в конце концов, перезапись перезапуска!).

В любом случае знаете ли вы, что число просмотров в итоге становится прямо пропорциональным скорости, с которой выкладывается следующая глава??? Просто факт, с которым я ничего не могу поделать! Правда это интересно?

*хихиканье*

Я просто люблю хихикать.

п/п

Чаще всего комментарии автора настолько же бессмысленны, как этот. Так что у меня возник такой вопрос: вам интересно их читать? Стоит ли их вообще переводить?

========== Глава 1. Замерзли там ==========

«Он замёрз там, будто ему было всё равно».

В итоге озарение приходит из-за чего-то простого, чего-то глупого.

Джим вместе со Скотти и его инженерами был в транспортаторной, наблюдая за благополучной телепортацией на планету Пси 2000 своего первого помощника и молодого лейтенанта Джо Тормолена. Основной миссией Энтерпрайза было наблюдение за неизбежной гибелью планеты и принятие на борт группы учёных, находящихся на ней. Сканеры Спока обнаружили их базу, но Ухура не смогла принять или передать никаких сигналов, так что Джим приказал вулканцу и лейтенанту спуститься вниз для расследования.

С ними был ещё и Маккой, закончивший обязательную проверку защитных костюмов, так как существовал высокий риск радиационного заражения и температурных колебаний, и, да, это была стандартная процедура. И Джим подумал, что было мило со стороны доктора убедиться, что его подчинённые в безопасности и не будут насмерть заморожены или отравлены, но…

Эти костюмы выглядели нелепо.

Серьёзно, на грани преступного.

Они были яркими, глянцевыми, блестели оранжевым, что ужасно сочеталось с прелестной бледно-зелёной кожей Спока, и хрустели при каждом шаге, и Джим старался изо всех сил не взорваться приступом смеха по большей части потому, что это не приличествует делать Мужчине, не говоря уже о капитане космического корабля, но ещё и потому, что он не хотел заставлять Спока чувствовать себя неловко (хотя вероятность этого была очень мала, так как это, в конце концов, был Спок).

Так что он придал своему лицу настолько серьёзное и профессиональное выражение, насколько мог. И, возможно, ему не стоило кусать свой кулак, чтобы сдержаться.

Но потом его первый офицер надел на голову шлем, и Джим не смог ничего с собой поделать. Этикет полетел ко всем чертям. Протокол был затоптан стадом голодных сехлатов. Директива поведения капитана (что бы это ни значило) стала больше рекомендацией, чем настоящим правилом.

Джим засмеялся громко, весело и бесцеремонно, сверкая глазами и давясь воздухом. Он даже нагнулся над контрольной панелью, оставаясь в вертикальном положении, так сильно он трясся.