... не войной...(СИ)

— Интересно, много здесь снега зимой?

Пес поднял голову с подстилки у камина и широко зевнул.

========== 44. «Ты не в Лондоне» ==========

Энтузиазм Гарри угас к полудню следующего дня, когда черное тяжелое небо разразилось таким ливнем, что даже Берни провел на улице не больше минуты. Гарри оттирал лужу, натекшую у двери, и подталкивал пса к огню, обещая, что таким мокрым дальше порога он его больше не пустит. Кажется, тот так и не понял, в чем провинился. В маленькой, пахнущей прогоревшими дровами гостиной можно было только валяться на кровати да вспоминать. Он предпринял очередную вылазку на второй этаж, словно в другой мир или соседний город, пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, что напоминало бы о старых хозяевах. Пустячок, мелочь вроде огрызка карандаша, фотографии или сломанной детской игрушки — что-то, что раньше принадлежало Снейпу. Старый шарф он и вовсе счел бы подарком судьбы. Но дом был очищен от следов пребывания людей, так тщательно, словно в нем поработала команда эльфов, и даже старые простыни в комоде пахли порошком и цветочной отдушкой, скорее напоминая Литтл-Уингинг.

Гарри давно перестал страдать от одиночества, как бывало в раннем детстве. На самом деле он не был одинок. У него были друзья и враги — ведь это тоже значит, что кому-то до тебя есть дело. И Сириус, и Берни. И Снейп. За последний год он сменил четыре убежища, но ни разу не чувствовал себя таким брошенным, несмотря на пачку писем и длинный темный волос, уложенный за неимением медальона в кофейную чашку. В доме не раздавалось посторонних звуков — лишь барабанящий дождь, потрескивающий огонь и легкое поскуливание Берни. Должно быть, тому снилось, как он гоняет добычу или несется вдоль улицы, потому что лапы пса подергивались во сне. У Гарри была масса времени и совершенно никаких забот кроме того, не сбежит ли закипающая вода на огонь и не затянет ли комнату удушливым чадом. Все, что оставалось — размышлять, вспоминать и ждать.

Воспоминаний он пугался. Каждый раз, начиная думать о событиях последнего года, он мысленно оказывался с Северусом рядом. Возле. С ним. Под ним. Или на нем. И всегда это заканчивалось тем, что он сбрасывал брюки, широко разводил колени и громко стонал, водя ладонями по телу и насаживаясь на свои пальцы. Пес вскидывался от его стонов, нервно бил хвостом и скалился в пустоту, очевидно, ожидая нападения невидимых врагов, так испугавших хозяина, но из головы Гарри улетучивались все мысли, кроме одной, и та оседала капельками пота на простынях, спермой на животе и кровью на прокушенных губах. Северус, Северус, Северус. Весна казалась ему такой же далекой, как Марс или остров Огненная Земля.

Поэтому в следующую пятницу Гарри цеплялся руками за край кровати и как можно дольше возился в кухне, заваривая кашу из пакета, лишь бы не вылететь из дома под проливной дождь раньше, чем хозяин откроет дверь универсального магазинчика.

Белый конверт вновь оказался на самом верху, а под ним — то же письмо для адресата с нечитаемой фамилией — слишком много «джи» и двойных «л», чтобы разобрать. Похоже, почту здесь не получали. Хозяин лавки пристально взглянул на него, и Гарри предпочел подхватить драгоценный конверт и быстро выскользнуть под дождь, не дожидаясь, пока лавочник предложит что-то купить.

Письмо, которое он бережно хранил под курткой от ливня, пока бежал, обгоняя Берни, до самого дома, вновь было надписано аккуратным круглым почерком, на этот раз со штемпелем отделения в Гринвиче.

Тонкие листки, переписанные газетные статьи — и вот! Опять отдельный конверт! Гарри нетерпеливо распечатал сокровище, и ему показалось, что линованные страницы едва уловимо пахнут лавандой и бренди.

«Всю неделю, — писал ему Снейп, — я не мог отделаться от воспоминаний о своем давнем знакомом. Это очень странное чувство, будто кто-то незримо присутствует рядом с тобой. Я знаю его много лет и, надо сказать, ненавидел с первого дня нашей встречи. Он сам давал мне поводы для нападок, а я не желал спустить ему этих провокаций. Я не мог не понимать его влияния на события моей жизни и все же не был обязан хорошо относиться. Позже обстоятельства вынужденно не свели нас под одной крышей, и в то время я ненавидел всех причастных к этому, но все же другого выхода не видел, а после счел свою жизнь оконченной.

Почему-то он, единственный из всех понимавших, что дни и часы мои сочтены, воспротивился этому. С тех пор произошло слишком много событий и не проходило и минуты, чтобы я не скрывал, как изменились мои чувства. Это было не так уж сложно, тем более для меня. Мы стали близки, и — Мерлин свидетель — не я первый начал. Не понимаю, что именно так распалило его желание, и до сих пор склонен приписывать это его темпераменту и долгому воздержанию. Но летний день, когда он вернулся после недолгой разлуки, до сих пор не вычеркнуть из памяти. Впрочем, это ерунда…» — листок трепетал в пальцах Гарри так, что пришлось положить его на стол и низко наклониться, вчитываясь в четкие буквы.

«Я все еще надеюсь, что у него хватит разума найти покой и счастье там, куда его забросила судьба, и, может быть, впервые в жизни вести себя рационально и осторожно. Не сомневаюсь — у него получится. Впрочем, все это досужие размышления, и мои заметки просто чтобы развеяться от осенней хандры. Немудрено умирать от тоски, когда за окном третий день дождь и дом словно вымер — ни шороха, ни звука, и даже осенние цветы посреди клумбы превратились в гниющие, подернутые наледью скелеты. Весной на их месте распустятся крокусы, я всегда любил их».

Страница кончалась, словно вновь была вырвана из дневника. Гарри моргал, считал вслух, чтобы выровнять дыхание, лишь бы сразу не заорать в потолок: да, Северус! Да, я буду очень осторожен, я доживу до весны и сам — черт возьми! — посажу эти гребаные крокусы у крыльца, чтобы ты мог их увидеть. Несколько пергаментных листков опять были исписаны статьями: ничего особо интересного — декрет об образовании, учреждение особой комиссии по делам полукровок и магглорожденных (имя главы показалось смутно знакомым); очередная статья Риты, начинающая цикл о судьбах погибших магов; маленькое объявление об открытии магазина братьев Уизли.

Об этом же писал Рон, вычеркивая и переделывая строчку за строчкой. Он ждал Гарри в Хогсмиде. На месте «Сладкого королевства» все еще развалины, но «Три метлы», как оказалось, проработали всю войну. Джинни встречается с Дином Томасом, все вечера команды по квиддичу проводят за ремонтом и обкаткой застоявшихся метел. «Наверное, я не дождусь здесь Рождества, если Гермиона не прикует меня наручниками к статуе горгульи. Мне понравилось в Румынии. Может быть, туда, если нет — то к Фреду и Джорджу. Мама передает тебе привет».

Гермиона настойчиво твердила о необходимости возвращения в Хогвартс, делилась школьными сплетнями и сетовала на то, что не сумела выбраться в Хогсмид, «пока не обновили списки магглорожденных». Казалось, в школе все вернулось на свои места, как было два года назад, до Турнира Трех Волшебников.

18 ноября

Фабрика оказалась джутовой — с полным двором громадных катушек шпагата и горами мешковины — и точно такой, какую Гарри видел в одном историческом фильме Би-Би-Си, с закопченными кирпичными стенами и высокой сводчатой крышей. Он проскользнул в ворота следом за небольшой группой мрачных молчаливых мужчин, бедно одетых женщин и подростков — смуглых и узкоглазых, болтающих между собой на незнакомом языке. Мальчишки казались намного младше его самого, почти первокурсниками, и он представил, как они входили бы в Большой зал Хогвартса и так же переговаривались между собой, боясь взглянуть на профессоров и старших учеников. Гарри приметил аккуратно причесанную даму в дорогом пальто и сапожках на каблуках и отправился вслед за ней к двухэтажному отдельно стоящему зданию.

— Английский понимаешь? — вдруг обернувшись, спросила она, презрительно глядя на Гарри.

От неожиданности он только кивнул.

— Три фунта в час, если нет документов, два — если еще нет шестнадцати. Один прогул — на воздух. Ищи мистера Брукса возле цехов. Пошел.