... не войной...(СИ)

Гарри выбрал важные предметы, оставив другие в стороне, и теперь тратил по меньшей мере пять фунтов в неделю на бумагу, ручки и посылки с литературой из ближайшей библиотеки. До весны оставалось шесть недель.

*

Письма перестали приходить в середине февраля.

Второго марта Гарри купил плоскую бутылку дешевого бренди и напился посреди идеально прибранного дома. И повторил это девятого. Двенадцатого, вернувшись с фабрики, он обнаружил между дверью и косяком сложенную вчетверо записку, написанную аккуратным округлым почерком: «Не могу тебя найти и ждать тоже не могу. Даже не знаю, живешь ли ты еще здесь. Гарри, нам нужно поговорить. Буду ждать тебя в Лондоне завтра после полудня, паб «Морж и Плотник» возле станции Кингс-Кросс, ты знаешь, где это».

В бумажку были завернуты купюры, очевидно, на проезд. Деньги у него были, а вот сердце разом исчезло из груди. Очевидно, все сложилось хуже, чем он мог предположить, раз неизвестный посредник позвал его на встречу.

— Или специально выманивает в Лондон, — шепнул на задворках сознания голос, до боли похожий на Снейпа. Гарри загнал его поглубже, пока лихорадочно думал, что даже тот, кому доверяли эту странную переписку, мог оказаться предателем или попасть под Империус.

Он бросил в рюкзак самое ценное — письма и все накопленные деньги, еще раз залил камин водой и привязал веревку к ошейнику Берни. Тот чувствовал нервное напряжение хозяина и не пытался сопротивляться. До дороги, ведущей на юг, они добрались в полной темноте.

========== 45. «Северус Снейп. Твой» ==========

13 марта

За столиком в углу, в компании переполненной пепельницы и едва початого бокала пива, его дожидалась Джин Грейнджер.

— Это вы?! — Гарри не мог сдержать удивление. Он много раз думал, кому Снейп доверил их общую тайну, но почему-то ни разу не вспомнил о матери Гермионы. А ведь когда-то он без колебаний вручил этой сероглазой женщине собственную жизнь. Только сейчас, стоя на пороге людного паба, он убедился, что все еще хуже, чем он мог себе представить. Отряд воскресших Пожирателей во главе с Волдемортом показался бы ему меньшим из зол. Он с трудом пробрался за дальний столик и рухнул на стул. Джин Грейнджер улыбнулась профессионально-врачебной улыбкой и подвинула ему стакан теплого сока.

— Ты все еще живешь там? Дом выглядит необитаемым, а город…

— К нему можно привыкнуть, но поначалу кажется кошмаром.

— Представляю, — ее улыбка медленно таяла, превращаясь в грустную гримасу. — Это я убирала дом. Мистер Снейп дал мне такой странный… индикатор. Если он гудел и светился — вещь следовало выбросить. Интересная штука, до сих пор у меня.

— Вы начинаете издалека, — прошептал Гарри. — Сейчас спросите, как мои успехи в учебе и что я ел на обед. Потом предложите пирожное. Или плюшевую игрушку, как делаете в своем кабинете. А я уже сошел с ума. Что со Снейпом?!

Очевидно, он пытался вскочить, потому что небольшая крепкая рука Джин успела поймать его за локоть и удержать.

— Пожалуйста, не волнуйся, — сказала она, смутилась и быстро затараторила, вдруг став похожей на свою дочь, оправдывающуюся за опоздание на урок. — То есть да, ты имеешь право волноваться, я ведь ничего не объяснила. У меня тут… — она потянулась к сумке, — успокоительные капли. Хочешь?

Гарри изо всех сил замотал головой и зажал рот руками, чтобы не закричать.

— Послушай, Гарри, — уже твердо продолжила она, — как ты уже понял, мистер Снейп доверял мне. Я обещала ему не говорить тебе ни слова, но…

— Стойте! — само собой вырвалось у Гарри. — Это может быть опасно. Вы давали ему какую-то клятву?

— Конечно. Но иногда их можно слегка нарушить.

— Вы стояли на коленях, протягивали руку, и такие ленты огня…

— О нет, ничего магического.

— Тогда говорите!

— Я уважаю мистера Снейпа и догадываюсь, что вас с ним связывает нечто… О, я никого не осуждаю, это не мое право. Когда он пришел прошлой осенью и попросил помочь подготовить для тебя дом…

— И вы поверили призраку? — он старался, чтобы голос не дрожал. Похоже, не удалось.

Джин усмехнулась ласково и сочувственно.

— Я врач. Изменение пульса, реакция зрачков и радужки, пусть и таких странных, как у мистера Снейпа, запах, глубина дыхания и температура кожных покровов… Если в нашу первую с вами встречу он хотел, чтобы я считала его призраком, значит, у него были на то причины. По рассказам Гермионы он не производил впечатления глупца, и в дальнейшем я в этом убедилась. И он… Ты на самом деле ему не безразличен.

— Я догадываюсь, — пересохшие губы едва слушались, но он все еще не решался пригубить предложенный сок. — Все, наркоз подействовал, давайте уже, режьте.

Джин Грейнджер потянулась к сумочке и достала небольшой пакет, упакованный в плотную бумагу.

— Это я должна была отправить тебе, как пересылала письма все это время. И поклялась, что сделаю это спустя четыре недели с момента той встречи, когда он вручил его мне, если он не найдет меня раньше. Тогда я должна была вернуть все это ему, не вскрывая. Срок истекает послезавтра, но мы улетаем в Европу на десять дней, и поэтому… Вот… Я нарушила обещание, да, но разве это так уж важно? Ведь раньше — не позже.

Гарри с трудом сдержался — дослушал, так и не выдернув сверток из ее рук, но ему потребовалось все самообладание, чтобы не закричать, когда он развернул обертку.

Сквозь влажные ресницы он смотрел на длинный темно-синий футляр, гладил его по краю кончиками пальцев и боялся — черт возьми, боялся! — открыть крышку. Он точно знал, что внутри.

Как он мог поверить? Наивно, всей душой поверить Снейпу, что они непременно встретятся весной? Дурак, идиот, последний кретин — ведь Снейп ни разу не написал ему «когда я вернусь» или «когда мы увидимся». Только «если» и «если бы». И цветы у крыльца, которые он посадил после заморозков и аккуратно укрывал пленкой, чтобы не вымерзли клубни — кому они теперь нужны? Разве что на могилу.

Джин Грейнджер звякнула бокалом о край пепельницы, и этим вернула его в реальный мир.

— Он… С ним что-то случилось, да? Как, когда?

— Почему ты так решил? Открой. Возможно, содержимое что-то прояснит.

— Я знаю, что там — мой ему подарок.

Сверкающая лаком и серебряной стрелкой ручка аккуратно лежала в бархатном углублении, как в первый день, когда Гарри увидел ее на витрине магазина.

— Там, кажется, записка, — перегнулась через стол и заглянула в футляр Джин.

«Гарри, мой дорогой!

Гарри, Гарри, Гарри! Я столько месяцев был лишен возможности написать твое имя — Гарри, Гарри, Гарри — что сейчас считаю это последним даром небес. Я знаю, Гарри, ты вновь возненавидишь меня, но все еще прошу: верь мне. Верь, что то, что сделано — не ради мести, не по глупости или от безысходности. Хочу ли я, чтобы ты был счастлив? Это мое самое большое желание. Последнее желание. Ты всегда почитал их священными. Есть множество способов быть счастливым, Гарри, и сейчас ты волен выбирать без опасений. Забрать из банка все деньги, купить дом, о котором ты мечтал, и бросить эту лачугу в Коукворте. Я был бы не против, чтобы ты сжег ее дотла. Если обратишься к Дамблдору — можешь вернуться в Хогвартс или поступить в маггловский колледж. Ты можешь делать все, что заблагорассудится — с завтрашнего дня никто больше не будет угрожать твоей жизни. Все переживают потери, Гарри, мой Гарри. Но ты слишком юн и слишком чист, чтобы сражаться так, как следует с хитрым и умным врагом. Я люблю тебя именно за это. Ты — мое сердце, никто не может жить без сердца.

Северус Снейп.

Твой.

P.S. Если хочешь еще одно — самое последнее желание, то вот оно: не смей винить других. Все будет так, как я сам решил, Гарри, Гарри, Гарри. Потери переживаются, юношеская любовь становится воспоминанием, а счастье неожиданно может найти тебя в гнусном и мрачном магическом особняке, уставившись зелеными глазами в стенку и бормоча всякие глупости».

Под рукой неожиданно оказалась салфетница, и куски дешевого пластика впились глубоко в пальцы, но Гарри сидел в абсолютной пустоте и тишине, словно не только шумный паб, но и весь мир поглотила зияющая пустота. У Северуса Снейпа никогда не было других причин для откровенности.