Две души Арчи Кремера (СИ)

– Улли? – повторил Пифий. Голос прозвучал против его воли угрюмо.

Арчи усмехнулся, взял чашку.

– Улли, – тихо повторил он. – Глупое имя. Но он носит его с достоинством. И имя становится достойным.

Пифий хотел знать куда больше. Но заставил себя спросить:

– А если не обращаться к Арту?

Арчи пожал плечами. И заговорил о другом: где именно он совершал ошибки, когда знакомился с солдатами. Что именно сделал не так и как это можно было сделать лучше. Пифий вынужден был участвовать в этом разговоре, хотя его интересовало совершенно другое – то, о чем Арчи предпочитал умолчать. Но и это было важно для Арчи – и для Пифия, и поэтому они говорили; Арчи время от времени отправлял краткие сюжеты на медиаюнит Пифия, они анализировали их. Словно это были учебные ролики, разыгранные для них незнакомыми актерами, а не оплошности самого Арчи.

В общем, кофе был отличным, разговор продуктивным. Арчи сообщил Пифию, что хочет съездить в город, отдохнуть, побродить, может, посидеть в кафе. Пифий пожелал приятного вечера; Арчи пожелал ему спокойной ночи.

В городе ему давно приглянулось кафе рядом с рекой. Можно бесконечно долго сидеть, глядеть на реку, и каждое мгновение она будет иной. Отличное место для того, чтобы подумать, поразмышлять, а если собраться с духом, то еще и помечтать.

Вопрос Пифия, который Арчи предпочел проигнорировать, беспокоил его самого и тем больше, чем в более сложные ситуации засовывало его провидение. Что будет, если не обращаться к Арту за бесконечными расчетами, анализом ситуаций, а довериться себе и действовать, полагаясь на свою собственную способность принимать решения? Арчи решился на это – в гарнизоне так раза три, наверное, и все ближе к концу стажировки; потому что он отлично понимал тогда, что помощь Арта – здоровская штука, но отнимает у Арчи слишком много времени, а майор Винце или сама ситуация требовали немедленных действий. В общем, это было возможно и даже оправдывало себя. Только Арчи, наверное, был слишком привычен жить в плену всяких «но». А может, действовал слишком рассудочно. А может, просто не был способен действовать самостоятельно. А может, просто трус.

========== Часть 26 ==========

Десятилетие проекта «Арчи 1.1» отмечалось не то чтобы с государственным размахом, но отмечалось. До этого дни рождения Арчи Кремера проходили в центре, устраивалась вечеринка для всех, Арчи натужно улыбался первые полчаса, а затем забивался в угол или вообще сбегал куда-нибудь и упрямо занимался будничными делами. Спроси его кто, любит ли он свои дни рождения, Арчи был задумался. Скорее да, чем нет. Хотя с другой стороны, скорей нет, чем да. Без таких празднеств было бы, наверное, проще. Хотя с ними веселей. А если мыслить чуть глобальней, то участники проекта имеют право порадоваться – крутись как хочешь, а Арчи им всем обязан очень многим. Хотя бы тем, что он жив до сих пор. И неплохо жив.

Другое дело первый круглый юбилей проекта. День рождения Арчи 1.1 – годовщину трансплантации – отмечать отказался сам Арчи: демонстративно не пришел на вечеринку, у него хватило духу отказаться принять от Зоннберга подарок. Он даже сказал:

– Празднуйте свой успех, хвалитесь, какие вы молодцы, что сделали ту операцию, я не против, но не обставляйте это как мой день рождения.

Зоннберг попытался переубедить его. Это, впрочем, было скорей коленным рефлексом, чем искренним желанием все-таки устроить праздник, основанным на искренней же уверенности в его необходимости. Отнюдь: Зоннберг просто не мог не отреагировать на противостояние подчиненного, он не мог противостоять желанию поспорить, возразить – не в последнюю очередь подчинить. Арчи смотрел на него пустыми глазами, и что-то подсказало Зоннбергу, а Пифий подтвердил, злорадно посмеиваясь, что Арчи запросто мог отключить слух и даже зрение и спокойнехонько смотреть какой-нибудь фильм, позволяя Арту мониторить внешнюю среду. Да, у него хватило бы дерзости. Нет, Пифий не считает, что это дерзость per se, это просто одна из методик Арчи Кремера по сохранению собственного «Я», которое, будем откровенны, треплют, полощут, деформируют и оскапливают все, кому не лень. И нет, Пифий не считает, что непроведение данного праздника каким бы то ни было образом отразится на боевом духе коллег, потому что, будем откровенны, повод для празднования – очень сомнительный. Это как устраивать торжества в честь признания некой абстрактной персоны недееспособной и приставления к недееспособной персоне соглядатая. По крайней мере, ситуация допускает такую интерпретацию.

А вот десятилетие проекта – совсем, категорически другое дело. Во-первых, для генштабовских. Во-вторых, для местных, центровских. И в-третьих, для Арчи Кремера. По порядку, пусть и с конца: Арчи Кремер, позволявший себе очень неприятные фразы в адрес этого вот проекта, был в общем и целом ему благодарен. Хотя воспоминания о трансплантации, о первом месяце после нее, о том, что ей предшествовало, были для него исключительно неприятны. Но Арчи Кремер жил, бодрствовал, совершал невероятные дела, наслаждался доступом к самым прогрессивным библиотекам и вообще как сыр в масле катался. Во-вторых: местные специалисты не просто поимели с этого проекта – даже в той его части, которая все-таки была разрешена к публикации, колоссальные дивиденды. Тут даже не о бюджете речь. Тут речь о возможностях исследования, о том, что достаточно не то чтобы составить самый щедрый бюджет для самого невероятного испытания, заполучить самую крутую лабораторию и самых крутых лаборантов – подумать об этом, и у тебя все будет. В общем, на Арчи Кремере делали впечатляющие карьеры, защищали диссертации и получали разные степени-звания.

А про генштабовских что говорить – они решились на невероятную авантюру, что, в принципе, для них не внове. Они убедились, что авантюра оказалась успешной, что, прямо скажем, не всегда данность. И они уже получили многократное количество подтвеждений успешности этой авантюры – как в финансовом, так и в тактическом и стратегическом плане. Чисто с точки зрения технологий, которые обкатывались на Арчи Кремере, тамошние аналитики в восторге заламывали руки – это даже не о самом концепте речь, а о его каких-то деталях: материалах там, инфотехнологиях, чем еще. А была еще и сама возможность применять сам концепт. Не в полной мере, разумеется, еще раз на такую трансплантацию решаться дураков нет. Но более полная интеграция человека и машины, чем считалось до тех пор, была возможна. Даже не так: была успешна! Так что они считали не просто оправданным устроить милое такое пиршество для посвященных. Они считали это пиршество закономерным.

Оно должно было проводиться в генштабе, разумеется. Приглашались не все участники проекта – на кой бы такая щедрость сдалась. Но многие. С объяснением важности и почетности такого приглашения, а также необходимости соблюдать все тот же секретный режим. С указанием и последствий несоблюдения режима – в самых черных красках, с сообщением ужасности наказания, и прочая, и прочая. От таких страшных угроз плевались даже самые закаленные, грозили бойкотом и саботажами. Но на празднество явились все приглашенные – как и положено, при полном параде, натянув на лица самые счастливые улыбки, с обещанием рассказать менее везучим, что да как, да каковы самые высокие чины генштаба вблизи.

А Арчи Кремер снова оказывался на передовой. Вопреки своим желаниям, вопреки представлениям о том, как следует проводить идеальный день рождения; намерениям, собственной натуре – всему. Дамиан Зоннберг начал скакать козликом вокруг него за добрую неделю до празднества. Он называл это «идеологической подготовкой». Пифий Манелиа – промыванием мозгов. Арчи Кремер – старался ограничиться нормативной лексикой, вынужденно соглашался с определением Пифия, хотя все-таки считал его недостаточно точным. А вообще ему хотелось ругаться грязно, громко и многословно, так, чтобы вокруг взмолились, чтобы он заткнулся. Но он знал, что не сделает этого, и не только из-за Арта, который вроде как не допустил бы – ему как раз все равно, лексема и лексема, коннотация и коннотация, интенция говорящего – выпустить пар, а не совершить действия, о которых он говорит, сообщая пустой комнате, какие членовредительства и какие сексуальные извращения готов совершить с теми и теми людьми, поэтому можно и позволить Арчи поругаться. В самом Арчи сидел этот дурацкий цензор, который всегда и пристально следил за тем, что, как и когда Арчи говорил-думал. В первую очередь, чтобы не запустить цензора в Арте. В какую-нибудь вторую-третью – чтобы его грязные мыслишки не стали известными посторонним (а вдруг Арт докладывает кому-то неизвестному, и этот кто-то может решить, что Арчи следует подвергнуть еще какой-нибудь страшной процедуре, вроде этих нейро– или каких там коррекций). И только если быть очень терпеливым и настаивать на самых сокровенных мотивах, можно было добраться до ядра: до нежелания Арчи делиться с кем бы то ни было кое-какими вещами. Тем более с Артом. Особенно с Артом.