Две души Арчи Кремера (СИ)

Самым интересным было крайне прохладное отношение Арчи к предстоящему разговору, который должен был стать важным, но не более; Арчи отказывался признавать его решающим, ключевым, судьбоносным. Сам Аронидес, каким бы ужасным ни казался, едва ли мог засунуть Арчи куда-то или принять в его отношении такие действия, которые бы возымели невероятные последствия. У него, у этого самого важного чиновника, самого могущественного офицера, была не самая простая жизнь, и путы-оковы на конечностях были как бы не потяжелей, чем у Арчи. Тем более Арт по требованию Арчи раскапывал документ за документом, а в них выискивал место за местом, абзац за абзацем, в которых указывалось, сколько у Арчи прав и сколько у этих типов по отношению к нему обязанностей. А если шумиха поднимется, а если пригрозить, что заговоришь во всеуслышание о бесправствах, которые творятся по его благословению?

– Для девятнадцатилетнего человека вы удивительно терпеливы, Артур, – задумчиво сказал Аронидис, идя к окну. Он подошел к нему, сцепил руки за спиной, замер; Арчи праздно пытался подобрать как можно более точное определение его позе. Величественная – нет, плечи поникли; размышлятельная – или как ее там, медитативная – тоже нет, для этого он слишком внимательно смотрел за окно, словно изучал игроков на поле, прицениваясь, на кого делать ставки; и не меланхоличная – Аронидес не производил впечатления человека, о чем-то тяжко думающего и страдающего при этом, и упивающегося страданием: вовсе нет, он свое бремя нес с достоинством. – Знаете, – внезапно развернувшись, вперился он в Арчи, – я в вашем возрасте понимал необходимость таких сборищ, старался побывать на многих, но как же я утомлялся. По вам не скажешь, что вы утомлены. Хм, несмотря на интерес, который… – Аронидес сделал паузу – и у Арчи создалось впечатление, что слово, которое он применит потом, здорово зависит от его, Арчи, поведения в эту паузу, – вы привлекали, – дружелюбно закончил он.

– Я обязан всем этим людям своими достижениями. Своим существованием.

– И мне тоже?

– Вы были начальником генштаба в то время, когда принималось решение о моем включении в проект?

– Нет. – Аронидес уселся напротив Арчи; казалось, он остался доволен выпадом. – И должен признаться, возможно, если мне побыть беспристрастным, изо всех кандидатов на место, которое отвели вам, я выбрал бы не вас. Возможно, это было бы моей ошибкой. Вы ведь не подходите для целей проекта, м-м, для долгосрочных целей проекта. Точней, тот мальчик не подходил. С точки зрения личностной. Я и сейчас уверен, что вы – не самый лучший вариант для тех былин, которые слагал Ромуальдсен. Слышали о таком?

Арчи заорал на Арта, требуя сообщить хотя бы какую-нибудь информацию об этом Ромуальдсене. Ориентировочно: человек, близкий к генштабу, возможно, вхожий в него, связанный с проектом. Арт начал вываливать на него ворох самых разных сведений, какие-то тексты, в которых встречалось упоминание об этом человеке, обрывки статей, телепередачи, даже интервью с ним. Арчи пытался хоть как-то разобраться в этом потоке, а ведь еще и за Аронидесом нужно было следить, чтобы определить, когда он утомился ожиданием, чтобы успеть отреагировать. Чертово послушание, чертово стремление быть хорошим, не вызывать нехороших чувств у тех, кто смотрит на тебя.

– Нет, – после секундной заминки, которая ему самому показалась вечностью, оветил Арчи, – но могу предположить, что речь идет о Сигфриде Ромуальдсене, адмирале, штатном вульгарном философе штаба, человеке, жаждавшем быть футурологом. – Арчи на мгновение отвлекся. – Оставшемся на свободе, несмотря на злоупотребления.

Аронидес нахмурился.

– Вы действительно ничего не знаете о Ромуальдсене, но способны непринужденно охарактеризовать его личность таким образом?

Он усмехнулся. Арчи решил не отвечать.

Помолчав, Аронидес продолжил:

– Это в какой-то мере подтверждает мой тезис. Я не выбрал бы вас, Кремер. Вы до сих пор кажетесь мне недостаточно жестким. Но, кажется, вы оказались уместным выбором.

К ним подъехал стол с интегрированным автоповаром. Аронидес покосился на него; Арчи любопытства ради попытался распознать, приказывал ли Аронидес дрону или просто смотрел, а если да, то какие приказы отдавал. Возможно ли смеха ради взломать этого дрона. Возможно ли смеха ради Арту связаться с дроном. В принципе возможно. Но неловко было.

Аронидес взял чашку с кофе, сделал приглашающий жест. Арчи, подумав, решил остановиться на стакане воды. Арт одобрил: организму была нужна жидкость.

Под пристальным взглядом Аронидеса хотелось поежиться, что ли: он, казалось, недоумевал, что кукла, по большому счету, артефакт в самом общем смысле способен пить воду, хотя он и знал, что это возможно и даже необходимо. И Арчи точно так же пристально смотрел на него, пытаясь определить, что именно Аронидес думает. Арт был уверен в том, что он пребывает в растерянности, но с искина что возьмешь – он способен анализировать только физиологические параметры и соотносить их либо с эталоном, либо с поведением объекта наблюдения же, просто в других обстоятельствах. Так что Арчи не сомневался, что растерянность – это лишь один аспект настроений Аронидеса, возможно, не самый существенный. Уж с чем–с чем, а с такими эмоциями он способен справиться. Скорее всего недоумевал: и это – человек? Или: а где здесь человек?

– Поговорим более основательно, Артур. Я не буду говорить о вашей великой миссии и прочих идеологических вывертах. Вы слышали немало, вы услышите немало. Возможно, вы и сам будете вынуждены вещать о чем-то похожем. Вы ведь понимаете, о чем я говорю.

Арчи кивнул. Прорыв в науке, качественный скачок прогресса, уникальные достижения, симбиоз самых разных отраслей науки. Невероятные возможности. И еще тысяч с полдюжины громких слов, порознь чего-то да стоивших, а все вместе превращавшихся в мусор. Но Арчи был вынужден время от времени сам их оглашать, потому что учебный план требовал, ситуация обязывала, еще что-нибудь.

– Хорошо. – Аронидес задумчиво посмотрел на чашку, сделал глоток, одобрительно кивнул головой, хмыкнул. – Сам по себе проект «Человек 1.1» – это невероятная авантюра. Я удивляюсь, что мой предшественник согласился на нее. Но я полностью поддерживаю его решение и считаю ее в некоторой степени оправданной. М-м, оправдавшей себя. Хотя признаюсь честно, что повторения этой авантюры не допущу. Вы останетесь уникумом. Почему?

Расходы. Первое и главное. Риски. Второе и не менее главное. Человеческая жизнь, правда, это так себе причина, что по стоимости, что по значимости. По большому счету, биоэтики сражались за жизни подопытных животных с куда большим рвением, чем сопротивлялись разным исследовательским программам, в которых люди могли подвергаться угрозам, будь то новые терапии, лекарства или что там еще. Дело было не в Арчи – в Арте: он стоил куда больше, причем изначально. Хотя именно Арчи Кремер, а не Арт, являлся приемлемым в общественых диспутах аргументом, чтобы подчеркнуть значимость проекта, его невероятную важность.

Арчи сообщил все это Аронидесу, стараясь подобрать слова понейтральней, избежать любого – абсолютно любого проявления эмоций, но и не звучать слишком уж механически. Первое – из-за робости, второе – из-за иного чувства. Оно было с Арчи постоянно с некоторых пор, укреплялось тем отчетливей, чем больше Арчи испытывал, никогда не засыпало, никогда не рвалось вперед; не требовало внимания, не позволяло забывать о себе. Не гордость – откуда бы ей взяться, чем бы Арчи гордиться. Не самолюбие: было ли оно, это «само», чтобы его любить, а если было, то кто именно – Арчи – или – Арт? Это было странное чувство, не позволявшее робости, так свойственной Арчи Кремеру – истиному, тому, маленькому, поникнуть совсем. Наверное, уверенность. Возможно, достоинство. В конце концов, не дураком же он был, Арчи Кремер; ему доверили Арта – отличный экземпляр, сам Арт подтверждал, что характеристики Арчи значительно улучшились с момента механической интеграции, находятся на критическом уровне, а то и превосходят его, так что основания для этого достоинства были.