Мотылёк (СИ)

Вышагивающий туда-сюда свихивающимся от младенческих криков маятником с Ники на руках Март отвечал на эти взгляды поощряющими теплыми улыбками, и Май тут же исчезал. Что творилось у мучимого температурой и ознобом парнишки в голове, Бог знает.

Около восьми утра приехал Мик, чистенький и свежий, отоспавшийся. Отчаянно, с риском вывихнуть челюсть зевающий альфа сдал ему сына, — ура, спасение, — кинул секретарю на мобилку смс «Я заболел» и завалился дрыхнуть в гостиной на диван без задних и передних ног и зазрения совести — на работу-то наплевал.

Он отрубился трупом и спустя неопределенное время был разбужен недовольным мявом ребенка и нежной воркотней няня.

— Ники-Ники-Ники-Ник, — вполголоса, необыкновенно нежно и музыкально напевал Мик на совершенно неизвестный мужчине мотив, — есть у папы нервный тик, и у тяти нервный тик, и у няня тоже тик — ночь не спавши крошка Ник… Если вдруг болит живот, там микроб большой живет, хорошо, что не глисты, слишком мал для гли`стов ты…

Март глупо хихикнул, садясь, — слова песенки показались забавными, — и омега сразу же оборвал пение.

— Ой, простите, мы вас потревожили, — вякнул с испугом и замер внаклонку над столом в неудобной позе без опоры для торса, не завершив застегивание Ники подгузника.

Несколько мгновений он и альфа разглядывали друг друга, потом Мик очнулся, решительно налепил на животике протестующе дрыгающего поджатыми голыми ножонками, не желающего одеваться альфенка последнюю липучку и выпрямился.

— Господин Май просил передать вам — он уехал проветриться в парк, — сообщил. — Отбыл примерно полтора часа назад. Пока не звонил.

Озадаченный известием Март вскинул бровь.

— Кому не звонил? — хрипнув горлом, спросил мужчина и кашлянул в кулак, прочищая дыхательные пути. — Мне, вам, вообще?

Мик мило сморщил увенчанный тяжелыми очками аккуратный прямой нос, будто подавляя чих, и заметно сник.

— Вообще, — вздохнул со сдержанным осуждением. — Зря он так, ему бы лежать, такому больному…

Март демонстративно-пренебрежительно фыркнул на нескромно высказанное вслух мнение прислуги, поставил в уме галочку в пользу Мика — заботливый и приметливый — и встал, оправляя задравшуюся к пупу футболку.

— Есть вещи, которые вас не касаются, — заявил альфа, высокомерно выпячивая успевший основательно заколоться со вчерашнего вечера рыжеватой щетиной подбородок. — Например — куда и на сколько отправляюсь я или мой муж. Ваше дело маленькое — Ники, кухня и чистота в доме. Ясно?!

Мик потупился, пристыженный, порозовел скулами.

— Да, Март, — ответил сдавленно, глаза долу. — Постараюсь исполнять на будущее и не забываться. — Покрасневший, омега заметно похорошел.

Снять бы с него эти уродские очки, цвета глаз не разобрать за стеклами…

Засмотревшийся на парня Март вдруг толчком сообразил — жадно трепеща его в сторону ноздрями, почесывает через плотную ткань домашних треников в паху, смутился и метнулся прочь из гостиной, чувствуя себя полным идиотом. Выпендрился, называется, перед наемным работником. Хозяин.

Кстати, на заметку, странность — от Мика пахло, как от беты, и буквально разило тайной. Нянь чем-то прыскается, отбивая естественный, — и наверняка приятный и соблазнительный, — запах тела? Эх, надо было, все же, нанимать бету. Как жить спокойно, когда по квартире суетится молодой, откровенно смазливый и загадочный омега?! Вот где Март в прошлом видел украшающую кисть его правой руки татушку, яркую бабочку-павулана? А ведь видел точно!

Где?! И, главное — на ком?! Воспоминание упорно ускользало, увы…

====== Часть 7 ======

Май вернулся домой в районе обеда с ворохом полиэтиленовых пакетов, набитых непонятными картонными коробками и коробочками, и, не разуваясь и ни с кем не здороваясь, сразу же шмыгнул в спальню. Там он шуршал минут десять, потом выглянул в коридор и крикнул приказным, резким тоном:

— Микиса! Вы мне срочно нужны!

Только присевший, впервые с утра, перекусить нянь с покорным вздохом отложил ложку и поспешил на зов, гадая, зачем понадобился мужу хозяина. Май схватил его за рукав, затащил в спальню и прикрыл дверь.

— Видите? — он ткнул пальцем в стоящий на тумбочке у кровати молокоотсос. — Умеете пользоваться? — Мик озадаченно кивнул, и юный папа продолжил, смущаясь: — Мне кажется, я неправильно сцеживаюсь. Покажете, как правильно? Очень надо.

Мик окинул явно взволнованного парнишку внимательным взглядом и кивнул.

— Вы решили сохранить для малыша молоко, господин? — спросил он с радостным удивлением, забывая про голод и остывающий на кухне суп. — Это… это здорово! Конечно, покажу!

Май капризно поморщился на господина, буркнул «Не надо господ, пожалуйста, просто Май» и заковырял носком ботинка ковер.

— Я еще не решил до конца про молоко, — омега смотрел куда-то в пространство. — Обдумываю. Все равно мне Ники кормить нельзя, пока не поправлюсь…

В последующие полчаса Мик с прискорбием выяснил, что обе тити Мая пусты. Пока он уныло зачехлял молокоотсос, сидящий на кровати юный папа шмыгал носом, застегивал кофточку на пуговицы и напряженно думал о чем-то.

— Значит, не судьба, — вымолвил наконец с усилием, опуская голову. — Ничего, сейчас смеси хорошие делают, — и снова наглухо замолчал.

Наверно, парнишка чувствовал себя виноватым — поленился сутки сцеживаться и лишил сына естественной пищи. А может, наоборот, испытывал облегчение от факта, что теперь не привязан к ребенку титькой? Сумей разбери…

Мик не торопил события, терпеливо ждал, созреет ли Май для откровений сам. Увы, не созрел.

— Идите, — на трепещущих ресницах юного омеги искрами блестели слезы. — Я вас больше не задерживаю.

Плакал, не радовался. Переживал о перегоревшем молоке. И Мик задержался в дверях, не смог вот так равнодушно бросить расстроенного мужа хозяина. Обернувшись на пороге, он мягко, утешающе сказал:

— Я не кормил моего сына титей ни разу, давал ему сцеженное молоко шприцом с самого его рождения и совсем недолго, два месяца, потом пришлось перевязаться. Но плохим папой от этого не стал. И вы не станете. Лучше померяйте температуру и я вам супа принесу? Вкусного, наваристого, с яичной лапашей* и квошными флидельками*?

Май вскинулся, жалко кривя рот.

— Не понимаете, — он с раздражением звонко хлопнул ладонью о ладонь и быстро вытер мокрые щеки рукавами. — Мне… мне нравилось, когда Ники меня сосал. Вроде, больно десенками вцеплялся, но, — бедняжка тонко всхлипнул, — сладко. Ощущение — что-то замирает внутри, в сердце, и дрожит, дрожит… Кончено! —  омега резво вскочил на ноги, возвращая на бледное лицо маску предписанного в свете этикетом равнодушия. — Несите суп, — велел холодно, — поем немножко.

Дверь в спальню с грохотом захлопнулась, едва Мик вышагнул в коридор, щелкнул замок. Обманул Май прислугу — не собирался есть. Уважая желание запершегося мужа хозяина поплакать без свидетелей, нянь с рассеянной, исполненной грусти улыбкой погладил дверной косяк и удалился обедать, уверенный — со временем из парнишки получится прекрасный папа. Поправится — надо помаленьку подключать его к уходу за Ники.

Май просидел в спальне до темноты и появился в ванной, где Мик купал Ники на ночь, неожиданно. Юный омега был накрашен, одет, как на выход, в облегающий тело синий атласный брючный костюм и уложил светлые волосы в изящную, украшенную яркими заколками-цветами высокую прическу.

— Купаешь моего сына, стриптизеришка? — спросил он резко, вставая на пороге и упирая в бока сжатые до побелевших костяшек кулаки. — Ну-ну. А как ты думаешь, мой муж сильно обрадуется, если узнает, кем и чем ты работал три года назад?

Мик крупно передернулся, пошатнулся и оперся бедром о пластмассовую ванночку с попискивающим в ней альфенком, скрытое очками лицо омеги испуганно вытянулось.

— Откуда?.. — побледневший до серого цвета нянь обреченно ссутулил островатые плечи.

Май противненько-издевательски хихикнул.