Мотылёк (СИ)

— Надо срочно покачать пресс, — вздохнул парнишка, сползая на устилающий пол пушистый ковер. — Отсрочу складочки на животе.

В детской заплакал Ники, Май встрепенулся и подскочил, настораживаясь. Его звал сын.

Комментарий к Бухало – водка.

Чичирик – воробей.

====== Часть 21 ======

— Что же я за папа-то такой! — скрипнул зубами Май. — У меня малыш, а я вино хлещу из горла. Нехорошо, — продолжать пить ему расхотелось напрочь.

Парнишка присел на кровать и, зажав бутылку между бедер, зачесал в затылке.

— Алкоголизм — повод по суду лишить меня родительских прав, — пробормотал он в потолок. — Обломись, Март. Ники ты не получишь. — И сам рассмеялся собственной нелепой мысли — одиночная пьянка алкоголизмом считаться никак не могла.

Что за дурь, вообще, в голову пришла, о боги?! Лучше бы о покушениях думал. О бомбе, которую наверняка пытались подложить под машину, и о вооруженном чужаке из сада. Интересно, кто дезактивировал бомбу и куда папины люди дели труп наемного убийцы? Расчленили и по кускам вывезли в лес? Пытали ли киллера перед тем, как убить? Если пытали, то где, в подвале? И кто пытал, неужели папа? Представить папу, мягкого, пухленького папу с раскаленным утюгом в руках, — ну, или с паяльником, или садистки загоняющим кому-то под ногти иголки, — Май оказался не в состоянии.

— Папа бы не смог, — решил юный омега, вспоминая о вине и делая большой глоток. — Он — добрый.

Ники в детской продолжал возмущаться, мешал сосредоточиться. Плачу альфенка вторило воркование КолЯ — нянь уговаривал ребенка не бузить, мол, одеть ползуночки все равно придется, в доме прохладно. Глухой к доводам старика кроха вопил отчаянно, с басовитой хрипотцой. Милый, милый Ники: носик — пуговка, темные, круглые глазки, бровки домиком, пухленькие розовые щечки, губки пунцовым бантиком, ручки-ножки в перетяжках ниточек и упругая, шелковая на ощупь попенка. Целовать, не перецеловать.

— Мой! — охваченный любовью к сыну Май прижал к груди ладонь. — Никому не отдам!

Отставив ополовиненную бутылку на пол, парнишка вскочил и потрусил подтверждать родительские права. КолЯ встретил ввалившегося в детскую, нетвердо державшегося на ногах воспитанника нахмуренными бровями.

— Эк тебя развезло, деточка, на ровном месте спотыкаешься, — вздохнул. — Ложись-ка, вот прямо тут, а мы на кухню, за кашкой, и сразу вернемся.

Несогласный Май потянулся забрать у няня ребенка и обнаружил прямо перед носом предостерегающе сжатый мясистый кулак.

— Э-э-э, нет, — бета, повернувшись боком, выставил локоть. — Сначала протрезвей. Уронишь сына — потом себе никогда не простишь. Хочешь с нами — пожалуйста, но Ники, чур, едет на мне.

Май сморгнул.

— Возьмем кашку, — парнишка чмокнул альфенка в пушащуюся темными, редкими волосиками макушку и отстранился, — вернемся сюда, прилягу и дашь. Покормлю его сам.

В заднем кармане у Мая зажужжало. Толчком вспомнивший о Мике омега звонко хлопнул себя по лбу.

— Идите без меня, — он вытащил мобилку и принял вызов. — Я догоню.

Предпочитающий без надобности не вмешиваться в хозяйские дела КолЯ с достоинством покивал, колыхая двойным подбородком, и уплыл в коридор, подобный большой, теплой копне сена, унося на плече гулящего Ники, уверенный, как ранее отец Мая — воспитаннику звонит новый ухажер. Пусть мурлыкают, с появлением этого ухажера мальчика будто подменили — повеселел, кушает с аппетитом, улыбается и напевает песенки. К тому же, ребята — истинная пара, грех мешать.

— Мик! — бодро затараторил Май в динамик, едва за нянем закрылась дверь. — Мик, ты сейчас где находишься вообще? Ты уже знаешь, что твоего Макара убили? Когда приедешь Вика в наследство вводить? У тебя старые документы сохранены, ну, на настоящую твою фамилию?

Парнишка вдруг сообразил, что в ответ слышит всхлипы, и резко заткнул фонтан красноречия, пристыженный. Мик-то, похоже, совсем не рад ни смерти бывшего любовника, ни привалившему нежданно огромному состоянию и оплакивает погибшего! Чудеса…

— Мик, — позвал юный омега уже без напора, жалобно. — Не отключайся, пожалуйста, ладно? У меня твой номер не высвечивается…

Трубка влажно похлюпала, и дрожащий сдержанными слезами голос Мика встревожено переспросил:

— Что значит — не высвечивается? Странно, я, вроде, таких настроек не устанавливал… Может это из-за того, что я из-за границы звоню? Проверю-ка…

Стриптизер сбросил вызов, и потянулось тягостное ожидание. Он вернулся минуты через три-четыре.

— Это у тебя, — мяукнул, давясь рыданиями, — да и узел с ним. Бери ручку и бумагу, пиши!

Май завертелся на месте, оглядываясь в поисках писчих принадлежностей, увидел на подоконнике карандаш и в два прыжка оказался у окна.

— Готов, — сообщил другу, пристраиваясь не заточенным толком грифелем к обоям.

Мик медленно и четко продиктовал свой номер и велел Маю повторить вслух для верности — цифры совпали.

— Я еще точно не знаю, когда прилечу, — стриптизер чем-то шуршал, сморкался. — Зависит от наличия билетов. Возможно, сегодня ночью, но вероятне — завтра утром. Старые документы у меня в целости и сохранности, хотел в свое время выбросить — рука не поднялась, так и лежат в папочке. Вот уж не думал, что пригодятся… — парень замолчал и глухо, отчаянно завыл.

Май слушал, как он оплакивает Макара, и недоумевал. Ведь Макар был плохим альфой и обижал Мотылька!

— Мик, а Мик, — чтобы отвлечь друга, ну, и, заодно, из омежьего, склонного посплетничать любопытства парнишка решился на хитрость. — Расскажи мне про того, кого ты провожал в аэропорту. Вы любовники, да?

Стриптизер неуверенно кашлянул, прочищая горло.

— Любовники? — протянул мечтательно. — У нас день свадьбы уже назначен, представляешь? На конец следующего месяца, перед моей течкой как раз. Так странно ходить с чьей-то меткой, непривычно, и знать — он носит мою… И кольцо… Верчу на пальце кольцо и не верю…

Уставший стоять Май присел на стул у стены.

— Имя у твоего жениха имеется? — спросил, расслабляясь. — Что мы о нем «он» да «он»?

Мик повелся и прекратил всхлипывать, счастливо хихикнул:

— А как же! Конечно, имеется, красивое, звучное имя. Я вас обязательно попозже познакомлю, клянусь! На свадьбу к нам прилетишь?

Скрипнула, открываясь, дверь, и Май улыбнулся вошедшему с подвывающим, голодным Ники и бутылочкой кашки КолЯ.

— Хочешь, дам послушать Ники? — спросил.

Мик хотел, и парнишка на миг поднес трубку к раззявленному в крике, беззубому ротику сына и опять прижал к уху.

— Кушать требует, — объяснил. — Оголодал, у него время ужина.

Стриптизер тихонько рассмеялся, одобряя.

— Я ужасно соскучился, — сказал он сквозь всхлип. — По нашему городу, по тебе и по Ники. Без шуток.

Омеги немножко помолчали, вспоминая каждый о своем, и Мик добавил изменившимся, мечтательным голоском:

— Я не колюсь, Май. Так, иногда дорожечка стимуляторов, для остроты ощущений и чтобы я не бесился. Лис строжит, контролирует, да и желания нет на большее…

«Значит, жениха зовут Лисом. — подумал Май, с треском переламывая в пальцах карандаш. — Ладушка, запомню», — а вслух поинтересовался, заранее покрывшись ледяными пупырышками отвратительного предчувствия:

— Этот твой… Лис… наркоман, да? Или еще хуже — сутенер?

Мик вякнул нечто обиженно-неразборчивое, и пошли короткие гудки отбоя. Дурак, зря, ведь о нем беспокоились искренне!

— Фокус не прокатит, — фыркнул Май, набирая номер с обоев. — Я тебя достану!

Разочарование — лишь длинные, нарушаемые шорохом помех гудки. Стриптизер не брал трубку. Оставив далекому другу на автоответчике ругательное сообщение, Май со вздохом отложил мобилку и тяжело поднялся со стула. Пока трепал с Миком языками, КолЯ почти докормил Ники, и основательно нагрев уши, кривил лицо.

— Это Мик нашелся, верно? — бета старательно прятал улыбку. — Привет ему от меня передавай в следующий раз, как созвонитесь.

Раздосадованный тем, что Мик не отвечает, Май туманно посмотрел на няня исподлобья и неохотно буркнул, отворачиваясь: