Мотылёк (СИ)

Неюный омега лишь кривовато усмехался. Ему этим вечером предстояло нелегкое объяснение с мужем по поводу невысокородности Прамина, в котором мужчина собирался отстоять право Мая на свободный выбор пары любыми средствами. Хватит, однажды уже выдали мальчика силой замуж за богатого аристократа, чуть не потеряли. Образ избитого до неузнаваемости, с подвязанной челюстью, сына до сих пор являлся в кошмарах.

— Если бы я был самым лучшим на свете папой, — мужчина спустился на ковер, и омеги порывисто обнялись, — ты не вставлял бы коронки и не был бы сейчас разведенкой с довеском. Не стоит меня идеализировать, — Май зашмыгал носом, уткнувшись мокрой от слез мордашкой в его плечо, забормотал нечто несогласное, и мужчина продолжил: — Тебе с утра иззвонились на старую мобилку. Пытался отвечать — молчат, дышат и сбрасывают. Кончай реветь и разберись, человек, наверно, испереживался там. Телефон на тумбочке…

Договаривал он уже в спину вскочившему и убегающему сыну. Влетев в спальню, Май шлепнулся на кровать, схватил мобилку, быстро пролистал отчеты о принятых и неотвеченных звонках и глухо, отчаянно застонал — Мик звонил одинадцать раз! Мик! Звонил! Одинадцать! Раз! И вчера, оказывается, звонил, трижды вечером и дважды — после полуночи. Мик. Искал друга, а забывший телефон с условленной симкой дома друг устраивал личную жизнь, в промежутках с аппетитом набивая живот вкусняшками по ресторанчикам. И вернуться к Мику невозможно — скрытый номер… Беда и расстройство…

Парнишка успел уронить с десяток крупных покаянных слезинок, как где-то внизу мощно долбанули дверью. Похоже, прибыл злющий припозднившийся отец. Сейчас папа сообщит ему, что их средний сын отгулял, и начнется вынос мозга: «Где шлялся? С кем? Почему не предупредил, что ночуешь у альфы? Кто тот альфа? Кто?! Балерун?! Какой еще балерун, перечисли без запинки его предков до тридцатого колена!»

Ужас. Может, господин Прамин и знает свое генеологическое древо на два-три века в прошлое, вот только принцев и графов там нет, сплошные крестьяне, прачки, сапожники, портные, учителя и сельские врачи. Сам и признался, без малейших признаков смущения.

— Вы, аристократия, — заявил изумленно заморгавшему Маю, — с вашим скрещиванием из поколенья в поколенье голубых кровей — вырождающийся класс и обречены на скорое вымирание.

Аристократ лишь по папе, Май тогда надулся оскорбленным достоинством и стукнул Бэне кулаком в живот, впрочем, не больно, а потом истинные долго и сладко мирились, расшатывая гостиничную кровать, и Маю, на волне обиды, удалось раскрутить альфу побыть принимающим. Кстати, альфе, судя по издаваемым им в из коленно-локтевой позы гортанным стонам и завершающему громкому вскрику «да-а-а!!!», очень понравилось, и они позже с удовольствием повторили извращение…

Тяжелые шаги отца протопали по лестнице, не задержавшись у спальни сына, проследовали дальше, к рабочему кабинету, и притихший в предчувствии грозы дом от фундамента до крыши сотряс новый удар двери. По ходу, отец не просто зол — дико зол. Но на кого он так злится, что чуть дом не развалил? Вряд ли на любовный выбор Мая… Резко упали цены на нефтяные акции и земельные участки? Надо бы залезть в интернет, поглядеть сводки биржевых новостей!

Отложив мертво молчащую мобилку, парнишка потянулся к компьютеру, но едва он успел коснуться клавиатуры, дверь приоткрылась без стука.

— Господин Май! — проблеял всунунувший в образовавшуюся щель хитрую, сытую морду слуга-бета. — Вас отец зовет… Просил передать — немедленно!

Мгновенно нестерпимо захотевший в туалет по малой нужде юный омега побледнел и резко вспотел. Значит, отца выбесил именно Бэне, не торговля. Ох, папочка, спаси и сохрани…

Май вкатился в отцовский кабинет, трусясь горячечным ознобом, полный решимости биться за своего истинного до последней капли крови, и сходу плюхнулся напротив сидящего за столом с бокалом дриньяка* в руке почти седого альфы на стул.

— Вот я, — буркнул с вызовом, сверля отца недобрым взглядом и старательно изображая уверенность, которой не испытывал. — К твоим услугам. Зачем звал? Опять замуж выдавать? Заранее — решительное нет, и не важно, кто он.

Отец поднял на бунтаря усталые, воспаленные глаза.

— Выпьешь со мной, сыночек? — спросил тусклым, осипшим голосом. — Одному напиваться как-то… тоскливо, а твой папа непьющий, — и, не дожидаясь ответа, достал откуда-то из-под стола второй бокал, пока пустой. Плеснул в него на два пальца янтарно-коричневой жидкости из стоящей на столе бутылки, подтолкнул по столешнице опешившему омеге и горько рассмеялся.

— Никаких замужеств без твоего согласия, ребенок, — сказал мрачно. — Уже проходили, спасибо. Мне твое первое еще у богов отмаливать, — он глотнул прямо из бутылки, не поперхнувшись, и занюхал рукавом. — Прости меня за Марта, — попросил, чуть отдышавшись, сквозь всхлип. — Клянусь, я и не подозревал, что он — такая жадная до денег тварь. Сначала тебя, потом друга детства… Ненавижу.

Сообразивший, что за сутки его отсутствия случилось нечто страшное, чего он не знает, и потрясенный зрелищем внезапно заплакавшего альфы Май ойкнул. Парнишка видел слезы отца впервые в жизни. Впрочем, хлебающим крепкий алкоголь из горлА он тоже видел впервые…

====== Часть 19 ======

Выслушавший новость о произошедшем вчера вечером убийстве Макара Аферова Май некоторое время подавленно молчал, потом схватил свой так и не выпитый бокал, махом опрокинул в глотку и скривился — гадость несусветная.

— Тятя, с чего ты взял, что именно Март его заказал?! — изумился парнишка, справившись с рвотным рефлексом. — Наемный убийца пойман над телом и покаялся?

Отец фыркнул, отметая возражения, и опять приложился к бутылке.

— Так, вроде, больше некому, сыночек… — мужчина промокнул рукавом катящиеся по шершавым от седоватой, проклюнувшейся с утра щетины щекам слезы. — Март тут — единственное заинтересованное лицо. Теперь захапает себе завод целиком и половину акций ЖД* Макара…

Май покивал, признавая правоту родителя, потом вспомнил про закон о первонаследии, перестал дрожать и тоненько заикал.

Где-то порхает у шеста вернувшийся в мир под поддельными документами Мотылек, элитный зун и искуснейший танцор, таинственно исчезнувший из его жизни четыре месяца назад и столь же внезапно объявившийся вновь. За что именно раздевается стриптизер, и не только раздевается? Почему-то Май не сомневался — не только за наркотики. Связаны ли множественные звонки Мика последних дней с убийством Макара? Чуйка подсказывала — да, связаны. Но докладывать отцу об осенившей откровением догадке парнишка не собирался — перебъется отец. И следствие обойдется, Май никому приятеля не сдаст. Пусть сами докопаются до правды, если сумеют, а сумеют вряд ли: скорее всего, Мотылек надежно попрятал концы. Молодец, чесслово, отважная душа. Организовать подобное под силу не каждому, хотя, наверно, проще было обратиться в суд. Зато Вик теперь — прямой наследник…

«Позвони мне, сволочь! — мысленно взмолился Май, адресуясь к Мику. — Позвони! — и захлопал себя по карманам, ища мобилку на кнопках. — Я ее в спальне, кажется, оставил, — сообразил толчком. — Не есть хорошо».

Успевший слегка захмелеть отец смотрел с недоумением.

— У тебя такой вид сейчас, будто ты в лохотрею* выиграл миллиард, — буркнул мужчина с оттенком обиды. — Я тебе про убийство и раздел сфер влияния, а ты лыбишься, дурак-дураком. Пьяный уже, что ли?

Май решительно забрал у отца бутылку, налил в свой бокал примерно на две трети дриньяка и выпил залпом, изображая «попавшую вод хвост бесшабашную, юную алкогольную вожжу».

— Презумпция невиновности, — по-омежьи глупо хихикнул он в застывшее мрачной маской лицо альфы.

Странно, парнишке совсем не хотелось осуждать Мика за организию убийства Макара. Тот причинил Мотыльку столько боли и горя, использовал как игрушку и выбросил на помойку беременным, угрожал уничтожить Вика… Вознамерься кто-нибудь угрожать Ники — Май бы негодяю горло перегрыз!