Окутанная тьмой (СИ)

Ещё издали Кин, не отрывая уставшего взгляда, смотрел в одну точку и плёлся к высокой, хрупкой женщине, что стояла так, в одном и том же положении, уже много долгих лет, не двигая, ведь ей так положено. Кин любил приходить к ней, любил говорить с ней, даже зная, что она и не ответит, никогда не промолвит и слова, а он так и не узнает, какой у неё был голос при жизни. Кин рассказывал ей многое, всё то, что не мог так просто рассказать Акихико и без пронзительного взгляда, доброй улыбки Люси, он говорил с Лейлой, потому что так было проще и легче для него. Так же легко, как и после разговоров с Люси-сан, и эти короткие минуты спокойствия, которые появлялись между появлением новых душ, их занимательными, отличными от других историями и снисхождениями на землю, чтобы простой пройтись по аллее или прогуляться под ледяным дождём в разным частях мира, Кин коротал здесь. Кин любил дождь за холод и отрезвляющие мысли, звёзды за неописуемую красоту и недосягаемость, небо за его высоту и бескрайность. Каждый раз, когда Кин решался пофилософствовать об этом мире, он, искренне удивляясь такому исходу, ловил себя на мысли, что просто банально влюблён в этот бренный мир, пускай в нём и много плохого, того, что хорошо бы убрать, выскрести, оттереть, словно грязное пятно, но не ему было это решать. В большинстве случаев он вёл себя как ребенок, с детской, наивной улыбкой медленно проходя под цветущими сакурами, после резко проводя рукой по волосам, стряхивая на землю такие же белоснежные лепестки.

И всё было хорошо, почти идеально, пока около светлого, будто изнутри сияющего теплотой и заботой образа, не появилась издали незамеченная, странная, слишком подозрительная особа — девушка старше самого Кина на несколько лет, а может и столетий, тёмные волосы, стриженные под каре, заинтересованная улыбка и какой-то пугающий, по-настоящему сумасшедший блеск в чёрных, зеркальных глазах. Она вилась около Госпожи Лейлы словно змея, плавно обходя её кругом, оценивая, ища что-то для себя — и Кин не мог позволить ей так нагло бродить тут, а тем более касаться кукол, Кин не мог развернуться, сделать вид, что не заметил, как раньше, и плевать, что сил у него не было совсем. Плевать, что ноги почти не держат его, плевать, что руки не слушаются, пальцы, будто деревянные, не гнуться, не могут держать косу, плевать, что он — морально подавлен произошедшим. Кин не мог допустить, чтобы эта дамочка, так хищно улыбаясь, обнажая клыки, что-то сделала с бесценной для этого дома Лейлой, за которую он в ответе при любых обстоятельствах.

— Ты ещё кто? — Кин не мог не улыбнуться, заносчиво, зловеще, ведь раньше это действовало на ура, и в этот раз сработало, хотя губы предательски дрожали, показывая его слабость. Вот только девушка поверила, вздрогнула, испуганно и, как показалось Кину, с настоящим, неподдельным интересом выглядывая из-за плеча Лейлы. На его очевидный вопрос она не ответила, только её губы расплылись в ещё более гадкой, мерзкой улыбке, а тонкие, длинные, словно паучьи, пальцы с тёмными ногтями легко коснулись щеки Лейлы. Кин ровным счётом не понимал ничего, перед глазами всё плыло, но он стоял, продолжая задавать себе вопросы, кто она и что ей здесь надо: может просто сумасшедшая, раз решилась прийти в сад Акихико без его дозволения, ведь он, как правило, не жаловал непрошеных гостей, встречая их ударом под рёбра — если девушка, и ударом в челюсть — если мужчина, он ненавидел их всех одинаково. Кин так же не любил внезапных визитов, особенно если это какая-то падшая, которая свободно, без зазрения совести, разгуливает по его дому и прикасается к тому, что он поклялся защищать собственной жизнью. — Отвечай!

Пальцы слегка дрогнули, но послушно сжали холодную сталь косы, Кин не собирался играть с ней, тем более что теперь происходило что-то ещё более странное, необъяснимое для него — между её пальцами и щекой Лейлы отчётливо виднелась тонкая, чёрная нить. Что происходит и что после этого будет, Кин не знал, просто раньше он не встречал и не видел ничего подобного, и потому единственная мысль, которая появилась у него — помешать. И неважно как, не важно какой ценой, главное — помешать, и прекратить весь этот беспредел, Акихико будет недоволен, если узнает, что Кин не смог защитить сад от непрошеных гостей. Так же, чтобы после не обрушить на себя гнев Акихико, Кин рассчитывал всё правильно, чтобы никого, кроме этой нахалки, не задеть, резко подавшись вперёд, сделав первый, тяжёлый шаг с усилием. Скорость была не такой как раньше, она вообще оставляла желать лучшего, и Жнец толком не понимал, как вообще смог умудрился оставить на бледной щеке незнакомки внушительный порез. Было ощущение, что он просто бессилен с такими возможностями, но непоколебимое желание защитить сад, где он всё ещё был полу-хозяином, после Акихико, придавало ему немного сил, малую долю уверенности в его действиях и поступках. Всё было как обычно — девушка смотрела на него уже серьёзно, испуганно отшатнулась, приложив пальцы к свежей кровоточащей царапине, с неверием глядя на густую, чёрную кровь. Да и Кин расслабился, вжился в роль, перекинув косу через плечо, было тяжело и внутри с каждым шагом и рывком всё словно переворачивалось — слабость давала знать о себе, он устал и хотел спать. Но бросить дело на середине он не мог, Лейла стояла позади него, а он всем своим видом, немного потрёпанным, раздражённым и уставшим давал понять, что прикоснуться к ней больше не позволит. Вот только слишком поздно он уловил рядом чьё-то дыхание, чужие шаги — резкая боль быстро разнеслась по всему телу, осколки каменной ограды, куда так неслабо приложили Кина, ощутимо впивались в кожу, Жнец открыл глаза, ощутимо стиснув зубы. Перед ним был парень с точно такой же внешностью и чёрной, поганой кровью, медленно текущей по прогнившим венам, девушка, стоя позади них, только насмешливо улыбнулась, помахав рукой на прощание.

— Что за чёрт? — в глазах всё медленно плыло, но кое-как, с помощью собственных усилий, Кин оставался в сознании, убеждая самого себя, умоляя, что он не может уйти, не может закрыть глаза, не может уснуть, когда здесь чужаки, которые явно с добрыми намерениями заявились сюда. Вот только тонкие пальцы крепко обхватили шею, сильно сжимая, впиваясь ногтями в кожу, пытаясь свернуть её одним резким движением, но Кин выкрутился, отмахнувшись от парня, тут же заходясь в сухом кашле, царапающем горло. Удар вышел не таким, как хотелось, даже хруста не было, значит не перелом, но благодаря этому появилась возможность, и нет — не сбежать, не позвать на помощь, не перевести дух — оградить ту, за которой эти двое явились. Кин не понимал, откуда взялось столько сил, но девушка напротив Лейлы истошно закричала, отшатнулась, хватаясь за обожжённые пальцы от барьера чёрного огня. Кин выучил это заклинание, смог обуздать огонь, смог выстоять, смог контролировать его, хотя это не его стихия, просто демонам с красными глазами дан бонус — они могут многое, если только захотят, поддадутся чувствам. И в тот момент оказавшись рядом с девушкой, Кин даже и не вспомнил правила приличия, что девушек не бьют, и ударил, не щадя — он не видел в этом девушку, здесь была только грязь, падаль, то, что нужно уничтожить раз и навсегда. Но это было дано сделать не ему — тупая боль в висках, перед глазами потемнело, и неподвластно ему, пожирая свет и краски, расплывались чёрные пятна.

— Убить его?

— Нет, не стоит, он больше не помеха.

— Да?

— Посмотри: кожа быстро белеет, губы синеют, да и глаза уже мутные — первые признаки смерти демона. Ему недолго осталось, истощение магии, слишком много сил использовал, чтобы остановить нас, да и ты его сильно приложил, кости переломаны. Он сам скоро сдохнет, не переживай за него, с таком состоянии, как правило, долго не протянет даже Дьявол. Идем.

— А воспоминания?

— Большую часть я успела получить, думаю, этого хватит, идём. Пусть умирает достойно, всё-таки сын Дьявола, а мы падшие. Считай это наш подарок, малыш, засыпай.

И Кин послушно потерялся на некоторое время, отрывисто помня, как небо расплылось серыми пятнами над ним, а после он медленно закрыл глаза, не различая где реальность, поддавшись тьме, которая мягко окутала его душу, убаюкивая, тихо нашёптывая что-то на ухо. Там, в его собственном сознании, было легко, невесомо, тепло, но спустя какое-то время вместо такого привычного, тихого шёпота, который ненавязчиво пел колыбельную, Кин услышал только громкое, грозное «Вставай!», и Кин не мог не подчиниться, узнавая и знакомые, и чужие нотки в этом голосе. Широко распахнув глаза, он увидел над собой всё такое же серое, плаксиво-печальное небо, тело он почти не чувствовал, только со временем начал ощущать ноющую и острую боль, но тот голос продолжал громко упрямо кричать, сотрясая всё его хрупкое сознание, Кин поднялся. Рядом никого не было, те незваные гости, с которыми он сражался, просто ушли, бросили его здесь, так и не завершив бой, вокруг Лейлы по-прежнему стоял барьер, медленно выкачивая все жизненные силы Жнеца, он был на пределе своих возможностей. В голове пронзительно зазвенело, перебивая этот крик, который вынудил его подняться из глубин темноты, и прозвучало далёкое, насмешливое «Считай это наш подарок, малыш, засыпай». Тем же мутным взглядом Кин сумел рассмотреть Госпожу Лейлу, за которую дрался, которую защищал, как верный рыцарь, она стояла справа, а он, так невоспитанно и грубо, валялся на цветах, которые долгое время выращивал и сам после ухода Акихико. Чертыхнувшись про себя, Кин поднялся, едва не упав, закружилась голова, вовремя пригодилась коса, послужив крепкой опорой для него, в душе, поглощая всё светлое и теплое, вновь образовалась чёрная дыра, пожирая его изнутри. Кин первые несколько минут ещё отрицал правду, сопротивлялся тому, что уже стояло перед ним, позади него, обдавая разбитую об камни голову ледяным дыханием, он поднимал такие преданные глаза на женщину перед собой — он защитил, он спас её, хотя расплатой и стала его жизнь, он радовался. Было немного страшно и одиноко, дрожащая рука сама невольно касалась груди, где сердце билось с остервенением, к горлу подходил тот же сухой кашель, теперь смешанный с кровью. Что-то внутри него уже сломалось, поддалось Смерти, разрывая тело по частям, сначала лёгкие, болезненно сжимаясь от слишком горячего раскалённого воздуха, после горло, не давая ему вздохнуть, будто что-то стало поперёк него. Сломанные от нескольких точных ударов кости упирались во внутренности, осколками выпирая из-под тонкой, бледной кожи, грубо вонзаясь в органы, рука сама собой вцепилась в рубашку мёртвой хваткой. Сердце ещё билось, хотя и медленнее, но с частыми замираниями, секундными остановками, и оно почти остановилось, когда издалека Жнец смог разобрать тихие шаги и после крик «Кин!».