Окутанная тьмой (СИ)

— О, Люси-сан, а я тут немного… ой, чуть не упал, — но потом, как бы он не отрицал, Кин всё равно оказался сломлен изнутри, вновь что-то лопнуло, обдавая оставшиеся органы горячей кровью, после поднимаясь вверх, к горлу, тонкой струей вытекая из уголка плотно сомкнутых, посиневших губ. И хотя Хартфилия крепко прижимала его к себе, надеясь привести в чувства и согреть, отогреть его замёрзшие руки, ничего не вышло — в этот день он стал просто мальчиком, который умер ради…

Комментарий к Бонус 4. Кин: мальчик, который умер ради... Здравствуйте, дорогие читатели. Сразу извиняюсь за столь долгое отсутствие, но этому есть причина, и надеюсь, что вы меня поддержите. В общем, у меня большие проблемы со зрением, что появилось ещё несколько лет назад, а теперь эта проблема обстоит очень остро. Поход к врачу принёс и кучу запретов, и первым в списке – забыть о ноутбуке, телевизоре и прочей технике. Вскоре нашёлся компромисс с родителями – 2 часа в день, уже что-то, но, увы, для 10-15 страниц “Дьяволицы” это только или истерично посмеяться, или подразнить воображение. Так что когда появиться полноценная глава этой работы я даже не представляю, а бросать вам короткие обрывки не хочется.

Но отсутствие полноценного доступа к ноутбуку – не значит, что я отдыхаю, валяю дурака и вовсе не думаю про главу. Всё пишется, но от руки: утром, днём, ночью. Когда угодно. Прошу не сердиться и понять меня правильно, надеюсь, что вскоре смогу порадовать вас настоящей, уже привычной 15 страничной главой. А пока прошу принять этот маленький бонус, который, в связи со временем, отведённым мне, писался больше недели.

Желательно к просмотру: https://new.vk.com/photo337030583_424664731

====== Жажда мести, часть 1: Будоража кровь... ======

В голове что-то пронзительно-громко кричит, резко сорвавшись на истеричный смех — и вместо слёз на лице расплывается зловещая улыбка, не предвещающая ничего хорошего. Люси не хочет сходить с ума, послушно поддаваться боли, наполнившей всё сердце, не хочет срываться, позволяя ярости, граничащей с безумием, брать над собой верх. Но только взгляд сам собой, будто невольно, опускается на белое, умиротворённое лицо мальчишки, вовсе без ярко-выраженных мужских черт — ещё слишком юн и глуп. Одним словом ребёнок, обычное дитя с другими корнями, которое нуждалось в защите, поддержке и заботе, но Люси не успела додать ему всё это вовремя, не оказалась рядом в самый нужный момент. Она не почувствовала боль в груди, выворачивающую всё наизнанку, когда сознание мальчишки сотрясалось от невыносимой боли и слабости, не ощутила ничего, хотя нерушимые узы между ними казались по-настоящему крепкими.

Акихико, будто чего-то сильно боится, даже не оборачивается, поспешно уходя в дом, и, Люси поправляя воротник куртки, беззвучно подходит к Кину, обречённо, обессиленно падает перед ним на колени, цепляясь пальцами за потоптанную траву. В голове ничего не укладывается, а сознание трепещет не в силах представить, как жить дальше, зная, что эти глаза, ставшие нужными и родными, больше не откроются и в порыве ярости не окрасятся в алый цвет. Что этот глупый, вспыльчивый мальчишка больше никогда не улыбнётся, не попытается злобно усмехнуться, сострить кому-то в ответ, пытаясь выглядеть достаточно взрослым. Слёзы быстро прекращаются, ведь в них больше нет смысла — Люси поплачет потом, может быть, поплачет, оставшись в гордом одиночестве, быстро пролистывая станицы собственной жизни, с самого начала, когда только впервые появился этот мальчишка. Тогда ещё слишком грубый, жестокий, отречённый от других, не видя смысла в дружбе, но не прогнивший как многие — Люси до последнего момента пыталась помочь ему раскрыть, и он постепенно, как самый редкий цветок, распускал лепестки. А теперь после всего прожитого вместе осталось только бездыханное тело, в мгновение лишившееся тепла и трепетного огонька души, который исчез бесследно. И Люси жаль, что всё вышло именно так, а не иначе, без сомнения, если бы была возможность, то она не колеблясь отдала бы свою жизнь взамен на его. Слишком дорогим для неё был этот мальчишка с бездонными, зеркальными глазами, в которых Люси каждый раз видела что-то новое, радостное, человеческое.

Акихико долго не выходит, но Люси не пытается услышать, разобрать, чем он так занят — она улавливает только, как заволновался ветер, срывая цветы вечноцветущей здесь сакуры. Перед ней с натянутыми масками печали поочерёдно являются демоны, одни более-менее знакомые, другие чужие и не известные. Среди них Люси быстро находит огненно-рыжие волосы Имизуки и её саму, одетую в, на удивление, свободную, безразмерную одежду любимого чёрного цвета. Она молчит, внимательно, с подозрением всматривается в Люси, и Хартфилия точно знает, что видит она в её глазах — жажду мести, кровавой расправы и крики, кровь, много крови. На руках, лице, одежде — всё вокруг должно быть окрашено в цвет безумных глаз Кина, уж Люси постарается, чтобы Седьмая прочувствовала на себе, ощутила каждой клеточкой прогнившего тела эту невыносимую, сжирающую изнутри боль.

И Люси ясно помнит уверенное, довольное выражение Седьмой, что осталась в гильдии обездвиженной и беспомощной. Она надеется, что Люси потеряет себя и полностью отдаться боли, но нет, этого не случится — Люси поднимается на ноги, проходит мимо толпы демонов, что так гадко смотрят на Кина, и на мгновение останавливается, всерьёз задумавшись. Изменит ли что-то убийство Седьмой? Кину от этого точно легче не станет, а вот ей самой — даст ли свободу, позволит ли спать спокойно, не давясь собственными криками, видя этот кошмар? Или может оно заглушит, притупит все чувства, включая этого болезненно-ноющее чувство вины и ненависти к самой себе? Люси толком не знает, что делать дальше, но выбор стоит только один — убийство, — и, разбивая ставшие стеной сомнения, закравшиеся в душу, тем же тихим, ядовитым шепотом разбивает именно Имизуки

— Отомсти за него, как положено, как хочет и требует душа. Станет немного легче, да и Кин будет спать спокойней, когда его убийцы навсегда канут в забвение, — Люси не знает права ли Имизуки, давая ей такой совет, но выглядит девушка вполне серьёзно и уверенно. Люси, на мгновение затерявшись среди толпы скорбящих демонов, только коротко кивает — не ради собственного спокойствия, а ради сладкого, вечного сна Кина, в который тот погрузился. Теперь Хартфилия твёрдо уверена в своём выборе, она так и поступит, вырезав, как скот, двух падших — не зачем таким гадким, подлым существам топтать своими ногами землю. За грязные дела всегда придёт расплата, которая будет медленного забирать всю их жизнь и силы, превращая в беспомощную падаль, полностью сгнившую изнутри. В случае Седьмой и её брата, расплатой стала сама Люси — и всё произойдёт быстро, без колебаний, жалости и выслушивания слезливых оправданий. Седьмая тысячи раз пожалеет, что когда-то, воспользовавшись наивной, доброй Люси, вновь ступила в темноту и посмела влезть в их тихий, уютный мир.

Седьмая, устало прикрыв тёмные глаза, полагаясь только на свой слух, пытается незаметно дёрнуть затёкшими руками, но не выходит — верёвки сильнее, рвано впиваются в кожу, и она чувствует тошнотворный запах собственной крови, что начинает еле уловимо витать в воздухе. Венди молча сидит напротив неё, со стальным, вовсе не детским взглядом протирая белой тряпкой лезвие меча от тёмной, засохшей крови. Грязь мутными разводами скатывается по металлу, капая в ведро с водой, и в сверкающем лезвии Седьмая ясно видит себя саму. В этих глазах напротив Седьмая читает тайное сомнение на счёт её объявления о смерти Кина и непоколебимое желание во всём быть как Люси — эта девочка, такая маленькая и хрупкая, считает её идеалом. Всегда ровняется на бездушного, жестокого демона и не замечает истинной сущности Люси, которая без колебаний вгоняет когти, выдирая ещё бьющиеся сердца из груди. Девочка этого будто не знает, будто не замечает, оправдывая свой выбранный идеал, а вот Седьмая в своём понимании, тихой, незримой тенью следуя за Люси во время новых заданий, хорошо видела, как зловеще, кровожадно горят алые глаза в темноте. Как надменно, словно на ничего не значащий мусор смотрит Люси на проигравших, что покорно стоят перед ней на коленях. Седьмая не видит в этой девушке того прежнего, искреннего человека, которого так сильно пытается удержать около себя это наивное дитя — Седьмая видит только монстра, что живёт и растёт в человеческом теле.