Окутанная тьмой (СИ)

Люси с замиранием сердца, с каким-то непонятным, оплетающим душу и сердце страхом осторожно ступала по извилистой каменной дорожке. В саду стояла пугающая тишина, заставляя её вздрагивать от ветра, нервно оглядываться, ускоряя шаг, всё быстрее приближаясь к центру сада, где стояла Лейла. От слов Седьмой вдруг стало не по себе, страшно и волнительно, и всем своим существом Хартфилия молилась, чтобы эта падшая оказалась просто искусной лгуньей, но на сердце всё равно было неспокойно. Земля чуть не ушла из-под ног, в ушах зазвенело, когда издалека начал слышаться тихий, обессиленный хрип Кина, его невнятное бормотание. Он говорил с кем-то.

— Простите меня, Госпожа Лейла, за то, что стою перед вами в таком жалком виде. Не сердитесь, пожалуйста, меня потрепали не по-детски и кажется я умираю, но не уверен… просто не чувствую правую руку, она словно онемела… кровь не ходит как надо. Чёрт, простите, что позволил этим ничтожествам потревожить ваш покой и эту тишину, обещаю, если я выживу, если смогу и дальше держать в руках оружие, то, непременно, найду их. Надеюсь, что выживу, только сейчас, когда стало так больно, я понял… я не хочу умирать, как-то глупо, да? Демон и стремится к правильной жизни, хочет быть достойным… смешно, но это правда, — сквозь высокую, зелёную траву и цветы Хартфилия сумела рассмотреть Кина, вернее его некогда белую рубашку, когда он, опирая на косу, еле стоял напротив её матери. Люси слышала, что он говорит, но не верила, торопилась, переходя на бег, она ведь успела, он жив.

— Кин?! — громко позвала его Хартфилия, и Жнец, послушный, её милый ребёнок, как и всегда, обернулся, через силу улыбаясь, чуть не падая, с усилием удерживаясь побелевшими пальцами за косу. Белое, слишком болезненное лицо, мутные глаза, засохшая тёмно-алая кровь на посиневших губах — он и вправду умирал. Люси и сама помнила, как жалко выглядела, когда Адриана и Таро силой вытаскивали её оттуда, с той стороны, и теперь она видела точно таким же, слабым и беззащитным, Кина. Ну, разве может она позволить ему умереть, вот только сил у неё нет совсем.

— О, Люси-сан, а я тут немного… ой, чуть не упал. Извините меня, пожалуйста, я не сумел защитить вашу матушку, прошу за это прощения. Появление этих двоих было неожиданным, и я просто растерялся, не понял с самого начала, что эта девушка не одна. Была она и ещё парень, одинаковые, словно близнецы, хотя, наверное, и вправду близнецы… о, чёрт, этот урод мне чуть шею не свернул, но я кое-как выбрался… ну, вы ведь знаете, что я очень живучий, вот и теперь получилось. Эта девушка ненадолго смогла прикоснуться к Госпоже Лейле, не знаю для чего, я её ударил, она отлетела, барьер для Госпожи, а потом… боль… кажется, у меня сломана ключица и пара рёбер, чёрт, осколки боль упираются изнутри. Я рад, что вы здесь, — Люси почти и не слушала, что он почти бессвязно бормочет, глядя полупустыми, мутными глазами вперед, но точно не на неё. И в тот момент, когда он начал падать, когда его нужно было поддержать, Хартфилия оказалась рядом, бережно уложив его голову себе на колени, тщетно пытаясь зажечь на ладони огонь. Его сила, его неудержимость должны были перейти в обычную силу, которая ускорит заживление ран, но как назло его количество в Хартфилии было критически мало. Ничего не выходило, и это было до слёз обидно осознавать собственное бессилие, в этом мире, где правит Акихико и Кин, её сила подавлена, она не может противостоять им. И сам Кин, едва живой, не даёт ей права использовать всё, что у неё есть — только улыбается, берёт её руку своей, держит, подносит к дрожащим губам, целует. — Всё в порядке, Люси-сан, — и Хартфилия пытается улыбнуться, но не выходит, только гладит бледные щёки, убирая белоснежные волосы со вспотевшего лба. — Я умираю, да, Люси-сан? Я чувствую холод, он будто пожирает изнутри, это неприятно и немного страшно. Теперь я по-настоящему боюсь, я признаю это, но больше всего я боялся умереть в одиночестве. Хорошо, Люси-сан, что вы в такой момент рядом со мной, не тратьте силы… мне уже легче, но душа боли… не чувствую руки, это нормально? Знаете, очень странно умирать, когда ещё не достигнул своей цели, мечты, странно умирать, когда ещё много не увидел, не узнал… я не хочу уходить отсюда, я люблю смотреть на закаты и на дождь… люблю дождь, его холод… интересно, а там есть хотя бы небо и солнце? Я бы ещё хотел увидеть звёзды на тёмном, ночном небе, они красиво горят и далеко, влекут к себе… я люблю этот мир… я плачу, Люси-сан? Если нет, то значит, я уже не вижу, потерял способность видеть этот мир, нет, всё-таки просто плачу… и вы плачете, Люси-сан, почему? Я не стою ваших слёз, Акихико всегда говорил, что я настоящий Дьявол, маленький Дьявол без титула… наверное, так оно и есть… не хочу закрывать глаза, но что-то в сон клонит. Я ведь усну и больше не проснусь… странно осознавать это…, а я смогу следить за вами так же, как дано Отто-семпаю? Было бы очень здорово, не хочу оставаться один… одиночество это больно и страшно. Люси-сан, присмотрите за братиком, хорошо? Я никогда не называл Акихико так, но теперь мне действительно кажется, что он для меня ближе всех в этом мире, вы уж не обижайтесь, Люси-сан. Нии-сан… красиво звучит, почему я не называл его так раньше, интересно, а он считает меня братом? Люси-сан, почему демоны умирают так мучительно и долго… сначала немеет всё тело, холод внутри, пустота… почему нельзя умереть быстро и безболезненно, не заметив этого? Люси-сан, подружитесь с братом, со своим братом, Зуко, кажется… я тогда промолчал… думал, будет лучше, простите. Есть ещё кое-что, о чём я хочу вас попросить… знаю, это непозволительная для меня грубость, но всё же… холодно. Люси-сан, назовите своего сына мои именем, пожалуйста… не хочу, чтобы вы забыли меня, хорошо? Обещаю, если у меня будет возможность, то я буду присматривать за вами, а после и за ним… жаль, что сердце почти не бьётся, от этого ещё страшнее. Это ведь конец? Да, наверное… ничего не могу поделать, Люси-сан, я очень хочу спать… — Хартфилия вновь не смогла сдержать слёз, когда тёмные глаза, в которые она влюбилась, остекленели, после просто медленно зарылись. Лицо стало умиротворённым, больше ничто не тревожило сознание Кина, его мысли, всё, что он держал в себе, его память, растворились, исчезли во времени, которое для него закончилось. Счётчик остановился, секунды застыли, небо потемнело, и быстро собирался дождь — холодный, который так сильно любил Кин. Хотелось истошно кричать, умолять его очнуться, открыть глаза, посмотреть на неё и, как ни в чём не бывало, просто улыбнуться. Люси последние минуты оставалось только плакать, отвечать на его вопросы, глотая слёзы, боясь расстроить Кина сильнее. Кин боялся одиночества, боялся умирать, но небо оказалось несправедливо, оно не дало ему возможности выжить, подавив всю силу Хартфилии внутри неё, не позволяя передать её. Кин не чувствовал боли, не чувствовал страха, он поддался вечному сну, не в силах противиться.

— Кин, — Люси, закрыв глаза, наклонилась ниже, нежно, бережно целуя его в холодный лоб, поправляя волосы, продолжая гладить белые щёки. Но больше ей никто не ответил, теперь нет того милого, послушного мальчика, который всегда был рядом. Теперь на его умиротворённом Смертью лице только едва заметная улыбка, в которой были изогнуты посиневшие губы — он замерзал, но рядом с Люси он не чувствовал холода. Хартфилия ощущала непонятную пустоту внутри, будто часть её, важную и нужную, выдрали, но она почувствовала это только сейчас. Подняв голову, встретившись с заледеневшим взглядом Лейлы, Люси ощущала только ярость, злость, презрение — она возненавидела свою мать. — Ты испортила жизнь Зуко, а теперь и за Кина взялась, за что ты отняла его у меня? Чем, скажи мне, чем он провинился перед тобой? Он защищал тебя столько времени, и вот чем ты отплатила ему за это — смертью, мучениями, болью? За что ты убила его, он не был виноват перед тобой ни в чём? Почему за все мои грехи ты забрала его? Седьмая и её брат из-за меня явились сюда, так почему ты не защитила его? Кин не был ни в чём виноват, он просто ребёнок, маленький мальчик, которому всегда была нужна защита и поддержка! За что ты так со мной, он не заслужил такой смерти, он должен был жить и дальше! Если тебе так была важна жертва, кровь, то лучше забрала бы меня, а его оставила в покое — он не заслужил боли, он должен был исполнить свою мечту, и плевать, что без меня! Ты жестока Лейла, — уложив Кина на дорожку, Хартфилия слегка покачиваясь, поднялась в полный рост — в глазах была только ярость, желание убить, отомстить. Все эти куклы, жалкие пустышки, защищая пустое место, Кин и погиб. — Без вас было бы лучше, — ровная, будто мраморная кожа одной из девушек начала осыпаться, медленно шелушиться, мелкими песчинками опадая вниз, превращаясь в просто кучу песка, пыли около цветов напротив неё. Огонь быстро потух, но с новой, удвоенной силой загорелся рядом другими — Люси не жалела их, это они были виноваты в его смерти, ради них Кин отдал свою жизнь. — Лучше бы и тебя тоже не было, дорогая матушка, — Люси с ненавистью смотрела на эту куклу, когда-то самую ценную, но теперь она казалась просто мусором. Хартфилия подняла руку, поняв для себя, что только гнев и злость позволили ей использовать здесь свою силу — это обитель чужого страха, боли, помогать другим здесь невозможно, от этого силы быстро чахнут. И огонь почти зажегся, вспыхнул, но в этот момент Люси грубо оттолкнули в сторону, с силой, остервенением прижав к каменной ограде спиной.