Окутанная тьмой (СИ)

— Дочь, — тихо, хрипло проговаривает Джуд, делая несколько коротких, неуверенных шагов вперёд, навстречу к Люси, а ей в этот момент хочется развернуться и убежать, слишком рано. Этой встречи не должно было быть никогда, Хартфилии и не собиралась открывать всю правду перед отцом, они — его жена и дочери — слишком сильно потрепали ему нервы. Пора бы уже исчезнуть из его жизни, они — его горькое прошлое, а эта женщина и ребёнок, тот, что лежит в переноске позади них — его будущее, не нужно оборачиваться назад, но Джуд обернулся. Он должен был жить спокойно, ничего не зная, не подозревая, отдаваясь полностью новой семье, работе, делам, заботам, но он не смог забыть их — свою семью. И если бы только Люси знала, что на его рабочем столе, отдельно от всех бумаг и документов, всегда стоит их старая, хорошо сохранённая из детства фотография, то, может быть, изменила бы своё решение, ход своих мыслей. Джуд всегда дорожил своим прошлым, своей семьёй, которую так беспощадно, сурово и быстро разрушило время — он не хотел отпускать то, что заставляло его и улыбаться, и грустить, вспоминая самые нежные, трепетные, счастливые моменты. Лейла в светлом платье на берегу моря, Лия и Люси, его малышки, копошатся среди полевых цветов, неумело плетут венки, и он, тогда самый счастливый человек на земле, сбежавший на день от работы ради семьи. — Дочь, я знаю всё, что с тобой случилось за это время, и что произошло с Лией. Эти люди очень добры, они желают тебе только счастья, они рассказали мне всё, и я тоже хочу помочь тебе, поддержать, как могу, быть рядом, — он приближался, а Люси так и стояла не в силах поднять глаз. Именно сейчас, именно перед ним, именно перед человеком, которого она когда-то ласково называла «Папочка», ей стало стыдно, и сказать что-то в своё оправдание она не могла, причина защитить всех любой ценой теперь стала казаться слишком глупой и детской. — Просто позволь мне быть рядом с тобой и помочь. Я сделаю всё, что в моих силах, — проговаривает он ещё тише, аккуратно, бережно приобнимая Люси за плечи, Хартфилия только вздрагивает, это тепло было и знакомы, и чужим одновременно, но отказаться от него Люси была не в силах. Она скучала по нему, порой грубому, жестокому, выбравшему работу вместо семьи, и отрицать это невозможно. Люси не искала встреч с ним, не приходила, словно приведение, в их семейных особняк, но знала, что он пытается жить дальше. Он пытался убежать от прошлого, пытался начать всё с чистого листа: женился во второй раз, радовался искренне третьему ребёнку, обещая себе, что его Бог не заберёт так рано, молился за здравие своей семьи, но прошлое настигало его снова и снова. Памятник, поставленный Лейле в саду, подарки Лии после очередного побега, не запылившиеся благодаря уборщицам, старые платья Люси, которые ей теперь наверняка малы — он хранил это и запрещал выбрасывать, не мог позволить. Люси давно знала, что у него есть жена, есть ребёнок и в этот раз, кажется, мальчик, потому желание мешать ему испарялось, она оставила все попытки, смирилась. Этот ребёнок — Хартфилия не знала, как он выглядит и сколько ему, да и информацию об этом принёс Кин, сказав, что Люси-сан кажется ему слишком грустной, вот и он и решил узнать как дела у её семьи. И это помогло, но было безумно больно видеть отца с другой женщиной, немного похожей на Лейлу, хотя Люси и не вправе запрещать ему жить, налаживать свою жизнь — Джуд всегда боялся одиночества, и оно настигло его. — Позволь представить тебе мою жену — Ванесса, мы с ней женаты три года, — женщина улыбнулась, в этот раз смелее, немного добрее, мягче. На лице появились морщинки, но даже так она была достаточно красива и молода, даже после родов она осталась хрупкой, тонкой, маленькой, чуть выше Люси, шире в плечах. — И нас годовалый сын — Зуко, идём, я хочу показать тебе его, — взяв Люси за руку, Джуд легко потянул её за собой, но Хартфилия ровным счётом и не сопротивлялась, не смела этого делать, смысла больше не было. Где-то в глубине души что-то вновь сломалось, появилось желание быть рядом с отцом, стать частью его семьи, как в детстве назвать его «Папочка», подружиться с Ванессой и увидеть, как быстро вырастет Зуко, оберегая его, стараясь быть всегда рядом. — Вот он, посмотри, — Ванесса тонкой рукой откинула в сторону, накинутую сверху, лёгкую ткань, открывая Люси вид на маленького мальчика, по пояс укутанного в одеяло. Ему и вправду было около года, забавный, маленький, с глубокими тёмно-синими, как у матери, глазами и, как и у всех Хартфилиев, у него были светлые волосы.

— Зуко, да? — мальчишка улыбнулся, будто поняв, кто именно стоит перед ним, внимательно вглядываясь в его сонные глаза, улыбнулся ещё ярче, легко потянул маленькие ручки вперёд. Вот только Хартфилия, ещё внимательнее присмотревшись к нему, к тому, что позади него, отшатнулась назад, едва не споткнувшись. В глаза, больно и до рези, ударил невыносимо-яркий свет, но кое-как Люси сумела разобрать за его спиной очертания крыльев — золотых, ангельских крыльев. В груди всё болезненно сжалось, отдаваясь неприятным, липким холодом, страхом по телу, ведь такого, как правило, не может быть, родители его — люди, без сомнений, он не может быть ангелом. Вот только крылья, которые теперь так хорошо видела Люси, не исчезали, периодически мелькали позади мальчика, а он ничего и не понимал, так же доверчиво протягивая руки к лицу старшей сестры. Но Люси не позволила ему дотронуться до себя, на мгновение вцепившись в край стола ногтями, Хартфилия отошла назад, запуская пальцы в волосы, перебирая их. — Это не может быть, не может, — тихо проговорила она, с неверием, непониманием глядя в пол, такого никак не должно было случиться, это просто невозможно. Джуд, как и другие, просто не понимали такой реакции Люси именно на этого ребёнка, прежде она была очень добра к малышам и улыбалась им в ответ, искренне. Положение спасла Адриана, появившись вместе с еле идущим Райто и Целительницей — все пришли, но решилась приблизиться к малышу именно Адриана, с долей волнения и интереса взглянув на улыбающегося мальчишку.

— Он умер ещё младенцем и был воскрешён ангелом, верно, Госпожа? — серьёзно спросила она, отчего каждый находящийся здесь вздрогнул, покрылся холодным потом, Люси передёрнуло, ведь это чистая правда. Зуко, видимо, умер сразу после родов, однажды Кин как-то рассказывал Люси, что у него появилась новая душа, кажется, тоже маленький мальчик, совсем как Зуко, но на следующий день эта душа бесследно исчезла, так может быть это и был малыш Зуко? — И кто мог оживить его, Госпожа? Кому был какой-то прок от этого? — на этот вопрос Хартфилия только злорадно усмехнулась — она знает, кто это сделал, без сомнений, но пока в полной мере не понимает зачем и ради чего.

— Адриана, неужели так трудно догадаться, кто удружил? Есть лишь один человек, который мог своим упорством и положением вверху добиться воскрешения Зуко, — Люси подняла глаза, глядя на отца, взволнованно переводящего взгляд то на жену, то на сына, то на неё. Хартфилии было гадко, она вновь чувствовала себя виноватой, хотя ничего и не совершала, не её вина в том, что Зуко — ангел, она не причём, но что-то больно точит изнутри. Находиться рядом с Зуко, с его чистой, непорочной душой невозможно — Люси чувствует себя омерзительно по сравнению с ним, слишком он невинен.

— Госпожа Лейла, — без колебаний, спустя некоторое время, задумчиво проговаривает Адриана, и Хартфилия коротко кивает, только её мать могла совершить подобное, раз уж добилась, что её дочери, настоящему демону, помогал ангел. Но только причина не совсем ясна: неужели она не хотела, чтобы отец вновь страдал, потеряв и этого малыша, может она желала ему счастья с Ванессой, поэтому воскресила Зуко, дала ему вторую жизнь в облике ангела? Вот только она не учла самого главного — демоны, которые с удовольствием питаются ангельской плотью, ни за что не упустят возможности полакомиться маленьким, ангельским мальчиком, который в свои годы беззащитен и ничего не может. Родители — обычные люди, они не смогут защитить его, и Зуко, в свою очередь, тоже не сможет защитить их и самого себя, пока так мал и глуп.