Месть Ветра (СИ)

«Да как я бы мог?!» — воскликнул Дикон.

Рокэ расхохотался.

«Ну-ну, ну-ну, — сказал он и разлохматил Дикону волосы. — Квентин Дорак вовсе не крыло зла, хоть и параноик. С другой стороны, глава тайной службы обязан совать нос не в свои дела. В отношении же моей светлости он считает себя обязанным делать это».

«Почему?.. В смысле… — Дикон смутился, но решил все же договорить. — Я знаю, что свою карьеру вы начинали под его руководством, но…»

«Квентин Дорак являлся другом моего отца, — сказал Алва, поведя плечом и, шагнув практически вплотную, приобнял Дикона за пояс, — очень близким другом… Малдэ, да не краснейте вы так! Я всего лишь намекаю на то, что вам не нужно стыдиться или стесняться, если Квентин позволит себе пару недвусмысленных намеков о нашем… взаимопонимании».

Дикон кивнул, ехать на встречу ему расхотелось окончательно.

«Квентин часто гостил в Алвасете, копировал отца вплоть до привычек, но если у Алваро Алвы тотальный контроль над областью своих интересов являлся методом достижения цели, то у Квентина он развился в паранойю. А еще он вбил себе в голову, будто в ответе за мою жизнь, собственно, потому я больше с ним и не работаю».

Ворота, щелкнув, начали отворяться, хотя Дикон не подъезжал к ним вплотную и не нажимал на кнопку звонка, даже голоса не подавал. Вероятно, его либо заметила охрана, либо где-то здесь притаилась синема-камера — правый глаз левой астэры как-то странно поблескивал.

Дикон проехал в ворота и свернул на широкую дорогу из красноватых плит, ведущих к маячившему на фоне леса особняку. Ехать пришлось через сад и не слишком быстро. С самого начала, как ворота медленно закрылись за его спиной, отсекая от мира и свободы, Дикона не покидало ощущение чьего-то пристального внимания, в ушах слегка звенело, а по земле стлался синеватый то ли дым, то ли туман. В воздухе висел запах сожженной листвы, но какой-то странный, едва уловимый.

Старые кряжистые вишни не столько тянулись вверх, к небу и солнцу, сколько стремились раскинуться вширь, переплетаясь ветвями и сучьями. Темно-зеленые листики дрожали, как у осин, при мимолетном дуновении ветерка. Наверное, весной здесь все оживало, и тонкий вишневый аромат заставлял как-то совершенно по-особому стучать сердце, переполнял покоем и чем-то волшебным и предвкушающим, но сейчас Дикон неосознанно втягивал голову в плечи и ехал медленно и осторожно, словно каждый миг мог угодить в смертельную ловушку.

Туман стал еще гуще. Дорожка вывела на небольшую поляну идеально круглой формы. В центре стоял фонтан: пятиугольная чаша из зеленого мрамора со скульптурой найери, стоящей на собственном хвосте, тот свивался кольцами, между которых хлестали струи воды, такие же били прямо из рук спутницы Унда, бога моря и Повелителя Волн.

Найери стояла к Дикону спиной, но стоило тому подъехать, обернулась, словно являлась живой. Сердце пропустило удар, он зажмурился, стискивая руль «Соны», и чуть не вскрикнул, когда на плечо опустилась чья-то рука.

— Да не пугайся ты, не пугайся, — прошамкал беззубым ртом старик, который вовсе не выглядел ни выходцем, ни порождением тумана. От него несло костром и вишневым ароматом, в руке он держал штыковую лопату черенком вниз. — Вот сколько раз я говорил убрать это непотребство, а ни в какую. Вот дождутся же, что кого-нибудь удар хватит.

— Вы о найери? — спросил Дикон. Он еще не отошел от потрясения, и голос слегка подрагивал, хотя спрашивается: с чего бы? В своих кошмарах Дикон видел вещи и похуже, и пострашнее.

— А о чем же еще? — старик улыбнулся, показав редкие зубы, через один замененные на стальные протезы. — В ней поворотный механизм и камеры в обоих глазах.

— Разрубленный змей… — прошептал Дикон, а мне почудилось, она живая…

— Спутников Ушедших не нужно бояться, они и ваша защита тоже, — наставительно сказал старик и принялся сжимать его плечо и темнеть лицом.

Дик охнул и от боли, и от вновь овладевшего им ужаса, но не дернулся, застыл. Через мгновение видение исчезло окончательно. На плечо Дикона давила тяжелая ветка старой вишни, а в шаге от него возвышался серый валун, лишь отдаленно напоминающий по форме человеческую фигуру.

— Кош… — прошептал Дикон. Если Дорак действительно наблюдал за ним, то, вероятно, давно убедился в том, что Алва имеет дело с сумасшедшим. — А и плевать.

Звук собственного голоса придал уверенности. Дикон слез с «Соны» и, обогнув фонтан, сел на бортик чаши. Скульптура найери была высечена из белого мрамора очень тщательно — рассмотреть удавалось каждую чешуйку ее хвоста — а на лицо она оказалась даже хорошенькой. Внизу под слоем очень прозрачной воды лежали камни, покрытые темно-зелеными водорослями. На поверхность упал зеленый лист, пустил рябь…

— Вы просто воплощенная аллегория, герцог Окделл.

— Аллегория чего? — Дикон поднял взгляд на очередного подошедшего. Невысокий пожилой мужчина с благородным лицом мало напоминал собственные портреты, особенно официальные. Видимо, художники, писавшие их, вкладывали слишком много своего отношения. Снимать же себя специально Квентин Дорак не позволял, видимо, приверженный суеверию морисков. Те утверждали, будто фотографии способны запереть отражение в зеркалах. Конечно, подобное не происходит со всеми, но каждый, кого хотя бы единожды снимали на пленку, мог однажды подойти к зеркалу и не увидеть ничего.

— Пока не решил. Рокэ, когда-то сидящий на том же самом месте, что и вы, и точно так же любующийся листом на водной глади, показался мне воплощением печали и одиночества. Однако вы — совершенно другое.

Дикон пожал плечами.

— Вы хотели меня видеть?

— Уж простите любопытство старику, — Дорак улыбнулся уголками губ, но его глаза остались настороженными и очень внимательными. — Возьмите под уздцы своего железного коня и пойдемте, иначе проблуждаете до вечера. В этом саду легко потерять верное направление, а вы уже трижды сворачивали не туда.

Дикон повиновался, взял мотоцикл и покатил следом за высокопоставленным проводником. Дорак не спешил, но и не двигался нарочито медленно, разговор не заводил. К дому они вышли минуты через три, и Дикон прикусил губу, чтобы себя не выдать: вблизи серый особняк давил еще сильнее.

— Здесь мы расстанемся с вами, свою красотку оставьте у лестницы, никто ее не похитит. Дальше поднимайтесь и следуйте за Найдой, она проведет вас куда нужно, — сказал Дорак. — Езжайте и больше не ошибайтесь в переплетении дорог. Даже самые широкие и накатанные пути бывают ложными. Пожалуй, скорее всего, такими и являются, ибо сворачивают на них слишком многие, — и отступил под сень вишен.

Дикон не стал размышлять, был ли то настоящий хозяин загородной резиденции или призрак, принявший его облик, сел на «Сону» и покатил к парадному входу. Он сделал все так, как велено: поднялся по лестнице к высоким (вровень окон на втором этаже) двустворчатым дверям из светлого дуба, оглянулся в поисках служанки или помощницы Дорака, но никого не обнаружил.

Ничего не оставалось, как ждать. Дикон сел на верхнюю ступеньку и принялся рассматривать носы собственных сапог. Ожидание не угнетало, а забавляло и слегка раздражало. Он ненавидел неопределенность и боролся с двумя противоположными желаниями: уйти немедленно и подождать хотя бы до темноты. В первом случае Дикон опасался снова заблудиться в саду, во втором — еще и ночной дороги до города, к тому же, ворота перед ним могли и не открыться.

Клацающий звук он расслышал не сразу, а когда обернулся, даже не сообразил, стоит ли реагировать на подошедшее существо как на порождение больного воображения или все же объект материальный и даже в некотором смысле живой. Когда-то оно точно таковым являлось, но теперь многие составные части его тела заменяли механические протезы. На лысой металлической голове удлиненной формы посверкивали вишневые глаза, которые казались Дикону живыми и умными. Механического монстра — собаку — делали на основе борзой. О том свидетельствовало строение лап и головы, а шерсть заменяли серебристые нити, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся сделаны из малюсеньких серебристых шариков.