Окутанная тьмой (СИ)

«И все же, я не понимаю, не могу понять твоих чувств, намерений и мыслей, мелкий. Ты готова перенимать на себя чужую боль, даже настолько ужасную, готова терпеть ее, страдать, но только не разочаровывать друзей, почему? В том, что этот маг так глупо поддался демону, пошел у него на поводу, сам попался на эту удочку и в итоге стал просто едой, нет твоей вины. Почему же ты постоянно поступаешь так?»

«Моя жизнь для меня жалкая и совершенно ничего не стоящая, что я живу вот так, что не живу – одинаково. Но как бы я не отрицала, у меня, в этом маленьком хрупком мире есть люди, которым я нужна и я просто хочу, чтобы они не боялись меня, чтобы знали, что я такая же надежная, как и раньше, что я могу пожертвовать собой, если понадобиться. И знаешь, я решила, что пока не выясню откуда здесь взялся Дьявол, я не уйду, именно до того момента. А после, когда просто растворюсь в темноте, стану тенью, невидимкой, просто молящейся за их жизни, я хочу, чтобы они помнили меня не кровожадным убийцей, а просто Люси, которой уже и нет… Это просто маска, которую они так хотят видеть, и я надеваю ее, пытаюсь улыбаться через силу, пытаюсь сдерживать злорадный смех над их наивностью… Делаю им прощальный подарок перед тем, как исчезнуть, и в этот раз навсегда, ясно?»

«Мне не нравится ход твоих мыслей…»

Небрежно дрожащими руками обвязав тряпку вокруг себя, кое-как завязав ее края, Люси, чуть пошатываясь из стороны в сторону, все еще чувствуя эту порядком надоевшую слабость, слыша этот же мерзкий звон в ушах и ощущая необъяснимое ощущение пустоты внутри, будто что-то важное просто выдрали, вырвали, оставив лишь шрамы, поочередно застегивала пуговицы рубашки. Рваные края раны болезненно ныли, вот только ничего с этим поделать Люси не могла и потому, стиснув зубы, взяв всю свою волю в кулак, героически терпела. Закончив с этим делом, взяв кулон в руки, оглядев его полу мутным взглядом, девушка сунула его в карман джинс и той же шатающейся походкой вышла из коморки.

На Хартфилию, состояние которой оставляло желать лучшего, тут же переключилось все внимание – шепот, тихие, взволнованные вздохи, даже быстрые биения их сердец стали заметно тише, поддерживая ту тишину, вновь ставшую здесь. Люси примерно представляла, в каком убогом, мерзком состоянии сейчас находится, и самое главное, как сильно пугает их всем этим – кровь, клыки, когти, крики, стоны, искусанные губы, изорванная рубашка – все это не может вызывать что-то кроме отвращения и ужаса. Уставшим взглядом Хартфилия быстро прошлась по всем магам, не упуская, запоминая их глаза, их выражения лиц и вздохи, пока не наткнулась на бессознательно тело Леона, переложенное со скамейки на стол. Венди, только-только поймав на себе такой усталый, раздраженный всеми этими событиями взгляд, коротко кивнула, бросившись к магу, аккуратно, но быстро убирая бинты, на скорую руку наложенные поверх раны – Люси только благодарно смотрела, как ловко эти маленькие ручки справляются со всем, не обращая внимания, уже не боясь крови, хотя лучше бы боялась. Делать что-то самой Венди наверняка не решилась, только забинтовала, кое-как приостановив кровотечение, от нее и этого было вполне достаточно, ведь маленькие девочки не должны беспокоиться о таких вещах. Марвелл и сама прекрасно знала, что не справиться в одиночку, не сможет ничего сделать и потому ей оставалось только следить за состоянием Леона, поддерживая его всеми силами, боясь, что каждая секунда может стать последней. Его смерть ни она не простила бы себе, ни сама Люси, ведь если такое и произойдет, то это будет на их совести и тогда уже никто из них никто не сможет нормально поговорить с Греем, а им этого вовсе не нужно.

Медленными, маленькими шагами, все еще слегка пошатываясь и от слабости, и от чувства пустоты в теле, Хартфилия приблизилась к магу, оперевшись одним коленом на стоящую рядом скамейку. Та только предупреждающе скрипнула, но осталась ее опорой, на счастье не рассыпавшись, сама же Люси, внимательно различая все черты лица Леона, рассматривала его бледное лицо, закрытые глаза, небольшую царапины на правой щеке с засохшей капелькой крови, чуть приоткрытые губы. Просто обычный человек, такой же, как и все, но Люси и сама не до конца могла понять, как он, с виду вроде бы и сильный духом, и в волшебстве мог поддаться так легко, глупо, нелепо. Он ведь наверняка не размышлял, просто не успел подумать о возможных последствиях, просто забыл, что бесплатный сыр только в мышеловке, которая и захлопнулась за его спиной. Исполнение желаний, а тем более таких, вещь трудная и необъяснимая, и самая желанная мысль, крутившаяся в голове Бастии, сделала из него просто капризного ребенка, который так желал ее воплощения в жизнь. Вот только она так и не была исполнена, демон оказался нерасторопным, и это сыграло на руку, ведь, возможно, если бы он решился на это раньше, то рядом с множеством других могил стояла бы еще одна, свежая, но, в отличие от могилы Люси, не пустая. Уже в который раз Люси нехотя убеждается, что люди слабы, как бы ни пытались скрывать это за своими железными масками, как бы ни пытались скрывать свои желания и самые заветные мечты, демоны все равно находят лазейку и пользуются ими, и итог выходит точно такой же, как и с Леоном. И это становится еще одной причиной для Хартфилии, чтобы не потерять себя, не сойти с ума, ведь потерянных, прогнивших и безумных демоном уже и так слишком много развелось. Кто-то должен возвращать эти неразумные создания в Ад, откуда эти выродки, навсегда потерявшие самих себя, не выйдут до конца своих дней. Это и есть работа «чистильщика», и одним из них, тем, кто пытается подняться, а не пасть низко является и сама Люси. Ведь кто-то должен, кто-то обязан защищать этих глупых, слабых людей, которые так просто совершают подобные ошибки, стоящие жизни многим другим людям.

Тяжело вздохнув, опять ощущая напор осколка на легкое, Люси поморщилась, потянувшись к карману, но тут же вспомнила, что лезвие от кинжала так же не осталось в стороне и было применено по назначению. Ничего не оставалось кроме как вновь исполосовать руку собственными когтями, прикрывая глаза и убеждаясь, что эта боль вовсе не боль, по сравнению с дырой в груди. Кровь тонкими струйками стекала вниз от запястья к белым, тонким пальцам, пересекаясь, сливаясь вместе, капая на живот мага. Наконец, рука Хартфилии дрогнула и пальцы еще деревянные, почти не слушающиеся, но знающие этот знак наизусть, начали быстро скользить по коже Леона, не сбившись, не сделав ни одной помарки. Все линии были ровными, аккуратными, уверенными, только несколько капель капнуло не туда, создавая разводы и кляксы, чуть портя превосходную картину и этот знак, сияющий ярко-красным на белоснежной коже.

Опять уставший взгляд Хартфилии перешел на лицо Бастии, она часто делала так, лишний раз убеждая себя, что, не смотря ни на что, поступает правильно, что так и нужно сделать, что это не плохо, что она вновь лезет в чужие дела, вновь возвращая кого-то к жизни. И сейчас она так же хочет знать, хочет быть уверенной в том, что оживит и залечит все раны Леона не зря, что он, очнувшись, придет в себя, осознает свою глупую ошибку, поймет, что даже демон не в силах дать ему любовь, которой и не существует. Вот только никто не может подтвердить всех мыслей Хартфилии, никто не может дать ей гарантию, что все так и случится, ей остается только надеяться на благоразумие мага.

Но прикрыв глаза, Люси уверяла себя, что даже если у нее и нет той уверенности, той гарантии, какой бы и хотелось, что после этого все вернется на круги своя, у нее просто нет выбора, нет того третьего варианта из двух, ведь она не может, да и не имеет права позволить ему умереть. А со всеми этими кровоточащими ранами, переломанными ребрами, острыми осколками, которые наверняка мешают ему дышать, умереть становится слишком легко и просто, и главная задача Люси предотвратить это и не дать ему погибнуть. Искоса девушка глянула и на Грея, того безудержно трясет от такого долгого, мучительного ожидания, кулаки постоянно то сжимаются до побелевших костяшек, то разжимаются, и не нужно быть всевидящим, чтобы понять, что он просто волнуется и очень сильно беспокоится за Леона.