Окутанная тьмой (СИ)

-Добрый день, госпожа Лейла, прощу прощения, но я очень тороплюсь. Будьте уверенны, что как только я закончу все дела, то вернусь и еще раз расскажу вам о Люси-сан, – приложив ладонь к груди, он поклонился, как и всегда, ведь он постоянно испытывал к этой девушке уважение и не отрицал этого. Она всегда смотрела так, будто просила его еще раз, вновь повторить все то, что он знает о Люси, и он рассказывал, будто она сама, будучи на небесах, не видит всего того, что происходит на земле. Кин слушался ее всегда, каждый раз рассказывая либо новую историю, либо в сотый раз повторяя, как он и Люси встретились здесь впервые. Как недоверчив, груб, прямолинеен был он – тогда еще глупый, слишком самоуверенный в себе мальчишка – и как добра, слишком терпелива и спокойна была Люси, пропуская все его колкие словечки мимо ушей. Она была мягкосердечна, заботлива по отношению к нему, относясь к его присутствию здесь, рядом со своей матерью слишком просто. Единственное, что тогда попросила девушка, так это присмотреть за Лейлой и, по возможности, защищать ее от всех бед, и тогда Кин, сам не зная почему, поддался. Просто он не мог отказать, просто как-то быстро отношение к этой девушке стало меняться в лучшую сторону. И Кин сдерживал свое слово, да и сейчас все было в порядке, ведь госпожа Лейла цела и невредима, никто не смеет прикоснуться к ней своими грязными руками, здесь она под покровительством этого мальчишки, который ставил ее оболочку выше самого себя.

Окинув девушку, будто понимающую его слова и мысли, довольным взглядом, Кин, уже больше ни на что не отвлекаясь, быстро добрался до крыльца, нервно открыв дверь, нет – просто выбив ее ногой, ведь времени оставалось чертовски мало, да и нервы, ожидая расправу от Люси, были поистине шальные. Демон начал оглядываться, не зная, куда направиться сначала – библиотека первого этажа, подвала или второго этажа? Порой в такие моменты, когда вся надежда только на эти бумажки, Кин не понимал, зачем Акихико столько, казалось, бесполезных книг, да и вообще, зачем он пишет об этих девушках, ведь его писанину все равно не прочтет никто, кроме него самого, разумеется. Вот только позже Кин осознал, а вернее понял, что рядом с этой тишиной и скукой чтение – не плохой способ скоротать эту долгую, надоедливую вечность. Книги, старательно написанные самим Акихико, немногим отличались от человеческих, будто он иногда начинал думать и мыслить как эти глупые, слабые существа, и это злило Кина так же сильно, заставляя скрежетать зубами, ведь так быть не должно. Акихико больше всего заострял внимание в своих книга на поведение девушек, на их смирение с неизбежным, на их крики и глаза, которые постоянно упоминались, чуть ли не в каждой строчке – кажется, что даже и самому писателю было не по себе от их взглядов. Акихико прожил здесь достаточно долго, так что, кажется, что остаться нормальным демоном без доли сумасшествия в глазах, характере и поступках невозможно – но он как-то смог, пересилил себя и после просто исчез, сбросив все на Кина. Кин же чувствовал себя здесь лишь заменой, до поры, до времени, пока Акихико хитростью и подлостью не вернет себе или не найдет другую косу, после выперев родственничка куда подальше. Так же Кин был заменой и для кукол – их личная жертва, которая никуда не денется. Он знал, что его вины в их смертях нет, но их глаза, раз за разом, убеждали в обратном, да и здесь он до сих пор чужой, просто никто – этот мир, этот сад, куклы и самое главное – госпожа Лейла все равно принадлежат Акихико, а он лишь временный хозяин.

Любил здесь, в этом мертвом царстве, Кин и рассвет, все было видно, как на ладони, среди легких облаков, дотянуться до которых проще простого, да и при восходе солнца куклы становились более живыми, радостными, не такими, как в другое время, будто этот восход был и их радостью тоже. Кин уже твердо знает, точнее, ощущает сердцем, что еще немного месяц, может чуть больше и его попрут отсюда, с этого места, где он уже обосновался и привык. Акихико вернется домой, ведь уже более, чем полгода этот зеленоглазый инкуб шляется по свету и наверняка не просто так, чтобы видами полюбоваться – его энергию Кин ощущал совсем недавно, уже не так далеко от Магнолии, но промолчал и сейчас будет молчать, зная, что даже эта информация не успокоит Люси. Раз уж Акихико появился так близко, то Кин уже сделал вывод, что тот нашел косу и уже скоро объявиться, как только подвернется удобный случай, а пока он не показывается, что Кину и не нравилось. Раньше он хотя бы писал письма, самые обычные, ручкой на бумаге, и Кин радовался этим трем глупым строчкам, в которых был только один вопрос – как Люси и как Лейла – его теперешнее местонахождение и фраза «пока безуспешно». И теперь Акихико, видимо, вновь поднялся на ту ступень, к которой так давно привык, вот только Кин искренне недоумевал, почему он скрывается. Все его письма Кин хранил, сам не зная для чего, вроде люди делают так, чтобы была какая-то память, вот и он поступил так же, складывая их аккуратной стопочкой в блокноте. Ответы он писал всегда объемные, повествуя все, что только знает, хотя и понимал, что назад ему придут точно такие же три строчки с печатью в виде месяца.

То, что этот обалдуй – Акихико – чувствовал что-то и к Лейле, которую Кин всегда так самозабвенно защищал, и к Люси, которая была для Кина учителем, другом, мальчишка в этом не сомневался, но и подшучивать, упрекать Акихико в этих теплых, свойственных только людям чувствах, не смел и не собирался. Кин и сам порой ощущал что-то странное, непонятное, незнакомое, просто необъяснимое для него, когда Люси брала его за руку, когда обнимала его или просто говорила с ним о жизни – он чувствовал, что это его человек, вернее демон, ему было комфортно в ее компании, ему нравились ее мысли относительно демонов, и он начал поддерживать ее идеи. Она говорила о той жизни, которая должна быть не только у людей, но и у демонов, и Кин помнил, какая прекрасна, какая завораживающая была она, ее чистое лицо, фигура, искренняя улыбка в лучах заходящего солнца. Но Кин никогда бы не назвал это первой любовью к девушке, нет – это была больше дружеская любовь или, как считал лично он, материнская. Он слишком сильно привязался к этой девушке, слишком сильно привык к ее голосу, к ее разговорам о смысле жизни демонов, к ее улыбке и невесомым прикосновением, когда она постоянно поправляла беспорядочно падающую на его лицо челку. Кин слишком к ней привык, но ничего поделать не мог, без ее присутствия в душе зарождалась тоска и печаль, отчего становилось гадко, ведь он просто скучал по ней. Он любил проницательность Люси, любил, когда она считывала все мучающие его вопросы и озвучивала их вслух, помогая разобраться, развеять страх, решить эту проблему, и Кин знал, что может ей все рассказать, может довериться ей и душой, и телом. Ему была безмерно дорога эта девушка, показавшая, что такое свет, и портить отношение с ней Кину хотелось меньше всего на свете.

Быстро перепрыгивая, переступая через несколько ступенек лестницы, ведущей на второй этаж, Кин продолжал усиленно про себя проклинать этого чертового дьявольского пса. Он никак не мог понять, как такое, казалось бы, глупое, никчемное, ни на что не способное существо, в голове которого существует лишь одна команда – защищать своего хозяина – могло придумать, могло додуматься до такого хитроумного плана, загнавшего Жнеца в тупик. И что самое удивительное, все было практически идеально, ни одного изъяна, если не считать что скоро, как только они доберутся до Люси-сан и вернут ее в гильдию, она придет сюда разбираться и наверняка заставит его вернуть все на свои места. Она может бы и послушала его, выслушала все, но вот доверие, та тонкая, хрупкая грань была пересечена Кином и он сожалел об этом. Сейчас он сожалел о многом – сожалел, что так вышло, что так легко поддался и согласился на эту сделку, хотя Люси уже столько раз просила его быть внимательнее и не заниматься подобным – души, которым пора подняться к небесам, сами придут к нему. Но ведь сегодня он вновь ослушался ее, он – просто ненасытный демон, капризный, самовлюбленный, самоуверенный ребенок, которому всегда всего мало – людских душ, чувств и самого банального внимания.