Окутанная тьмой (СИ)

Закусив на мгновение губу, раздирая зубами уже засохшую кровь, Люси вновь бросила короткий взгляд на Леона, потом на Грея и тут же внутри что-то щелкнуло, выдавая вполне адекватный вопрос «Чего ты ждешь?!». Прикрыв глаза, Хартфилия тут же приложила окровавленные пальцы к знакам, начерченным в положенных местах, и их яркость в этот раз поразила ее еще больше, глаза начали слезиться, но все равно этот алый свет был знакомым. Знак вспыхнул, будто неудержимым огнем и потух, растворяясь на коже мага, впитываясь, расползаясь темно-красными линиями, обрывками, медленно исчезая…

Комментарий к Все на своих местах, часть 3: Самопожертвование, 1… Ну, во-первых, хочу сказать большое спасибо за это +102, очень долго я ждала, когда же мое творение дойдет до этой цифры. Во-вторых, я искренне надеюсь, что она все же достойно этой оценки.

Насчет главы, я знаю, что садистка и мне кажется, что мучить персонажей это мое призвание. Так что про количество крови, да и подобных сцен попрошу промолчать, я знаю, что их очень много. Знаю, что и Люси сделала великомученицой, прошу за это прощения, в следующей главе такого не будет.

Теперь надеюсь на ваше понимание!!!

Хоть “Дьяволица” моя любимая, самая первая работа, каждое утро меня посещают мысли, что она начинает мне надоедать. Весь дальнейший сюжет я знаю наизусть, все сцены прокручивала в голове миллионы раз, и меня от них уже, честно говоря, тошнит. Бросать ее я ни в коем случае не собираюсь, просто для какого-то разнообразия, чтобы как-то занять свой мозг и воображение, я буду параллельно писать еще две работы. Одна из них уже порядком пылится в черновиках, а вторая будет по заинтересовавшей меня заявке. Из-за этого продолжение будет выходить реже, я даже график составила, и следующая часть “Дьяволицы” выйдет примерно 19 апреля, если, конечно, ничего не изменится.

Искренне надеюсь, что вы поймете и поддержите меня. Еще раз спасибо.

====== Все на своих местах, часть 4: Самопожертвование, 2… ======

Кин с тяжелым вздохом появился посреди главной гордости и достояния дома, в данный момент принадлежавшего ему – знаменитый сад Акихико, который тот, будто какую-то коллекцию собирал годами, столетиями, дополняя ее все новыми, непохожими на других экземплярами. Вот только сам Кин впервые увидев их всех – таких холодных, пустых, неподвижных – только их оболочки, полые внутри, не видел, не понимал, просто не знал, чем тут можно гордиться. Девушки, обычные девушки, не королевы красоты, не полнейшие уродины, просто девушки. Все разные – одни высокие, выше Кина на головы две, другие низенькие, маленькие, хрупкие, кажущиеся еще более незащищенными, и это раздражало еще больше. Темноволосые с такими же глубокими карими глазами, светловолосые с пронзительными зелеными. Худые, будто просто скелет обтянутый тонкой белой кожей и нормальные, более полные – все они были для Кина одинаковыми, ни одна не выделялась из них, не блистала той граций, женственностью, которую перед смертью им дал Акихико, наряжая в платья как настоящих кукол. Они не вызывали восторга или радости – только жалость и неприятное чувство вины, сожаления, будто это именно он превратил их в тех, кто они есть сейчас. Одни девушки наивно, испуганно закрывались руками, пытаясь оградить себя от демона, который в то время носил имя потрошитель. На лицах многих с той дикой, жалкой гримасой ужаса блестели слезы, словно сияющие на солнце драгоценные камни, которые никогда не покинут их лиц – эти слезы не высохнут никогда.

Хоть снаружи Кин и был более-менее спокоен, не показывая той явной, давно заметной еще с его ухода ярости, недовольства, того презрения и ненависти, которые разом вспыхнули в его душе, чувство презрения, недовольства к самому себе, своей слабости и глупости, заставляло сжимать от досады кулаки, впиваясь еще не исчезнувшими когтями в кожу. Кин не был тем, кто так просто мог сдаться, кто так просто мог признать свое поражение, в особенности, когда его противником была какая-то там жалкая подзаборная шавка. Но теперь в какой-то степени он осознал, что недооценивать врага не стоит, так быстро и просто соглашаться на такие сделки, которые оборачиваются такими клетками, откуда так просто не выйти, так же не стоит и не стоит быть таким самоуверенным. Все его правила, которые он самолично установил для себя и других демонов были подло нарушены, но, тем не менее, Кин даже был благодарен Райто – кто-то же должен был спустить этого глупого, заносчивого мальчишку с небес на землю.

Кин никогда не любил находиться в саду, даже в эту минуту присутствие здесь воспринималось им как часть наказания за его легкомыслие. Ведь он не любил, даже его бросало в легкую дрожь от этих пронизывающих, пустых, стеклянных глаз, обращенных уже всегда на него, будто какое-то проклятье, наваждение, которое преследует его по пятам, будто он – их новая жертва, которую они будут медленно истязать, будто так они пытаются наказать виновного в их смерти, в их теперешнем существовании. Акихико был их любимой жертвой, ведь это был его сад, его коллекция, которая не пополняется вот уже полтора года, именно с того момента, как тот отдал свою косу, а после бесследно исчез, и до сих пор Кин не знал, где он. Может в глубине души Кин и волновался за него, ведь родственник, пускай и дальний, можно сказать, что почти и не родственник, учитывая сколько в их семье демонов, вот только эти глаза, нашедшие в нем свежую кровь, свежую жертву, возвращали Кина в реальность, прививая даже некую неприязнь к Акихико и его давнему увлечению. Пожив в этом доме в полнейшем одиночестве, Кин каждое утро задавался мучающим его до сих пор вопросом – как Акихико мог жить рядом с ними; как мог смотреть им в глаза без зазрения совести, без чувства вины; как мог прикасаться к их измученным лицам; как мог наслаждаться их посмертной красотой; как мог радоваться цветущим цветам у их ног; как он вообще мог жить здесь?! И если же забыть обо всех этих девушках, просто вычеркнуть их, стереть, будто ластиком с картины, то сад поистине был прекрасен, ведь эти цветы, их многообразие Кин любил намного больше. Он ценил, уже просто привык к этой тишине, казавшейся по-настоящему мертвой – только ветер иногда прогуливался здесь, составляя ему компанию, шелестя юбками пышных платьев, еще нераскрытыми бутонами роз и уже вечно цветущей здесь сакуры.

Кин не знал, да и не спрашивал у кого-то, боясь вызвать какие-то положительные эмоции, мнения, откуда она взялась и почему она цветет здесь вечно? Он оставался молчаливым, грубым, самовлюбленным мальчишкой для всех демонов и обычным слушателем той мелодии, которая тихо переливалась среди маленьких белых цветов, оседая, стихая вместе с ними. Кин любил ее, любил ее красоту и живость, ему нравилось часами сидеть под сакурой, оперевшись спиной на ствол, тем более, что молчаливую компанию здесь ему составляла особенная, главная, самая важная девушка в розовом платье – Лейла Хартфилия. Она была просто прекрасна, ведь Акихико создал для нее прекрасный образ, вот только Кина не интересовали эти глупые разноцветные тряпки, его влекла ее внешность. Его любимая Люси-сан была ее точной копией, словно сестра-близнец и этой девушкой, навсегда застывшей с гордо поднятой головой, Кин восхищался, ценил ее компанию и, даже говорил с ней, зная, что она не ответит. Он мог рассказать все, не боясь, что она осудит, посмеется, порой в этом вечном одиночестве, погоне за душами, когда Люси стала появляться все реже, она оставалась для него единственным другом. Ему порой и вправду казалось, что она жива, что она вот-вот и что-то скажет ему, поддержит разговор, говоря что-то тихим голосом, который легко подхватит ветер, он просто верил в то, что когда-нибудь Лейла действительно оживет и потому охранял, берег ее с еще большим трепетом, силой и усилиями.

Молчаливые, пустые изнутри куклы встретили его без радости, без улыбок, впрочем, как и всегда – лишь их пронизывающие до глубины души глаза смотрели прямо на него, и от этого по-настоящему становилось жутко и мрачно. Кин заметно поежился, ощущая эту неприязнь вроде как давно умерших девушек так же ясно, как и ноющее плечо, отдающееся мелкой дрожью по коже. Он порой все же боялся их взглядов, лиц, шелеста ветра вдали или же совсем рядом – Кин уже сам по себе не любил это место, только увидев его, еще ребенком. Хотя этот сад благодаря усилиям Акихико считалось почетным, здесь было красиво и, возможно, кто-то желал занять этот дом сильнее, чем сам Кин. Проходя по ровной, вымощенной камнями дорожке, Кин усиленно не обращал внимания на кукол, думая только о том, как бы быстрее разворошить, полностью перерыть библиотеку Акихико и найти то, что ему нужно, и этот вопрос не давал ему покоя, перебивая весь глупый страх. Вот только ощутив на себе чей-то знакомый, обращенный именно на него взгляд, Кин остановился, обернувшись. Лейла смотрела в пустоту, но он, конечно, будучи слишком самовлюбленным всегда считал, что она смотрит именно на него и потому говорил с ней, хотя и понимал, что это глупо. Просто вся ее простота, мягкость, забота постоянно бросались ему в глаза, вызывая зависть, ему никогда не хватало этих чувств, а тут еще куклы, его личная мания, сводящая с ума, и одиночество – и почему бы казалось ему медленно не начать терять себя, медленно сходить с ума?