Найденка (СИ)

Не хватало бедному шаманской игрушки и мощной хватки на бедрах альфячих ладоней. Не получалось достичь пика.

Бэл прорычал нечто невнятное и, грубовато пихаемый Рысем в спину, ввалился в спальную, разоблачаясь на ходу — одежда вдруг показалась парню ужасно тесной и лишней. За ним спешил, сдирая портки — рубаха с торса уже куда-то исчезла — Рыся.

Мил повернул голову на шум, посмотрел мутно, едва ли понимая, кто эти лезущие к нему на постель голые, пребывающие уже в полной боевой готовности парни.

Ноздри даруна жадно затрепетали, ловя нахлынувшие с новоприбывшими запахи.

— Моя хвоя, моя лаванда… — прошептал омежка со счастливым всхлипом, и его плавающий взгляд прояснился. Узнал тех, кому отдал сердечко. Попросил с мольбой после коротенькой паузы, не прекращая, впрочем, возбуждать себя: — Аагмх… Загоните мне, пожалуйста… Я умираю просто… Так устал…

Значит, Бэл пах для даруна хвоей, а Рыся — лавандой? Или наоборот? И разве беты для омег вообще пахнут? Потом! Разбираться — потом!

Рыся придвинулся к Бэлу вплотную с непонятным смешочком, и его лицо оказалось близко-близко, куда ближе для альфы, чем лицо даруна — бета так же, как и Бэл, стоял сейчас на кровати, на коленях. Но шаманчик не был омегой и, едва поцелуй начался, повел себя отнюдь не по-омежьи — рыкнул низко, хищно, волком, вскинулся, миг, и Бэл забарахтался, опрокинутый на спину. А Рыся словно бы скользнул следом, гибкий, сильный зверь, и вот он уже лежит сверху, тяжелый, придавил к тюфяку.

Мужское естество юного беты, вовсе не маленькое, а очень даже внушительное, ткнулось Бэлу в бедро, оставляя на коже мазки вязкой смазки. Но возмутиться наглости любимого друга альфа не успел — не теряющий времени даром Рыся присосался к губам и буквально вломился языком в приоткрывшийся в немом протесте альфячий рот.

Одновременно хитрый шаманчик выдернул из ноздрей Бэла отбивающие обоняние тряпочки-затычки, и вернувшего способность дышать носом альфу при первом же вдохе потопил водоворот цветочного аромата.

Остатки разума немедленно помахали парню ручкой и умчали в неизвестном направлении, иначе как еще можно объяснить, что Бэл лишь сладко простонал, ощутив, как пальцы Рыся — почему-то мокрые — пробежались по его ягодице и пробрались в заветную ложбинку?

Плевать и весьма приятно! Колени Бэла самопроизвольно разъехались в стороны, открывая Рысю простор для шалостей, язык беты хозяйничал во рту, изучая на вкус внутреннюю поверхность щек, зубы и десны, раздражал напором, и альфа попытался вытолкнуть его своим языком прочь. Безрезультатно, разумеется.

Недовольный, что Рыся подавляет, Бэл дернулся и охнул шаманчику прямо в рот от нежданного острого удовольствия. Горячее и влажное коснулось его мужской гордости — к любовной игре подключился Мил. Омежьи губки понежили поцелуем, после кончик язычка даруна обвел контур давно обнажившейся от кожицы крайней плоти альфячей головки, лизнул и запорхал, изучая набухшие венки. Бэл захлебнулся восторженным стоном и непроизвольно дернул бедрами навстречу ранее неведомому наслаждению. Он и не подозревал, что может быть настолько приятно…

Растворяющийся в удовольствии, растекающийся лужицей парень пропустил проникновение в свою попу шустрого Рысиного пальца — тот не причинял особых неудобств. Оглаживал, надавливал, погружаясь глубже и глубже, еще глубже, да и не один уже, вроде, два шуровали внутри, нащупывали нечто, известное только им…

Ярчайшая вспышка будто взорвала изнутри, и Бэл, более не сдерживаясь, закричал в голос, с подвывом. Парень утратил связь с реальностью полностью.

Настойчиво повторяющийся стук в дверь мешал спать, ввинчивался в мозг. Бэл с трудом разлепил припухшие веки и непонимающе заморгал — комната, в которой он находился, была ему незнакома. Молодой альфа лежал на боку, совершенно голый, обнимая уткнувшегося носишкой в грудь, крепко спящего, голенького, липкого на ощупь Мила, сзади прижималось, слегка похрапывая, непонятное горячее, абсолютно раздетое, весьма липкое тело, а принадлежащая этому телу рука, до локтя покрытая вязью цветных татуировок, властно обхватывала Бэла поперек торса.

Растерянно глянув через плечо, альфа обнаружил за спиной Рысю — шаманчик дрых, по-детски подложив под щеку ладонь, на зацелованных, четко очерченных губах беты играла счастливая, сытая улыбка.

— Что за ерунда? — Вслух изумился Бэл, и тут же заткнулся, вспомнив все подробности проведенной в спальной Мира безумной, головокружительной ночи. Краска стыда жарко плеснула на щеки, чресла отозвались волной желания, между ягодиц болезненно запульсировало, и альфа зажмурился.

Ужас, ужас, ужас! Сам, добровольно, поддавал сначала Милу, а потом и Рысе из коленно-локтевой, да не один раз, и не только из коленно-локтевой, стеная в голос «еще», «сильнее» и «глубже» как распоследний течный омега, выписывая задницей кренделя. Сам.

Основательно отымет собственным наложником и лучшим другом по Миловой смазке — поделился дарун, мазал с себя, не скупясь. Дырка. А еще хуже, что понравилось и хочется повторения. Ну, дела…

В дверь уже не стучали, долбились кулаком. Голос Мира, шамана, звал по именам. Потревоженные шумом Мил и Рыся завозились, бормоча нечто недовольное, затерли глаза.

Такие оба заспанные, разрисованные свеженькими засосами по шеям, ключицам и ниже, такие родные. Любимые до остановки дыхания.

— Уууу, — простонал попытавшийся сесть шаманчик и упал обратно на постель. Красивое лицо парня перекосило мучительной судорогой: — Бэл, я тебя убью… Оооххх, моя бедная попа…

Вообще-то, у Бэла в попе тоже преизрядно горело, но Рысе определенно было хуже — ведь альфячья мужская гордость и длиннее, и толще на порядок. К тому же, Бэл умудрился сцепиться с бетой узлом… И как не порвал шаманчика в лоскуты своей дубинищей? Чудо…

— Да открываю я, Мир, открываю! — Рыкнул молодой альфа, бочком сползая с кровати и морщась от прострелившей от паха до поясницы молнии: — Погоди малек! Встать дай!

====== Часть 11 ======

— Совсем вы, мальки, одурели, — ругался Мир, на пару с Милом меняя изгвазданное постельное белье на чистое: — Нахалюги. Кровать мне во что превратили?! Она же — во! Шатается теперь! Скрипит! А раньше не шаталась и не скрипела! Чинить кто должен? Я?

Ни Бэл, ни Рыся в наведении в спальной порядка не участвовали — альфа, на кухне, возился с печуркой и корытом, ставил греть воду на стирку. Беточка же сейчас пластался в общинной, по лавке, на животе и витиевато, на разные лады, клял сквозь зубы толстые альфячьи, узловатые суки и сцепки. Порвал-таки его Бэл. Не напополам, но порвал. Мир обещал — за седьмицу с лечебной мазью подживет.

Из всей славно порезвившейся ночью юной троицы двигался относительно свободно, только морщась и иногда постанывая, один Мил. Уже основательно опоенный отваром дроба, он, мучимый течкой, стыдом и чувством вины перед шаманом, почти не поднимал глаз, молчал, отдуваясь один за совершенный групповой грех.

Портки Рыся были Милу велики. Чтобы не сваливались, парнишка подвязал их бечевочкой, а штанины закатал повыше, до середины икр. Сзади он оставался пока сухим — запихнул, наверное, в свою распаханную полюбовниками дырку основательный кусок тряпки. Выглядел дарун жутко соблазнительно — обнаженный по пояс, раскрасневшийся, периодически взрагивающий от накатывающих волн желания, без конца жадно облизывал припухшие, яркие губы. Косу же не заплел, поленился, стянул кое-как расчесанные волосы на затылке в домашний хвост.

— На, — Мир сунул омежке в охапку ком грязного белья, — держи, попенка на ножках. Портки туда же замочи свои с рубашкой, сразу все постираешь. Мыло скоро принесу, тут когда закончу.

Течный пламенно — протестующе зыркнул и выскочил вон из комнаты. Озлился на шамана за попенку на ножках, не иначе. Надо же, гордый.

Мир проводил его тусклым взглядом и зашипел — наступил босой стопой на что-то твердое. Наклонившись, мужчина поднял с пола ту самую штуку, с которой вчера, пока Бэл с Рысей готовили тело Дара к погребению, утешался дарун. Липкий от подсохшей омежьей смазки предмет был выточен из темно-коричневого рога водящегося в болотах гигантского оленя, тщательно отшлифован и по форме весьма напоминал средних размеров альфячью гордость, но без узла.