Найденка (СИ)

Завидев выбредшего из дверей сеновала Бэла, ребенок радостно пискнул и бросился обниматься. Альфа подхватил братишку на руки и закружил на месте.

— Соскучился, — довольно мурлыкнул он, нежно целуя малыша в чумазые щечки.

Поднявшийся следом за Леси Ёла стоял в нескольких шагах, смотрел на старшего сына с печальным укором — бледный и осунувшийся, веки опухшие.

— Ты насквозь провонял течкой, брах*, — сказал он, нервно трепеща ноздрями: — Мил, да?

Недовольный, что папа вмешивается, как считал Бэл, не в его дела, парень дернул уголком рта.

— Нет, Мир, — буркнул без особой охоты и с легкой ехидцей. — Конечно, Мил течет, а кто же еще?

Омега взгляда не отвел, лишь недобро сощурился.

— Не повышай на меня голоса, — вымолвил и поджал губы в строгую нитку. — Или ты выбрал уже себе другого папу за последние четверо суток, а от меня решил отказаться?

Щенок внутри Бэла тихонько взвизгнул и торопливо поджал хвост. Альфа любил своего папу подлинной сыновней любовью и боялся потерять до обморока. Грядущего разговора с ним он, впрочем, боялся не меньше. Потому и тянул время, прячась под крылышком у Мира.

Эх, не помогло — не сбежишь от Ёлы и не спрячешься. Близко. Только руку протяни — дотронешься. Требует ответа, вцепился в лицо суженными от солнца в точки зрачками. Пока не получит, с места не сдвинется.

Мил вынырнул откуда-то сзади, из-за дровяного сарая, с охапкой высохшего белья и замер столбиком, округлив припухший, яркий ротик. Испугался и не знал, убежать или остаться. Растерялся.

Ёла повернул на шорох голову, увидел наложника и тепло улыбнулся, но тут же непонимающе нахмурился, заметив в косе омежки вплетенную, неширокую полосу голубого шелка.

— Лента? — изумился мужчина в голос: — Но разве?..

Лгать не имело смысла, ну, Бэл и не стал.

— Лента, папа, — подтвердил юноша весьма твердо, и добавил, быстро сглотнув: — Любимых берут не в рабы — в честное супружество.

Мгновенно посеръезневший Ёла нахмурился пуще прежнего.

— Брак? — омега очень нехорошо оскалился, продемонстрировав желтоватые, не везде целые зубы, явно не в восторге от новости: — Тебя в деревне засмеют, пальцами затыкают, заплюют: Мил — порченый, чужая подстилка.

Бэл перевел дыхание и с деланым равнодушием пожал плечами. Приказной, хозяйский тон дался молодому альфе не просто:

— Не засмеют, папа, обрыдаются — если узнают, что скоро останутся сразу без кузнеца и без шаманов. Ибо мы уезжаем, перебираемся в другие края. Все. И ты тоже. Спорить не смей.

Ёла сморгнул и отпрянул, помертвев лицом.

— Куда уезжаем?! — изумился он и залепетал, в ужасе заломив брови. — Зачем? Бэл!!! Неужто из-за Мила?! Так пусть твой… этот… ленты носит, коли любый, я… я не возражаю…

Бэл стряхнул попытавшуюся приласкать локоть ладонь родителя и отступил на шаг. Заключайся проблема в одном Миле, парень бы мог считать себя победителем. Но что скажет папа, узнав про Рысю? Вряд ли обрадуется, скорее, в обморок хлопнется.

— Не только из-за Мила, — альфа приложил огромное усилие, чтобы заговорить, слова застревали в сведенном спазмом горле колючими ежами, и их пришлось буквально выталкивать наружу. — Есть еще… кое-кто. Это… Рыся. Мы… в общем, у нас истинный союз на троих.

Подхватить оседающего кучкой Ёлу он не успел. Омега вовсе не потерял сознание, просто у него ноги подкосились — моргал с земли, тер пальцами виски. Не верил в услышанное, бедный, похоже.

Кинувшихся помогать Мила и Бэла мужчина оттолкнул и прижал к себе подбежавшего, ничего не понимающего Леси.

— Яблочко от яблоньки, — прошептал горько-горько, ни на кого не глядя, — здравствуй, старый грех, я твоя расплата… Вот ты меня и настигла, проклятая…

Крупная, прозрачная капля померцала на опущенных ресницах омеги драгоценным камушком и сорвалась, шлепнулась в пыль, превращаясь в обыкновенный, крохотный комочек грязи, за ней вторая, третья, четвертая…

Ёла плакал беззвучно, но совершенно безнадежно. О чем? В принципе, и Бэл, и молнией метнувшийся звать Мира Мил догадывались.

О прошлом и не состоявшейся в нем истинной любви. О запретном чувстве сразу к двум братьям, альфе кузнецу и бете шаману, и сделанном в угоду мировому уставу выборе в пользу альфы. Предложи тогда любимые переезд, и жизнь Ёлы сложилась бы иначе и не здесь.

Не предложили. Поздно слезы ронять, вдовому, о не случившемся счастье — дети же смотрят. Перед ними и ради них необходимо успокоиться.

И Ёла будто очнулся. Быстро промокнув рукавом влагу под глазами, старший омега рода принял протягиваемую Бэлом руку и встал.

— В избу веди, брах, в общажную, — велел он холодно. — Сейчас сядем, вместе перетрем спокойно, о чем вы тут с шаманами надумали. Незачем на солнцепеке маяться.

Комментарий к Часть 14 *Брах – старший в семье сын альфа

====== Часть 15 ======

Буквально рухнув на лавку у окна в общажной, Ёла некоторое время отдыхивался, обмахивался полотенцем. Он молчал над кружкой поднесенного Милом, с почтительным поклоном, кваса, то ли отдыхал, то ли думал — ждал Мира.

Вошедшего, с охапкой дров, шамана омега приветствовал коротким кивком, не поднимаясь с места.

— Простите, что не встаю, ведун, — сказал, хрипнув горлом. — Ноги не держат, жарко очень сегодня.

Бета свалил у печки поленья, светло улыбнулся даруну и пожал плечами.

— Не хватало, — ответил, — чтобы мне полы коленками гости вытирали. Сиди, аши*, как сидел. Еще ребеночка, упаси добрые духи, скинешь. Мил, Бэл, — мужчина повернулся корпусом к переминающимся возле стола парнишкам, — а где Рыся? Позовите немедленно!

Мил пискнул с готовностью «да-да» и исчез, мелькнув перевитой голубым шелком косой, рванувшегося следом за ним Бэла Мир словил за рукав и вернул обратно.

— Одного вполне достаточно, — усмехнулся. — Завалитесь нечаянно куда, с течкой своей. А вы мне здесь нужны.

Пока Рыся не нашелся, мужчина переставил с подоконника на скатерть небольшой берестяной короб с резаным, вчерашним хлебом и разлил по кружкам квас.

— Бэл тебе уже все вывалил? — он толкнул вспыхнувшего альфочку на табурет, чтобы не маячил, и примостился рядом с омегой: — Про любовь, про истинность, что втроем они теперь, про наш возможный переезд в иные края…

Ёла, подтверждая, скривил уголок губ.

— И? Ты с нами или останешься?

Вдовец Таура сцепил на слегка выпирающем животе руки в замок, закрутил большими пальцами.

— Я слышал «с нами», ведун,  — протянул он, глядя Миру прямо в лицо. — Меня обманывают уши? Понимаю, ты за найденкой своим и на пузе поползешь, куда потянет, но жестоко бросать округ без шамана, многих на верную смерть обречешь…

— … А так же без единственного на шесть окрестных деревень, как и шаман, кузнеца, — в тон гостю подхватил Мир: — Вот пусть общий Совет Старейшин и решает срочно, где возьмет новых шамана с кузнецом. Если не примут выбора ребятишек, разумеется.

Ёла горестно вздохнул и, несогласный, перекинул на грудь косу.

— Дурак ты, — заявил омега, упрямо выдвигая аккуратный, с ямочкой посередине, подбородок: — Совсем дурак, хоть и шаман. Знаю, чего Совет приговорит, наперед. Только толку-то от этого приговора? ЛюдЯм ртов не заткнешь. И будет народ втихушку наших мальков гнобить, навозом крыльцо по ночам мазать. Детишек же их, ежели народятся — в лужи грязные носишками окунать да в волосню репьи совать. Не поможет Совет, вековых обычаев враз не изменит.

Вдовый Таура поднял свою кружку, отхлебнул глоточек кваску и, сохраняя удивительное в создавшейся ситуации спокойствие, продолжил:

— Не видать тут ребяткам нашим честного счастья, не дадут им жить втроем, задергают. Придется перебираться, Мир. Но, — мужчина потер ноющую поясницу: — Пока мы не уехали, накажем лучше малькам молчать в тряпочку и скрывать связь. Прознают в деревне — навалятся толпой, палками за грех заколотят, и ты не спасешь своей властью.

«Мы» омеги прозвучало вполне уверенно. Плевал он на деревню и на округ, когда дело касалось собственного ребенка…