Колдовской отведай плод (СИ)

Тем не менее, меня задело, как он сам отнесся к поручению работодательницы. По его словам — как к тяжкой обязанности. А меня, значит, считал за полусумасшедшую девицу, куда-то там постоянно влипающую.

Что ж, пусть считает. Его право.

На самом же деле, больше всего меня оскорбили слова «не пользующуюся успехом». То есть, он предполагает, будто я нарочно выделываюсь, дабы привлечь к себе внимание? Нет, это уж слишком!

Всю оставшуюся дорогу мы молчали. На особо крутых поворотах и кочках меня подбрасывало и швыряло из стороны в сторону, но я только стискивала зубы и старалась не ойкать.

Наконец мы подъехали к моему дому и остановились. Я распахнула дверцу и, пошатываясь, вывалилась из быстроходки.

— Счастливо оставаться, — буркнул Гвейн, не глядя на меня.

— И тебе не грустить, — ответила я.

Машина еще немного постояла, потом медленно тронулась с места и вскоре скрылась в темноте. Мне стало грустно. Вот все и закончилось. Ну и что с того, что я знаю, где находится таинственное Яблоко Света, за которым охотится так много людей?

Но я не знаю этого точно, а лишь предполагаю. А вдруг мои выводы ошибочны, и я зря погнала Гвейна в город среди ночи?

Вот сейчас и проверим.

Открыв дверь, я сразу почувствовала: что-то не так. Во-первых, сторож не отозвался, потому что был сломан. И не просто сломан — его разбили, расколошматли чем-то тяжелым. Обломки валялись по всей прихожей. Значит, и правда, здесь кто-то побывал в мое отсутствие. Может быть, и хорошо, что я была в отъезде. А то ведь могли бы и меня вот так, по голове.

Очень осторожно, на цыпочках, я прошла в комнату. Увиденное уже не так сильно поразило меня, хотя, безусловно, огорчило. Конечно, было очень жалко диван — ему вспороли живот, и теперь жертва разбойников щетинился выскочившими наружу пружинами. Из шкафа вывалили всю одежду и зачем-то порезали на кусочки. Мой и так небольшой гардероб уменьшился до неприличных размеров. Журналы и книги валялись на полу, разодранные в клочья.

Весь этот бардак живо напомнил мне разгром в кабинете Макер-тота. Значит, там тоже что-то искали. И теперь я абсолютно точно знала, что именно.

Подойдя к роялю, на котором, несмотря на разбойное нападение, не обнаружилось ни царапины, я придвинула к нему чудом уцелевший стул. Села, откинула с клавиш крышку. Провела по ним пальцем. Они ожили, будто только и ожидали прикосновения, и отозвались тихими звуками. Затаив дыхание, я взяла несколько аккордов и, решившись, заиграла «Три веселых мага».

Не знаю, какого чуда я ожидала, но когда отзвучал последний аккорд, едва не вскрикнула, потому что прямо на моих глазах крышка рояля, тяжелая черная крышка, медленно поднялась. Я привстала и заглянула внутрь.

Наверное, я ожидала увидеть нечто грандиозное. Например, такой же ларец, как те два, что принес Сварт. Но меня ждало глубокое разочарование. Над струнами висел в воздухе небольшой квадратный ящичек, ничего общего не имеющий с теми двумя яблоками, что отдали наследникам. Простой ящик величиной примерно со средних размеров фолиант, выполненный из дерева, безо всяких украшений, резьбы, драгоценных камней и прочих блестящих штучек, с нарисованным на крышке зеленым яблоком. Мне показалось весьма странным, что он не светился под маго-взором. И этот факт поверг меня в недоумение. Что, из-за этого вот ларца разгромили мою квартиру? Ради обладания им Банкин-тонс рискнул своей работой в музее, нацепив личину взбалмошной девицы? Да полноте! Неужели за ним охотились и Крадиф, и Меднель-Ербин? Тем не менее, я не сомневалась: это и есть истинный ковчежец.

На вес он оказался довольно легким. Очень хотелось открыть его, но я почему-то не решалась — боялась разочароваться. А ну как внутри ничего не окажется?

— Ты все-таки его нашла, — раздался за спиной знакомый голос. — Наконец-то.

Я резко повернулась и, увидев подругу, расплылась в улыбке:

— Данни, дорогая! Желаю радоваться!

Она не ответила. Ее взгляд был прикован к ларцу.

— Как ты тут оказалась, милая? — спросила я. — Ночь на дворе.

— Ночь? — она потрясла головой, будто стараясь сбросить наваждение.

Потом к чему-то прислушалась и кивнула:

— Да, уже довольно поздно. Или, если хочешь, рано. Скоро утро, знаешь ли. Я еще успею немного поспать. Так что давай его сюда.

— Кого — его?

— Ты идиотка?

— Данни!

Я не узнавала любимую подругу. Ни разу в жизни она не называла меня идиоткой. Мы всегда были как сестры, нежно любящие друг друга.

Теперь же взгляд ее стал жестким, в голосе слышался металл, а лицо перекосила презрительная усмешка. Нет, это определенно не моя дорогая Данни.

— Данни, что с тобой? — испуганно спросила я.

— Точно идиотка, — усмешка стала еще более презрительной. — Ладно, нечего впустую сотрясать воздух. Дай сюда ларец. Ну, быстро!

Она сделала шаг ко мне. Я инстинктивно подалась назад и уперлась в рояль. Больше отступать было некуда.

Дании сделала еще один шаг:

— Думаешь убежать? Нет, толстая дурочка, ты не убежишь. Ты даже не протиснешься в узкую щель между роялем и стеной, чтобы добраться до окна. Не зря же я столько лет подсовывала тебе сладкие булочки и жирные пирожные. Мои усилия оправдались с лихвой. Ты стала неповоротливой и неуклюжей. Как раз то, что и требовалось.

Она расплылась в довольной улыбке.

— Ты не Данни. Кто ты? — спросила я, чувствуя, как холод ужаса разливается в груди.

— Да я это, я. Не дури.

Все больше леденея, я осознала: это действительно Данни. Та самая Данни, которую я любила. С которой делила одну комнату. Та самая Данни, что была мне как сестра.

Однако я ее совсем не узнавала. Неужели можно измениться вот так, в одну минуту? Или это какой-то жуткий розыгрыш?

— Нет, — сказала я. — Моя Данни не такая.

— Такая, такая, — она довольно оскалилась. — Ты владеешь маго-взором, однако самым обычным видишь не дальше своего носа. Ну, хватит. Отдай ларец!

На сей раз в ее голосе звучала угроза.

— Это ты устроила в моей квартире погром? — внезапно осенило меня.

— Нет, она определенно идиотка, — покачала головой девушка.

— Значит, ты, — обреченно сказала я. — И в кабинете своего отца тоже. Данни, но зачем? Зачем надо было разбивать все вдребезги? Рвать, ломать, крушить? Понятно, тебе нужен очень ценный артефакт. Но почему добывать его надо таким варварским способом? Мы ведь могли объединиться в своих поисках. Ты же видишь, я ничего не ломала, однако нашла. Мы всегда понимали друг друга, с самого первого дня знакомства. Думаю, поняли бы и на этот раз.

— Она думает! — Данни запрокинула голову и громко расхохоталась. — Да неужели?

Я с ужасом смотрела на нее — стройную, красивую, вызывавшую восхищение у всех ее знакомых. Про меня и говорить нечего — Данни была моим идеалом. Теперь он рушился прямо на глазах. Не передать, как мне было больно наблюдать за крушением образа, на который я разве что не молилась.

— Если бы ты думала хоть немного, — отсмеявшись, продолжила девушка, — то ни за что не привела бы к себе домой незнакомую девчонку. Разве ты знала, где и как я жила раньше? А главное — кем были мои родители.

— Но ты ведь о них рассказала, — неуверенно сказала я, догадываясь: она поведала далеко не все. — Твои тогдашние мама и папа были ученые. Они погибли при испытаниях…

— Нет, моя дорогая глупая подруженька. Они вовсе не были учеными. Точнее, учеными, но несколько в другой области. Они были магами-экспериментаторами. Ты же знаешь, их в общем-то мирные опыты до смерти пугают почтенных обывателей, что трясутся в своих ветхих домишках, запираются на десять запоров и придумывают, как бы позаковыристее извести магов, не вписывающихся в единственно правильную концепцию мироустройства. Для начала их объявили отступниками, потом развязали охоту, которая увенчалась известным успехом. Их схватили. А вот сломить и заставить выдать сообщников не удалось. К счастью, осталась та, что продолжила их дело. Нет, сперва, конечно, приходилось скрываться. Но согласись, я хорошо сыграла свою роль сиротки, чьи родители были учеными! Прекрасная ложь, не правда ли? Обычно дети, кочующие из семьи в семью, не страдают сентиментальностью, но ты у нас, конечно же, особенная. Страдающая, жалостливая. Рассказать тебе сказочку и заставить в нее поверить не составило труда, особенно если при этом пустить слезу. Неужели передались мамочкины гены?