Колдовской отведай плод (СИ)

Это я уже знала. Значит, не только мы остались голодными по вине яйцежора.

— Поэтому, — продолжала она, — мы вернулись на постоялый двор, забрали вещи и поехали сюда.

— Ну, тут кормят ненамного лучше, — заметила я и улыбнулась. — Боюсь, скоро нас всех начнет тошнить от яблочной диеты.

— Точно, — кивнула она. — Меня в детстве от этих яблок тошнило, и не раз. Папа Макер говорил, что это выходят шлаки.

— Шлаки?! Он издевался, что ли?! Ох, как я бы хотела посмотреть, как они выходят из него!

Представив картину: Макер-тот давится яблоком, я хмыкнула.

Неожиданно для меня Танти тоже улыбнулась. Ее лицо сразу преобразилось, стало открытым и приветливым.

А девчонка-то ничего, симпатичная. Я от души ей посочувствовала. С такой мамашей как Аквинтия, ей, наверное, приходится туго. Ни погулять одной, ни развлечься. Про парней и речи быть не может.

Эх, найдет ей матушка заплесневелого гриба преклонных лет и выдаст замуж. Что-то мне подсказывало — с самой Аквинтией именно так и поступили в свое время, из благих, естественно, побуждений. И теперь матушка намеревается повторить тот же сценарий, но уже в жизни дочери.

Вдруг Танти сказала то, чего я никак не ожидала услышать:

— На постоялом дворе мы видели Ариенну.

— Кого? Где?

Вот это новость! Светская девица тоже ночевала в деревне! Невероятно!

Танти перешла на шепот:

— Только никому не говори, иначе она меня убьет, — не уверена, что девушка говорила про нахалку, скорее, про матушку. — Я видела, как Ариенна выходит из соседнего номера.

Она помолчала и добавила:

— А перед тем в ее номер заходил какой-то мужчина.

Ну и ну! А наша девица не так-то и проста! Решила совместить приятное с полезным, то бишь свидание с получением наследства. Шустра малышка! Представляю, как вытянется физиономия Гвейна, когда я ему об этом расскажу. Но, заметив умоляющий взгляд Танти, отказалась от этой затеи.

Мои опасения насчет ужина подтвердились. Трапеза на этот раз проходила под девизом "Пять яблок на ужин — и завтрак не нужен". Мне и ужин-то такой не был нужен, но за неимением чего-либо другого пришлось удовольствоваться очередными печёниками. Меню разнообразили пирожки с яблочным повидлом. Правда, тесто раскатали очень тонким слоем, и его почти не чувствовалось — я даже подивилась мастерству кухарки, сэкономившей таким образом море муки из хозяйских запасов. И хотя мне досталось всего два пирожка, это казалось знатным угощением по сравнению с завтраком и обедом.

За столом царила атмосфера благодушия и взаимного уважения. Аквинтия ворчала, Танти уныло ковырялась в яблоке, Крадиф листал "Маг-инфо", зачитывая вслух особо пикантные фразы, нахалка со страдальческим видом рассматривала распухшую ладонь и стонала, что ей очень, очень больно и вообще она ни одного дня не останется в этом ужасном замке. Гвейнард сочувственно поглаживал ее по плечу. Фу, смотреть противно. Обязательно нужно нежничать за столом? А вдруг кого-нибудь нечаянно стошнит?

Сварт решил поддержать светскую беседу.

— Как продвигается выбор наследства? — спросил он, обращаясь ко всем сразу. Кроме нас с Гвейном, конечно.

На лице Крадифа явно читалось: какое дело садовнику до дележа замкового богатства? Он только хмыкнул и перевернул страницу.

— Не представляю, что можно выбрать из этой рухляди, — буркнула Аквинтия.

— Это не рухлядь, а антиквариат, — возразил садовник. — К тому же, некоторые вещи не только прекрасно сохранились, но и имеют немалую ценность. Взять, например, столовый серебряный сервиз. Он будет прекрасным приданым для вашей дочери.

— Приданым, — фыркнул Крадиф из-за газеты. — А жених-то для этого приданого есть?

По тому, как покраснела Танти, я поняла — нет, и не ожидается. Собственно, это и так было ясно. Не всякий заплесневелый гриб захочет иметь тещу, подобную Аквинтии.

Тут у меня родилась прекрасная идея. Чтобы ее осуществить, понадобится помощь Сварта. Может, ничего и не получится, но попробовать стоило. Надо поговорить с ним наедине, потом, после ужина.

Девчонку было жаль, поэтому я решила сменить тему. И, хотя в мои планы не входило обнародование тайных записей покойного Макера, более подходящей темы не нашлось. Поэтому я спросила:

— Скажите, Сварт, вам случайно не знакомы такие строки: "Когда затихнет старый сад, под яблоней найдешь ты клад"? Или что-то в этом роде.

Крадиф отложил газету и хихикнул:

— Дивный образчик пасторальной поэзии. Кто автор сих бессмертных виршей? Не папаша ли часом?

— Понятия не имею, — пожала я плечами, посмотрела на Сварта и поперхнулась от неожиданности.

Он стоял столбом как-то очень странно на меня смотрел. Потом прокашлялся и спросил:

— Мирохарда, вы что, видели ЕЕ?

— Кого — ее? — спросила я. — Что с вами, Сварт?

Он отмер, сказал "гм" и уже нормальным голосом ответил:

— Нет, нет, ничего, не обращайте внимания. Я имел в виду — книгу. Да, книгу со стихами. Любимыми стихами хозяина. Так вы о ней говорите?

— Со стихами? — теперь удивилась я. — Там вообще-то были только эти строки. По крайней мере, когда она уже почти высохла после того, как я уронила ее в ванну, на странице было только это. А дальше, кажется, и вовсе ничего, только какие-то формулы, которые даже не успели как следует проявиться. Во всяком случае, я не помню. А ты, Гвейни?

Я произнесла последнее слово нарочито сладким голосом и посмотрела на Гвейна невинным взглядом.

— В ванной? — заинтересовался Крадиф. — А откуда это знает Гвейнард? Вы там были вдвоем? Ну-ка, ну-ка. Я требую подробности!

— Нет никаких подробностей, — отрезал Гвейнард. — Мира, опять ты со своими фантазиями!

Фантазиями? Нет, каков наглец. Я даже задохнулась от возмущения. Зато Ариенна явно заинтересовалась:

— Я так и знала, что у нее больн… богатое воображение. Это и неудивительно с ее-то внешностью.

— Оставим мою внешность в покое, — огрызнулась я и хотела добавить что-нибудь про нахалкины мозги, но передумала.

Другая мысль не давала мне покоя. Сварт, говоря "ЕЕ", имел в виду явно не книгу.

После ужина я посекретничала с садовником о своей идее, от которой он пришел в восторг и согласился взяться за ее осуществление, не откладывая дело в долгий ящик.

Заодно я попыталась вызнать, кто такая "ОНА". Но Сварт сделал вид, будто не понимает, о чем речь и талдычил про книгу. Ладно, пока оставим эту тему. Садовник определенно что-то знает, но не хочет говорить. Надо подумать, как заставить его стать поразговорчивее.

А пока меня интересовал еще один вопрос.

— Сварт, скажите, чем вы кормите своего кота? Не яблоками же.

— Какого кота?

Он снова сделал непонимающее выражение лица. Но тут я решила не отступать. В конце концов, для меня это было дело жизни и голодной смерти.

— Я имею в виду такое черное мохнатое животное. Оно шляется по замку, вламывается в мою комнату и орет "мяу". Так чем вы его кормите, а?

— А-а-а, я, кажется, понимаю, о ком вы говорите, — сказал Сварт. — Такой черненький, пушистый, да? Это котик бывшей хозяйки… Так мы ж его почти не кормим. Он сам себя обслуживает. Мышей промышляет, птичек.

Ага. Так я и поверила.

— Вы уж его не сильно гоняйте, — в голосе Сварта послышались скорбные нотки. — Он был очень, очень привязан к хозяйке и долго тосковал, когда ее не стало. С той поры бродит по замку. Бродит и бродит… Ищет ее, ищет…

— Прискорбно, — с металлом в голосе заметила я. — Но что ему надо от меня?

— Ничего. Просто вы остановились в комнате, где она жила до того, как покинуть нас.

Ах вот оно что! Стало быть, моя комната принадлежала супруге Макер-тота.

— Покинула? — спросила я. — И… что с ней случилось? Как она… э-э-э… ушла?

— Просто, — ответил садовник. — Очень просто. Она вообще была невероятно простая женщина. Хотя многие думали иначе.