Золото и медь. Корона солнечных эльфов (СИ)

красивое лицо было удивительно похоже на лицо зеленоглазой певуньи с

той естественной разницей в твердости черт, которую накладывает пол и

настроение — в данный момент оно было исполнено негодования, длинные

прямые каштановые волосы взлетали в такт размашистым шагам эльфа.

— Как?! О Мавалла! КАК ты только додумалась до такого?! — восклицал

он, вихрем проносясь мимо Соик, чье нежное лицо выглядело совершенно

несчастным.

— Но, отец… — попыталась оправдаться она.

— Но?! Какие здесь могут быть «но»?! — перебил Алиадарн. — Логимэ

должны выбирать себе кейнаров только из своих собратьев, и ты

прекрасно знаешь, почему!

Соик взглянула на отца, умоляюще сложила руки перед грудью.

— Я все знаю, знаю…

— Тогда почему так поступила, если знаешь?! — ЧТО тебя толкнуло к

нему?! — он вдруг прищурил глаза, в них мелькнул опасный огонек. —

Или, может быть…

Он замер, будто пораженный неожиданной догадкой, и в следующий миг

подскочил к дочери, в гневе хватая за руку.

— Может быть, он…

— Нет-нет! — испуганно залепетала Соик — ее лицо побледнело. — Нет!

Что ты! Этого не было!..

Алиадарн быстро глянул ей прямо в глаза.

— Это правда?

Соик поспешно закивала, но он не отпускал ее.

— Ты не обманываешь меня?

— Мне незачем обманывать тебя, отец… — ответила она, опуская глаза.

Лесной эльф вздохнул, расслабляя руку, его лицо немного смягчилось.

— И все равно мне не нравится ваша кейна! — уже не так горячо, но все

еще недовольно заявил он. — Ты могла бы сделать лучший выбор.

Соик быстро жалобно вздохнула.

— Ты говоришь так, как будто он — человек!

— Нет, ну, конечно, он не человек… — исправился мэлогриан. — И все

равно вы с ним не пара! Не пара, понимаешь! — воскликнул он со

смешанным выражением досады, страдания и злости. — Он — огонь, а ты

— лес: он тебя сожжет! Его сердце — точно ветер в степи: ни секунды

покоя — ты всю жизнь будешь с ним мучаться!

— Значит, буду, — в каком-то неожиданном порыве воскликнула логимэ и

упрямо повторила: — Буду! Он — мой кейнар, и я разделю с ним все!

Алиадарн бросил быстрый взгляд в ее сторону.

— Даже его прошлое?

— Я не боюсь прошлого, — с вызовом выговорила Соик.

— Ты не знаешь, с чем имеешь дело!

— Я все знаю: его кейнара умерла, и он долго тосковал по ней, но я

докажу, что любовь способна залечить любую рану.

— Ничего ты не знаешь!!! — снова сорвался Алиадарн — его лицо внезапно

стало серьезным и озабоченным. Соик с тревогой взглянула на отца; тот

нервно прошелся по комнате, затем снова вернулся.

— Есть раны, которые залечить невозможно, — сказал он, понижая вдруг

голос и взглядывая ей в лицо. — Понимаешь… нашей памяти свойственно

выбирать некоторые воспоминания и сохранять навсегда, точно святыню. Я

видел его, видел, как он смотрит на дочь, и я понял, что он никогда не

сможет окончательно забыть ее мать! Ее тень всегда будет стоять между

вами, и ты должна быть готова к этому.

Соик невольно опустила глаза.

— Но он любит меня — я чувствую это, — тихо сказала она, и в ее голосе

уже не было прежнего пыла, — и не станет причинять мне боль…

Алиадарн покачал головой.

— Краантль и логимэ понимают любовь совсем по-разному, и я не уверен,

что ты верно представляешь себе его чувства.

— Отец, умоляю тебя!!!.. — с неожиданным страданием воскликнула Соик

— ее лицо снова побледнело и дрожало, как если бы слова отца причиняли

ей физическую боль.

— Ладно, ладно… — вздохнул лесной эльф. — Все равно уже ничего нельзя

изменить. Я постараюсь относиться к нему хорошо.

Его зеленые глаза сверкнули.

— Но если только я увижу, что он заставляет тебя страдать…

Поймав взгляд дочери, он осекся, не договорив. С минуту оба молчали,

затем Соик тихо сказала:

— Я попросила его зайти к нам в косое солнце.

Мэлогриан быстро глянул в окно — косым солнцем называлось время

между серединой дня и вечером, когда солнце начинало клониться к

закату, и тени становились длинными: судя по всему, ждать гостя

оставалось недолго. Лесной эльф сокрушенно покачал головой.

— Как хорошо, что твоя мать этого не видит! Если бы она только была

жива!

— Если бы она была жива, она бы не стала ненавидеть моего кейнара! —

возмутилась Соик.

— Ну, все, все!!! Я же сказал, что постараюсь относиться к нему хорошо!

Если он, конечно, этого заслуживает.

Соик улыбнулась в ответ вымученной улыбкой.

— Еще как заслуживает — ты сам увидишь…

Дальше описывать достоинства своего кейнара ей не пришлось — раздался

осторожный стук в дверь, и в следующее мгновение старший жрец солнца

собственной персоной предстал перед суровым родителем.

Переступив порог, он сделал несколько шагов и остановился. Золотистая

голова почтительно склонилась в поклоне.

— Да благословит лунная богиня этот дом, хотя она и так уже

благословила его, если в нем расцвел столь прекрасный цветок, как твоя

дочь, — проговорил он с достоинством, но явно желая сказать приятное

лесному эльфу.

Договорив, он исподлобья взглянул на Алиадарна и невольно удивился

тому, как родственные черты находят равное выражение как в мужском,

так и в женском лице, сохраняя при этом в полной мере свою красоту: он и

раньше видел мэлогриана, но так близко — никогда… Лесной эльф

встретился с ним взглядом, чуть заметно кивнул в знак приветствия —

удивительное сходство и жеста тоже! — затем решительно шагнул к

краантль. Соик бросила на отца испуганный взгляд, словно думая, стоит ли

вмешиваться сейчас же, но, видимо, решила подождать.

— Да, благословила, — с чуть заметной насмешкой отозвался на

приветствие Алиадарн. — Вот только счастья ей пожалела…

Жрец солнца растерянно взглянул на свою кейнару — такого приема он не

ожидал! Алиадарн продолжал:

— Не буду скрывать — я не в восторге от выбора моей дочери, — с ходу в

карьер заявил он, заставив Кравоя растеряться еще больше.

Соик дернулась, попыталась перебить отца, но он поднял руку, прося ее

помолчать.

— Но это — ее выбор, и я уважаю его.

Он подошел к стоящему посреди комнаты Кравою, остановился перед ним,

испытующе окинул взглядом с ног до головы, точно оценивая его вес.

— Единственное, что остается для меня непонятным — это как ты мог

позволить себе такое…

Жрец солнца удивленно поднял брови — с каких это пор искренняя любовь

называется «такое»?! Резкий, точно бич, голос Алиадарна заставил его

вздрогнуть:

— Что ты знаешь о логимэ?

— Я знаю, что они поклоняются природе, предпочитают жить вне

городских стен, — растерянно начал Кравой.

— Дальше!

— Они — искусные целители, им известны тайны растений, неизвестные

даже эллари…

Правитель лесных эльфов с вызовом сложил руки на груди.

— И это все?

Кравой начал раздражаться — к чему этот допрос?! Он снова глянул на

Соик — та стояла, жалобно сцепив пальцы, и всем видом умоляя мужчин

не ссориться. По ее лицу то и дело пробегала дрожь, словно она

испытывала страдания.

— Вы живете скрытно, мало общаетесь с другими эльфами! — заговорил

Кравой, чувствуя, что сам невольно начинает повышать голос. — Книг у

вас нет, в храмы Луны и Солнца вы не ходите — как я могу знать о вашей

жизни, если вы не хотите, чтобы о ней кто-то что-то знал?!

Погашенный было дочерью зеленый огонек снова сверкнул в глазах

Алиадарна.

— Я так и думал! Что ж, твое незнание — единственное, что оправдывает

тебя, но даже оно не может изменить того, что случилось.

Внезапно Соик бросилась к нему, схватив за одежду. Ее взгляд бегал, тело