Золото и медь. Корона солнечных эльфов (СИ)

— Я должен кое-что отдать тебе — это принадлежит тебе по праву…

Не дожидаясь ответа, он быстро переложил букет в левую руку, а правой

снял что-то с шеи и протянул веллару. Иштан взглянул в его ладонь: на

ней лежало серебряное совиное перо.

— Лагд сказал отдать его тебе, когда ты станешь достаточно мудрым,

чтобы владеть им: мне кажется, этот час настал.

Не произнеся ни слова в ответ и не отрывая глаз от узкой полоски

серебра, Иштан взял перо. Едва оказавшись в его руке, полированный

металл заиграл, переливаясь, точно рыбья чешуя на глубине. Ключ Эллар

вернулся в дом Сильвана…

— Похоже, богиня рада, что он снова в руках эллари, — слабо

улыбнувшись, заметил Кравой.

Иштан хотел что-то ответить, но звук приближающихся шагов прервал его.

Они одновременно повернули головы: по направлению к ним по коридору

направлялась Соик. В том же светлом платье, в котором вчера пришла к

Аламнэй — при свете дня на нем были видны мелкие узоры…

Она шла, задумавшись — такая свежая, стройная, точно молодая яблонька!

У Кравоя перехватило дыхание — неужели эта женщина, такая мягкая и

нежная — теперь его кейнара?!.. Он смотрел на милое, задумчиво

склоненное лицо, белую шею, тонкий стан, подчеркнутый облегающим

платьем — и сердце в его груди сладко ныло.

Лесная эльфа заметила их, лишь когда уже была на лестнице. Она резко

остановилась, Кравой с удивлением увидел, как ее лицо вдруг изменилось:

она побледнела, по чертам пробежала судорога — казалось, она вот-вот

упадет без чувств! Однако это длилось лишь мгновение — в следующую же

секунду Соик взяла себя в руки. Улыбаясь слабой улыбкой, она подошла к

ним. Несколько мгновений все трое молчали, глядя в пол, жрец солнца

нервно мял в руках букет. Иштан заговорил первым; словно приняв какое-

то решение, он посмотрел прямо в лицо логимэ.

— Прими мои поздравления, дочь лесного сумрака, — проговорил он

удивительно ясным голосом, в котором Кравою послышались незнакомые

металлические нотки. — Ничто не действует столь благотворно на цветы,

как свет солнца: в его сиянии они расцветают, обретая силу и радость; я

искренне желаю и тебе обрести их, ибо ты — прекраснейший из цветов,

когда-либо распускавшихся в Рас-Сильване.

Кравой быстро взглянул на Соик, затем на Иштана: несмотря на учтивые

слова эллари, он всем существом ощущал напряжение, висящее между

ними тремя… В следующее мгновение это ощущение сменилось тревогой —

что-то странное творилось с лесной эльфой! Она даже не взглянула на

веллара, желавшего ей счастья! Лишь стояла, склонив голову, и тяжело

дышала, как будто до смерти испугавшись чего-то. Кравою показалось, он

уже видел ее такой — ночью, в лесу. Но тогда к этому был весомый повод…

Он не выдержал и поспешно взял логимэ за руку:

— Соик, что с тобой?

Она еще сильнее отвела глаза.

— Прости, что-то голова закружилась…

Она хотела взглянуть на стоящего в нескольких шагах Иштана, но тут же

снова опустила голову. Кравой почувствовал, как ее пальцы чуть заметно

дернулись в его руке.

— Благодарю тебя за добрые слова, избранный сын луны, — произнесла

она, наконец, стараясь не встречаться взглядом с велларом, но голос ее

звучал ровно и спокойно.

Иштан склонил голову в поклоне, Кравой вздохнул с облегчением.

— Кстати, — спохватился вдруг он. — Эти цветы — для тебя!

Он протянул букет лесной эльфе — та неожиданно побледнела, поспешно

взяла цветы, коснулась пальцами нескольких бутонов. Только теперь,

когда она взяла букет в руки, Кравой вдруг с досадой осознал, как ей не

подходит этот насыщенно-алый цвет: точно пятно крови! С ее-то нежной

внешностью, мягкими волосами, цветом глаз… Кравой обругал себя в

мыслях: это ж надо было так ошибиться! А садовнику, верно, и в голову не

пришло, что она — логимэ… Соик тем временем продолжала смотреть на

цветы.

— Какие красивые…

Кравою показалось, в ее голосе прозвучало страдание. Он уже вообще

ничего не понимал! Иштан рядом с ним пошевелился.

— Ладно, не буду вам мешать, — сказал он и, кивнув Кравою, быстро

двинулся прочь.

Старший жрец солнца и его кейнара остались одни. Кравой бросил

быстрый взгляд на Соик: во время разговора она так ни разу и не

взглянула на веллара, а теперь смотрела ему вслед так, словно не сказала

чего-то важного… Почувствовав на себе взгляд краантль, она быстро

перевела глаза на букет. Некоторое время рассматривала цветы, затем

как-то жалобно посмотрела на Кравоя и тихо сказала:

— Ты знаешь… Логимэ никогда не рвут цветы — они ведь такие же живые,

как и все другие существа, и так же чувствуют боль.

— Прости, я не знал этого! — расстроился жрец солнца. — Я хотел

порадовать тебя!

Соик улыбнулась, зеленые глаза, просветлились, став изумрудными.

— Ты и порадовал меня — тем, что захотел сделать мне приятно. Их надо

скорее поставить в воду — у тебя в комнате найдется ваза?

— Да, конечно — если Аламнэй не разбила и ее. Но ведь ты куда-то шла…

— Ничего, цветы важнее.

Вместе они направились обратно в восточное крыло замка. Лихорадочно

порывшись во всех шкафах по очереди, жрец солнца наконец нашел

большую стеклянную вазу, дал Соик и стал смотреть, как та осторожно

разворачивает цветы и ставит в воду. Похоже, недавняя история с

Иштаном была уже забыта — и снова Кравой не мог не удивиться, как

странно и быстро меняется настроение лесной эльфы: будто листва под

ветром… Интересно, знала ли она о чувствах лунного эльфа? — подумалось

вдруг ему. — Судя по ее реакции, да, но…

В это мгновение Соик распрямилась над вазой и, выбрав один цветок,

вынула из букета.

— Я засушу его, — задумчиво проговорила она, оборачиваясь к Кравою, и

тихо и нежно добавила: — В память об этом дне.

— И если кто-то из нас забудет, как сильно мы были счастливы в этот день,

он напомнит нам об этом! — горячо поддержал Кравой.

Соик засмеялась в ответ таким теплым тихим смехом, что сердце Кравоя

сладко сжалось. Ах, как бы ему хотелось сделать что-нибудь невероятное

для нее! Жгучее чувство любви нахлынуло на него; он быстро подошел к

Соик, схватил ее руку и с чувством прижался губами к пальцам — лесная

эльфа казалась ему сейчас такой чистой, такой возвышенной, что даже

столь скромное прикосновение казалось дерзостью, как если бы он

посягнул на святыню!.. Соик растеряно взглянула на него, он с жаром сжал

белую, мягкую руку, снова поцеловал, прижался к ней щекой, затем вдруг

отпустил, точно испугавшись, что логимэ рассердится. Виновато

улыбнувшись, он закрыл лицо руками и, отойдя на несколько шагов, с

размаху сел в кресло.

— Прости меня, пожалуйста, — попросил он, глядя на Соик через

разведенные пальцы.

— За что?!

Он смущенно усмехнулся, на смуглых щеках тут же выступил румянец.

— Я, наверное, веду себя, как дурак! Просто я так боюсь потерять твою

любовь… И я… я так мало знаю тебя — и от этого еще больше боюсь

потерять… И вообще, стоит мне лишь увидеть тебя, я совершенно перестаю

соображать!

Соик неожиданно задумалась.

— Это так странно… — проговорила она.

— Да уж, не без этого, — признался Кравой.

Соик медленно подошла к нему, заглянула в лицо, и ее взгляд наполнился

неожиданной глубиной и серьезностью.

— Нет, не в этом дело… Ты всегда говоришь то, что чувствуешь и думаешь?

— С теми, кто мне нравятся, да. С ними я не могу иначе — слова

вырываются сами собой! — расстроено ответил жрец солнца.

Логимэ снова заулыбалась. Ободренный этой улыбкой, Кравой взвился с

кресла и не обнял, а скорее подхватил стройное тело Соик. Он попытался