To Stop (СИ)

Иккинг задумался:

— А если бы я так очумел от горя, что захотел бы прибить самого себя?

— Люди любят кровь, — Астрид просто развела руками в стороны. — Никто бы не стал препятствовать. Хотя так и не весело.

— У тебя есть хотя бы примерная карта деревни? Где они прячут продовольствие и прочее? — Иккинг решил перевести тему, но перевёл только на ещё больший уровень боли.

Астрид под маской закусила губу сильно-сильно, практически до крови.

— Это всё ещё мой народ, Иккинг. Ты должен меня понять. Я их наследная Принцесса, я их будущий Вождь, я их возможное будущее. Понимаешь? Несмотря ни на что. Я так не могу.

Астрид смотрела в зелёные глаза и понимала.

Что её не понимали совершенно.

Не слова не доходили до разума, а именно суть.

— Тебе бы не стоило ходить на разведывательные операции, Иккинг, — на этих словах на неё вопросительно посмотрели. — Ты же как открытая книга.

— Я совершенно не понимаю тебя, — Иккинг покачал головой.

У них был различный уровень непонимания, но Астрид вполне могла сказать то же самое. Пусть этот народ такой, пусть устои очень сложно перебороть, но почему же ты не чувствуешь за них ответственность, почему ты не ощущаешь себя дома, почему не хочешь признания? Ведь это твоя плоть, твоя кровь, твоё настоящее призвание — всё это вертелось выше мыслей, выше эмоций, образовывая тугой комок где-то внизу живота, такой неприятный и тянущий, который призывал строить стену между ними. “Он какой-то неправильный, неживой, у него эмоции другие, он же не такой”, — шептали эти ощущения.

Астрид повидала за свои года совсем немного племён и тем более не больше двух рас. Но она понимала, что все живые существа страдали, любили и радовались абсолютно одинаково — независимо от цвета кожи, волос или наличия хвоста с крыльями.

Иккинга она не понимала на совсем другом уровне.

Они ещё долго разговаривали полушёпотом о родителях, и племенах, о праздниках и даже общей вере. Это напоминало Астрид времена ночёвок у Хедер, когда родители последней приказывали им спать, но они всё равно переговаривались тихонечко, потому что так было надо. Не хотелось, а именно надо — они так чувствовали.

Астрид отпустила Иккинга поспать лишь через несколько часов, когда осознала, сколько времени они проговорили и насколько сильно забылись. Храп снизу её убедил, что всё вполне безопасно — её отец, к сожалению, не настолько умён, чтобы ещё оставить людей подслушивать разговоры двух шаманов. Может, подумал, что всё равно не понял бы.

Она старалась не думать о матери, о её сухих и мутных глазах, о её сгорбленной спине, о нервных жителях. Она старалась думать о завтрашнем дне, о планах, которые продумывала вместе с Иккингом, о ждущей её целой и невредимой Громгильде, о вроде бы друзьях, которые сейчас наверняка ловили ловушки и проверяли задницы на прочность. Вообще… иногда думать вредно.

Астрид растолкала Иккинга и погрузилась в сон без сновидений.

Она практически попыталась воткнуть кинжал в страшную маску, когда Иккинг разбудил её, но, слава Богам, всё обошлось.

— Вождь зовёт осматривать окрестности и приобщать к культуре, — парень ещё немного потряс девушку за плечо, убеждаясь, что она проснулась окончательно, и отошёл подальше. — Больше никогда не буду тебя будить.

Астрид вздохнула с облегчением, потянулась до хруста позвонков и надела маску снова, которая, кажется, скоро станет её второй кожей. Дышать уже стало легче.

Внизу суетилась мать, постоянно слишком сильно топая ногами по полу, гремя браслетами и посудой. Впервые в жизни девушка захотела помочь по дому этой женщине так, что руки хватались за всё подряд от переполняющих чувств — не тогда, так хотя бы сейчас. Иккинг лишь покачал головой и дёрнул Астрид за плащ, чтобы тот отлип от её кожи — шкурки Жутких жутей имели свойство слишком сильно впиваться в тело. Зато от жары защищали, это да.

Астрид уселась за своё привычное место за столом, только потом сообразив, что здесь сидеть нельзя никому. Но отца в доме не было, пусть за окном были только первые петухи. Мало ли какие дела могли возникнуть в такую рань.

Иккинг красноречиво уставился на карту деревни, гобеленом висевшую во всю стену, со всеми пометками о складе с продовольствием, оружием и прочим. Дочь вождя только дёрнула плечом — а что, и так узнал бы, так что нечего смотреть на неё настолько красноречиво.

— Значит, Иккинг и Камикадзе, — тепло улыбнулась женщина, поставив перед гостями пышущие жаром блюда. — А я Александра. Не расскажете несведущей женщине, в каких же богов веруют заморские шаманы?

Астрид всмотрелась в паутинку морщинок вокруг глаз, нить которых словно становилась толще при искренней улыбке. У мамы среди золота волос уже серебряные ниточки становились прядями, а руки, слишком сильно обласканные солнцем и видавшие огонь, кипяток и тяжесть больше, чем булавы, выдавали возраст с лихвой.

Но улыбка. Искренняя.

— Было бы ошибкой считать, что Боги не едины, — Иккинг сказал странную вещь, за которую его могли бы вздёрнуть на первом встречном суку, и принялся с аппетитом поглощать пищу. Мать готовила хорошо, этого не отнять.

Взгляд Александры пробежался вдоль всей фигуры шамана, особо задержавшись на глазах. Астрид была готова поспорить, что глаза Иккинга даже не сверкнули на свету, и что там углядела её мама, осталось загадкой, но женщина лишь слегка кивнула. Будто удостоверилась в чём-то.

— Вы говорите до ужаса странные вещи, молодой человек.

Но ей они нравились.

Иккинг лишь пожал плечами и доел свою порцию. Наверное, если бы их хотели отравить, то его обоняние это уловило? Ну, или Александра не стала бы есть с ними из одного котла.

Было бы ошибкой считать, что родная мать не признает голос родной дочери. Астрид старалась подальше спрятать свои руки и все открытые участки лица, закутаться в плащ поплотнее, чтобы скрыть очертания фигуры.

— Каждый лишь верит в то, во что хочет верить. Человеческая природа, — спустя некоторое время дополнил Иккинг, рассматривая дом. Возможно, здесь не было так же безопасно, как в домах Олуха, но здесь было тепло и уютно. Не то чтобы возле очага среди полудраконов было по-другому.

— Оу, а что же по поводу нелюдей? Неужели они ближе к истине, чем мы, простые смертные?

Астрид поперхнулась водой, Иккинг сочувственно похлопал её по спине. Не помогало, если честно.

— Не берусь судить того, чего не знаю, — голос из-под маски раздавался глухо, словно из глубин пещеры, но был ровным и даже немного самоиронии передавал.

— Ну а вы, неужели вам так холодно? Дом хорошо протапливается, — Александра повернула голову в сторону собственной дочери. Ни мига, чтобы встретиться взглядом, ни единого пересечения. — Да и вашего мужа я видела без маски, неужели нельзя увидеть заморскую красоту? Боги пока ещё не разгневались, — женщина вернула взгляд Иккингу.

Астрид помотала головой в разные стороны, прижавшись поближе к “мужу”. Иккинг, поддерживая игру, приобнял её за плечи, прижав к себе поближе. А у самого сердце билось как у Жуткой жути — часто и неровно.

— Может, Камикадзе и сильная, но не готова доверять всем подряд, — на этих словах Астрид уткнулась в чужое плечо; маска больно прижалась к носу. Лишь бы подальше от пронизывающего взгляда матери. — Она предпочла бы, чтобы никто не видел её лица и не слышал её голос вблизи.

— Почему же? Наверняка, вы очень красивая девушка, — в этот раз женщина обратилась уже к самой Астрид, на что та ничего не ответила. Действительно, почему?

— Я бы мог сказать нечто высокопарное, вроде того, что она может потерять связь с духами и богами, но всё дело в шрамах, которые оставили драконы на её лице, — сообщил Иккинг с печальным видом, покачивая головой в разные стороны, словно выражая сожаление. Астрид долбанула его под столом по ногам.

Александра искренне засмеялась.

— Сразу видно, что недавно соединились священными узами, да? Ох, юная любовь такая невинная и яркая, что может ослепить мои старые глаза, — женщина хихикнула, вставая из-за стола. — Любить, несмотря на внешность.