Плененный принц (ЛП)

– Если бы я считал, что ты здесь, чтобы взять на себя ответственность, то принял бы с распростертыми объятиями. Тебе же никак не интересны торговые переговоры. Ты в своей жизни ни к чему серьезно не относился.

– Да? Что ж, значит, и здесь ничего серьезного, дядя. Вам незачем переживать.

Деймен видел, как регент прищурился. Это выражение напоминало ему Лорана. Но регент бросил лишь:

– Я ожидаю должного поведения, – и прошел в сторону увеселений, показывая больше терпения, чем Лоран заслуживал. Лоран не последовал тотчас за ним – он смотрел дяде в спину.

– Ваше жизнь была бы много проще, перестань вы его дразнить, – заметил Деймен.

Ему ответили холодным тоном:

– Я сказал тебе заткнуться.

Глава 8

Ожидая для себя неприметное место раба на задних рядах, Деймен с удивлением обнаружил, что устроен рядом с Лораном, хотя и на расстоянии в девять дюймов, а не сидя на его коленях, как Анкель со своим господином напротив них.

Лоран идеально соответствовал окружающей обстановке и, конечно, знал об этом. Как всегда, он облачился в строгие одежды наивысшего качества, что соответствовало его статусу. Никаких украшений, не считая изящного золотого венца, почти полностью скрытого волной светлых волос. Когда они сели, он отсоединил повод Деймена, обмотал цепь вокруг рукояти и бросил одному из слуг. Тот едва его не уронил.

Стол оказался прямо-таки безграничным. С другой стороны от Лорана находился Торвельд, весьма удачно для принца. А возле Деймена расположился Никез. Возможно, очередное доказательство удачливости Лорана. Никез устроился ближе к регенту отдельно от советника Одина, который сидел где-то в другом месте.

Нахождение Никеза за главным столом походило на просчет по этикету, учитывая обидчивость патрасцев. Но Никез оделся должным образом и лишь едва подкрасил лицо. Единственным проблеском крикливой яркости петов сияла длинная сережка в левом ухе – два сапфира покачивались на цепочке, почти касаясь его плеча, и выглядели слишком тяжелыми для юного лица. В остальном его легко можно было принять за знатного отпрыска. Никто из патрасцев не предположил бы, что ребенок-катамит сидит за столом рядом с королевской семьей. Торвельд, скорее всего, сделает то же неверное допущение, что и Деймен в свое время, и решит, что Никез – чей-то сын или племянник. Несмотря на сережку.

Никез тоже хорошо вписывался. Его красота при близком рассмотрении поражала. Как и его юность. Голос подростка еще не начал ломаться. Когда он говорил, слышался чистейший звон хрусталя.

– Я не хочу сидеть рядом с тобой, – высказался Никез. – Отвали.

Деймен неосознанно посмотрел по сторонам, не услышал ли кто из патрасского посольства, но никто ничего не заметил. Подали первую смену мясных блюд, и еда завладела всеобщим вниманием. Никез взял позолоченную вилку с тремя зубцами, но не приступил к еде сразу, а сделал паузу на прозвучавшее сообщение. Боязнь Деймена, появившаяся у него еще на ринге, казалось, еще никуда не ушла. Пальцы, обхватившие рукоять вилки, побелели от напряжения.

– Все хорошо, – произнес Деймен. Он обратился к мальчику как можно мягче: – Я не причиню тебе вреда.

Никез уставился на него огромными голубыми чуть подведенными глазами – точь-в-точь как у лани. Стол вокруг заполнялся щебетом голосов и смехом, придворные увлеклись собственным увеселением и не обращали на них внимания.

– Чудесно, – ответил Никез и воткнул вилку в бедро Деймену под столом.

Несмотря на слой ткани, боль оказалась достаточной, чтобы Деймен дернулся и инстинктивно выхватил воткнутую в него вилку. Выступили три капли крови.

– Извини меня на минуту, – учтиво произнес Лоран, отворачиваясь от Торвельда к Никезу.

– Я заставил вашего пета подпрыгнуть, – похвастал Никез.

Без капли недовольства в голосе Лоран ответил:

– Да, правда.

– Что бы вы ни запланировали, это не сработает.

– А я уверен, что сработает. Спорю на твою сережку.

– Если я выиграю, вы ее наденете.

Лоран тотчас отсалютовал кубком Никезу, закрепляя спор. Деймен попытался скинуть странное впечатление, что они оба получали от этого удовольствие.

Никез подозвал слугу и попросил новую вилку.

В отсутствие господина, которого следовало развлекать, Никез имел полную свободу действий, чтобы донимать Деймена. Он начал с череды оскорблений и откровенных предположений о постельных привычках Деймена, понизив голос, чтобы больше никто этого не слышал. В итоге, увидев, что Деймен не попадается на наживку, он обратил свои замечания на господина Деймена.

– Думаешь, раз ты сидишь с ним за главным столом, это что-то значит? Ничего не значит. Он не будет тебя трахать. Он фригидный.

Эта тема стала почти облегчением. Как бы ни был груб мальчишка, он не мог сказать ничего такого о наклонностях Лорана, что Деймен не слышал бы ранее от скучающих стражей в карауле, обсуждавших все подробно и в самых пошлых выражениях.

– Да что он вообще может! Уверен, у него не встает, что там у него есть. Когда я был младше, я думал, что он себе все отрезал. Как ты считаешь? Ты у него видел?

Когда он был младше?

– У него все на месте, – ответил Деймен.

Никез сощурился.

– Как долго ты уже пет при этом дворе?

– Три года, – произнес Никез тоном, говорившим «ты бы не продержался и трех минут».

Деймен посмотрел на него и пожалел, что спросил. Обладал он «разумом ребенка» или нет, физически Никез еще не пересек границы между детством и юношеством. Он не был даже подростком. Никез выглядел младше других петов, которых Деймен видел при дворе, и они все, по крайней мере, уже достигли половой зрелости. Три года.