Узы (СИ)

- Я обещал тебе, что ты поговоришь с Инпу, - остановившись слишком близко к Донкору, мужчина ненавязчиво скидывает с его плеч лёгкую ткань и подымает руку, поворачивая предплечьем кверху. – А свои обещания я никогда не нарушаю.

Красные пальцы Менетнашта касаются анха на его коже, покрывают черноту багровыми разводами, которые тут же становятся чёрными. Магия… магия прямо на нём, и он её чувствует. Донкор тут же делиться своими мыслями со жрецом, на что получает тень улыбки, которая тут же тонет в поучениях.

- Станешь коленями в центр круга на звезду, - мазок пальцами по груди, где на уровне сердца появляется такая же звезда, - и просто назови его имя. Он откликнется.

- А если нет? – Донкор со страхом посмотрел на Менета.

- Просто верь и этого будет достаточно.

Верить… Он всегда верил и будет верить, ведь по-другому просто никак невозможно. Слишком серьёзно кивнув головой, Донкор заходит в центр круга и плавно опускается коленями на красную звезду. Сбоку виднеется птица и… Это же Дуат! Юноша уже собирается что-то сказать Менетнашту, остановить, ведь, как бы не говорил раньше, сейчас он не хотел в загробный мир, как чувствует странное дуновение ветра. Он останавливает его, заставляет обратно опустить голову и закрыть глаза. По телу пробегаются мурашки, кончики пальцев покалывает от какой-то странной силы и ему кажется, что рук касается непонятно откуда-то взявшееся вода.

Время растянулось, стало таким же, как и мёд, что дарил сладость от одной капли, но горечь от большой горсти. Донкор потерялся в том, что происходит вокруг, в том, кто он и где. Ему казалось, что он просто капля, которую вытолкнуло небо, капля, которая мчится к земле и вот-вот разобьётся об острые пески, чтобы впитаться в них и стать единым целым. Странная нить обволокла его сердце, потянула куда-то вперёд, к тому, что билось с ним воедино и давало некую силу продолжать бороться с невидимыми оковами времени, разрывать его, пускать по ветру. Губы приоткрываются в немом шепоте Его имени, призывая к себе. Нить всколыхнулась, ветер в последний раз развеял его окружающий мёд и капля окончательно впиталась в одну единую песчинку, которая более не отпустит его.

Донкор не спешил открывать глаза, боясь, что это чувство свободы и блаженства пропадёт и он более никогда его не почувствует. Что-то мягко, почти любовно и трепетно, касается его щеки, всё же заставляя оборвать этот сладкий миг. Он медленно подымает дрожащие веки и без удивления смотрит на густой белый дым, что окружал его. Ничто и он нигде. Отовсюду раздаются вой и людской крик о том, чтобы помогли, но Донкор даже не дёргается, словно все чувства забрали у него за уплату этого перехода.

Тяжёлые шаги он слышит издалека, уверенные шаги, которые медленно приближались к нему. С каждым новым шагом внутри всё оживало, скидывая с себя каменную оболочку, и Донкор с благоговением смотрит на блеснувшие алым глаза.

- Ты решил почтить меня своим присутствием, дитя, - рычащие нотки в голосе и дым принимается клубиться, показывая лишь редкие очертания чёрного тела.

- Простите меня, - с раскаянием произносит Донкор и тут же почти полностью падает в почтительном поклоне. – Слишком многое выпало мне и как только я смог найти путь к вам, я сразу же это сделал.

- Встань, Донкор, - его имя разливается приятной вибрацией по всему телу вместе с чужой силой, которой вовсе не хочется отказывать, и юноша тут же подымается на ноги, пытаясь найти взглядом Анубиса. – Я следил за твоей душой и видел всё, что видел ты.

- А… в-вы… видели всё? – и снова слишком много волнения и смущения.

- Не волнуйся, дитя, я лишь божество, которое тоже живое, как и ты, который тоже порой хочет жить обычной жизнью, а не вести души на суд, - Анубис выходит из дыма, чтобы ребёнок более не терялся, куда нужно смотреть и куда говорить. – Не волнуйся, дитя, твоя мать попала в лучший мир, лишь сожалея о том, что не смогла попрощаться с тобой.

Донкор поджимает дрожащие губы и опускает голову вниз, чтобы скрыть свои слёзы. Всё равно больно, время вовсе не лечит и никогда не заполнит его дыру в сердце. Он пытается украдкой провести рукой по щеке, чтобы смахнуть единственную слезу, но замирает, когда чересчур холодные пальцы касаются его подбородка. Острые когти почти что впиваются в его кожу и Донкор не в силах отступить назад или что-то сделать. Страх, паника исчезают лишь тогда, когда палец смазывает его слезу и его более не держат.

- Не стоит лить слёзы по тем, кто уже отошёл. Оплакивать нужно живых, которые каждый день гниют в собственном теле.

- Простите… - сдавленно говорит Донкор и нервно крутит свои пальцы.

- Достаточно извиняться из-за слабости, которая делает тебя особенным, - Анубис отходит назад, почти что полностью скрываясь в дымке. – Зачем ты просил встретиться с тобой, дитя?

- Просто я давно не был в храме… и подумал… что вы обиделись, что я не попрощался перед отъездом, потом привычно не приходил в храм и… вот, - юноша весь сжимается, когда до него доносится лающий смех.

- Впервые кто-то настолько чтится со мной и моими чувствами, - Бог вновь подходит к Донкору, чтобы стереть с его груди звезду. – Иди, дитя. И запомни, что с моей печатью на руке ты можешь быть уверенным в том, что я приду в любой момент на твой оклик.

Стоит звезде полностью исчезнуть с его груди, как дымка вокруг взрывается множествами цветами, и Донкора выкидывает из этого странного мира. И лишь напоследок перед его взором появляются блеснувшие алым глаза, которые возвращают ему краски всего мира.

========== Глава 15. Доверие ==========

Capitale - Closer To Me

После того, как его вытолкнуло из той дымки, Донкор почти потерял сознание. Слабость, дрожь и слишком холодно. Менетнашт пытался выбить из юноши хоть какое-то слово, чтобы узнать, больно ему, тошнит или что-то ещё. Но какое-то мямлянье о том, что на него не обиделись и даже смог рассмешить, а после сознание полностью ушло в темноту.

Сон был слишком странный, в котором были прикосновения Менетнашта, его какие-то слова о том, чтобы он рассказал ему правду, чтобы открылся. А после облик мужчины стал плыть, корёжится, становясь более острым, большим. Пред ним стоял Анубис, который держал его за подбородок, когтями впиваясь в кожу до самой кости, и не сводил свой алый взор с небесных глаз юноши, подчиняя своей воле.

Проснулся Донкор слишком тяжело, как для самого себя. Он был в покоях, что уже стали столь привычными для него, но тяжесть на ноге внушала какие-то странные мысли, которые не предвещали ничего хорошего. Донкор с трудом опускает глаза вниз и забывает, как дышать. Голова Менета покоилась на его ногах, рука лежала чуть выше, почти на самом животе. Юноша всматривался в лицо мужчины, запоминал каждые мельчайщие черты лица, чтобы после всю свою жизнь их бережно хранить в своей памяти.

В затылке бьётся боль на такое длинное смотрение под неправильным углом. Сдавленно застонав, Донкор прикрывает глаза и шумно выдыхает. Какой же он слабый, раз теперь просто не может поговорить с Богом, как раньше. А ведь раньше всё было нормально.

- Лисёнок? – тихий шепот сиплым голосом.

Он в мыслях удивляется тому, как его назвал Менетнашт, как это звучало… мягко. Тяжесть и тепло пропадает с его ног и Донкор чувствует, как к нему подсаживаются ближе. Почти невесомое прикосновение прохладных пальцев к щеке, которое медленно сползло вниз на шею и вовсе исчезло.

- Я знаю, что ты уже пришёл в себя.