Орлиное гнездо (СИ)

Потом Иоана спросила, уже спокойней:

- А что вы сделаете, если я сейчас понесу? Ведь это не входит в ваши расчеты – или расчеты отца: верно ли я понимаю?

Марина слегка усмехнулась; некрасивое, но полное огня лицо ее сейчас притягивало взгляд больше, чем прекрасный лик сестры.

- А ты сама хочешь ли? – мягко спросила она.

Иоана опустила глаза.

- Как Богу будет угодно.

- Святая Иоана! – поглядев на ее лицо, воскликнула Марина, хлопая в ладоши и зло смеясь. – Приснодева! Скажи-ка: сладко тебе с ним лежать? Что вы с ним вытворяете? А рожать-то ох как не хочется!

Иоана покраснела.

- Я и вправду не хотела бы… теперь, когда мое дитя вот-вот может осиротеть, вашими стараниями, - проговорила она. – Но если дитя будет, я приложу все силы…

Марина посерьезнела и, опять придвинувшись к Иоане, крепко взяла ее за плечи, заглядывая в глаза.

- А пьешь ли ты отвар, который готовит тебе мать?

Иоана вздрогнула.

- Ты и об этом знаешь?

Марина улыбнулась ей, как несмышленому младенцу, и снисходительно поцеловала в лоб.

- Я его сама пью! Потом мать научит меня и готовить!

- Да ведь это грех, - сказала Иоана.

Марина тяжко вздохнула.

- Да уж, грех… По мне, так это не грех, а милость Господня, которая нас уберегает в злые дни. Ты пока одного ребенка выносишь, наш царь Ирод сотню младенцев смерти предаст! И ему не грех, его право свято!

- Это дело его души, а то – твоей, - тихо ответила Иоана, не сводя глаз с ее лица.

- Да ты просто богослов, - фыркнула Марина.

И обе сестры горько, в один голос рассмеялись, схватившись друг за друга; даже слезы из глаз брызнули.

- Я поеду в Тырговиште? Что отец сказал? – тихо спросила Иоана, когда они успокоились.

Марина поджала губы.

- Поедешь, никуда не денешься! В срок поедешь, чтобы князя не прогневить! А потом, даст Бог…

Иоана прикрыла глаза.

- На Пасху мы вас с мужем снова домой зазовем, - сказала Марина.

Иоана тихонько ахнула.

- А можно будет? Ведь господарь заподозрит!

Марина качала головой.

- Господарь не подозревает, а знает, - ответила она. – Я речи княгини помню: Елизавета такая же змея, как он дракон! Но только убежден, что мы против него ни за что не пойдем: что довольно теперь примучены, боимся! Ведь князю известно, что старые бояре его люто ненавидят… куда как удивительно было бы, если б они его любили!

Иоана скрестила руки на груди.

- Так это в Пасху будет? – тихо спросила она.

- Как вызреет, - так же тихо ответила сестра. – Если и муженек твой к этому времени вызреет, он поможет… если же нет, тоже добро: он на нас умышлять не будет, да и Дракуле нас не выдаст: очень уж благороден!

- А если неудача… куда? Куда тогда? – спросила Иоана.

- Есть такие места, - ответила Марина. – Там и отсидеться при случае можно… но долее терпеть Дракулу никак нельзя!

- У тебя хитрость женщины, а сердце мужчины – ты страшна, - прошептала Иоана. – Я тебя боюсь…

Марина слегка поклонилась.

- Благодарю, я польщена, - сурово усмехаясь, ответила она. – А ты, моя добрая Иоана, страшна своим невинным взглядом и медовыми устами! Еще неизвестно, кто из нас страшней!

Старшая сестра опять придвинулась к младшей и вдруг похлопала по животу; Иоана от неожиданности чуть не ударила ее по руке.

- Ты с этим… смотри! – приказала Марина. – Слава богу, что скоро великий пост!

- Да и до поста что угодно случиться может, - прошептала Иоана.

Марина покивала.

- Твоя правда!

Потом посмотрела на Иоану с неожиданной жалостью.

- Бедняжка… Тебе опять своей головой семью выкупать! Но это ненадолго: уж теперь-то точно ненадолго!

- Как бы не кончилось иначе, чем ты рассчитываешь, - прошептала Иоана, улыбаясь почти безумно.

Марина нахмурилась и широко, открыто перекрестилась.

- Как Богу будет угодно!

Иоана повторила ее жест. Потом сестры расцеловались, и Иоана поднялась с места; она подобрала с пола и поставила на полку книгу, которая так и пролежала забытой, пока полыхал их разговор.

Кивнув сестре, она вышла из книгохранилища и направилась в большой зал – готовить его к приходу мужа.

Корнел явился румяный с мороза, свежий, счастливый… уже тем, что видел ее.

Иоана позволила стиснуть себя в объятиях; она блаженствовала, принимая ласки чистого душою супруга.

Потом застенчиво спросила:

- Хорошо ли ты поохотился?

Корнел беззаботно мотнул головой.

- Нет – напрасно только по лесам прошатался, - ответил он. – Да и бог с ним! В другой раз повезет!

Иоана грустно и серьезно посмотрела ему в лицо.

- Тебе нравится у нас?

У него под ее взглядом сделалось такое же печальное и суровое выражение, как у нее, - а потом Корнел ответил:

- У вас не хуже, чем у меня дома.

Иоана, закрыв глаза, прижалась к плечу мужа – и думала, ощущая, как его ладонь гладит ее волосы, что Марина недооценила свою пешку.

* То есть Яноша и Матьяша Хуньяди, чье родовое имя было “Корвин”, или “ворон”.

* Патронимические фамилии с окончанием на “-escu” у румын в средневековье преимущественно означали принадлежность к знатному роду.

========== Глава 23 ==========

Иоана пробыла дома еще четыре дня – прекрасных и надрывающих душу дня; любовь – к семье ли, к мужу ли, к дому ли – всегда была и радость, и страдание.

А потом они с Корнелом стали собираться в путь.

Марина все еще жила с родителями; накануне отъезда сестры ей пришло письмо от собственного мужа, в котором тот не менее горячо, чем Корнел изливал любовь к жене, описывал, в каком плачевном состоянии их дом в Сигишоаре и дела. Несколько слуг Поэнару, не решившихся бежать с господами – или слишком обременявших отряд, – погибли или потерялись во время осады и взятия Семиградья; впрочем, неизвестно теперь, к худу это было или к добру. Ведь слуги – это не только руки и головы, а еще и рты.

Прочитав послание мужа и показав его родителям, Марина показала его и сестре – почти носом ткнула.

- Вот, погляди, каков благодетель для людей ваш господарь! – вся трясясь, белая от злости, проговорила она. – Вспоминай эти строки, если вдруг засомневаешься, чье дело правое!

Иоана прочитала письмо и вернула Марине.

- Да ведь это не просто так было, - заметила она – отважно, если поглядеть сейчас на лицо старшей. – Ведь, я слышала, трансильванцы прежде такого отмщения долго господаря гневили!

Марина схватила ее за плечи так, что чуть не покалечила; Иоана задохнулась.

- Расскажи погорельцам, вдовам и сиротам, кто тут прав, - задыхаясь, проговорила старшая. – Посаженным на кол расскажи! Твой князь уже давно знает, что прав тот, кто сильнее, - и вами-дураками вертит, как пожелает!

Иоана с силой сбросила ее руки.

- Мстители легко могут превзойти и самых злодеев, - сквозь зубы проговорила она, потирая плечи. – А благородные люди - превратиться в бесчестных убийц! Как легко гибнет душа - ты еще не знаешь!

Марина улыбнулась.

- Предпочитаю погубить мою душу, нежели уступить, - тихо и отчетливо выговорила она. – В наши дни, милая Иоана, у благородных людей есть только один выбор: стать убийцами – или зайцами, которых убийцы жарят на вертеле!

Иоана, объятая ужасом, схватила сестру за руки и приказала прочесть молитву о прощении за такие слова. Марина, заразившись жаром сестры, уступила – и они вместе прочли молитву, нагнув головы.

А потом Иоана тихо попросила у Марины письмо – показать его Корнелу.

Они с ним еще ни разу не говорили о том, что он творил в Семиградье: впрочем, там он исполнял свой долг и был таким же злодеем, каким бывает всякий победоносный воин для своих врагов. Иоана, однако, была уверена – разграблением города и насилием… над мирными жителями, мужами и женами, после победы Корнел не занимался.