Испытание страхом (СИ)

Мы во все глаза уставились на картинку. Наташа, в общем-то, правильных пропорций и роста, была показана на белом фоне, словно на съемках фильма, а сзади повесили белое полотно. Она опустилась на пол, сжимая колени и пряча лицо. Она была удручена. Казалось, только что ей устроили качественную промывку мозгов или же заставили принять галлюциногенные препараты. Она явно существовала не в реальности. Она была за ее гранью, в каком-то параллельном мире. Что с ней? Неужели для неё игра началась?..

Не успели мы и подумать об ответах на эти вопросы, как с неба прозвучали злорадный смех и голос Золы.

— Поприветствуем первого участника нашей игры, — его голос звучал торжественно, словно он объявлял о начале какого-то шоу. Видимо, для него как раз все шоу и представлялось. — Чёрная вдова. Кажется, у участника с таким именем не может быть страхов. Кто посмеет сказать, что человек, смело сравнивший себя с одним из самых опасных пауков, способен чего-то бояться? Однако все мы люди. У всех из нас есть свои скелеты в шкафу, не правда ли? Готов поспорить, вам не терпится узнать, перед чем встаёт на колени, казалось, одна из самых смелых девушек в мире! Что же — я объявляю о первом испытании. Дерзай, Чёрная Вдова!

Перед нами открывалась не просто проекция. Это был самый настоящий фильм на огромном экране в виде неба. Мы и глазом моргнуть не успели, как сразу же белый фон вокруг Наташи начал принимать различные формы: сначала вырисовывались тени, затем появлялись очертания предметов, и совсем скоро Наташа оказалась в крохотной комнате размером от силы пять на пять метров.

Она вскочила с пола — удручённости не осталось и следа. Теперь же она была напугана. Реальность вокруг неё деформировалась точно так же, как вчера вечером, когда вся земля выворачивалась и принимала обличье университета. Теперь же вокруг Наташи сначала разверзлась пропасть, а затем образовалось помещение. По одному его виду — никаких окон, под низким потолком одинокая лампочка, издающая тусклый свет, тяжёлая металлическая дверь во всю стену со сложным шестерёнчатым замком — можно было предугадать, что ничего хорошего в этой комнате не происходило.

В центре стоял поломанный деревянный стул, на котором, к удивлению, всё ещё мог сидеть человек. Им оказалась худощавая девушка лет пятнадцати на вид. Она была привязана к спинке и ножкам тугими верёвками, от которых по местам исходили ворсинки. Её длинные спутанные рыжие волосы прикрывали лицо, голова была опущена. Одежда, состоявшая из лёгкого белого платья, была порвана — она прикрывала лишь грудь, живот и колени.

Доносилось мерное постукивание капель сточных вод о пол. Секунда за секундой, в ритм неровному дыханию, вода стучала о каменную поверхность, собираясь свести с ума каждого, кто окажется рядом. Девушка тяжело дышала. Под белоснежным платьем проглядывались глубокие царапины и тёмные синяки. Она корчилась от боли и наклонялась вперёд, к коленям, пытаясь сжаться, спрятаться, сбежать от того, что с ней произошло. И по тому, как она уклонялась, можно было провести параллель с тем, как сейчас в углу сжимала ноги Наташа.

Я ахнула.

Это и была Наташа. Только лет на десять моложе.

Наташа наших дней стояла у стены, смотря на саму себя сквозь пелену нескольких лет. Кто-то отнял у неё дар речи. Она была не просто в шоке. Капли пота, выступившие на лбу, открытый рот, увеличенные глаза — я и поверить не могла, что Наташа может быть напугана. Она была в ужасе.

Меж тем немереное количество замков тяжёлой железной двери по очереди издали щелчки, и та с оглушительным скрипом отворилась. Молодая Наташа даже не обернулась. Я боялась за неё: а если сейчас ей нанесут гораздо больший вред? Даже если она прямо сейчас стояла передо мной живая и невредимая, это не уменьшало моего волнения.

Появился высокий мужчина. Он выглядел, как один из тех агентов тайных спецслужб, которых показывают в фильмах: дорогой и идеально сидящий на нём костюм, ботинки, блестевшие настолько, что можно было увидеть в них чёткое отражение лампы под потолком, ровно уложенная причёска — ни один волосок из неё не выбивался — и золотые поблескивавшие в тусклом освещении часы на левой руке. Его походка была уверенной, резкой, смелой, как и он сам. С огромным раздражением во взгляде и читавшейся в глазах усталостью он обошёл крохотное помещение и оказался напротив юной Наташи, нависая над ней коршуном. Та даже в таком случае не подняла головы.

— Ну что, дорогая моя, — усмехнулся мужчина. Кажется, это была злая улыбка. — Теперь ты поняла, к чему приведёт твоё несогласие?

Наташа сделала пару глубоких вздохов. Видимо, в помещении отчётливо не хватало воздуха. Она, превозмогая боль, сделала над собой усилие поднять голову и плюнуть прямо в лицу этому подонку, не говоря ни слова. А затем — она расхохоталась, только хохот этот был вызван вовсе не радостью, а истерикой.

Было страшно слышать этот душераздирающий смех.

— Ты ничего от меня не получишь! — крикнула она. Возглас не прорвался дальше помещения. — Убей меня, убей на этом самом чёртовом стуле, пропусти сквозь меня электричество, но я — никогда — не буду — служить — тебе!

И она снова разразилась громовым хохотом. Тогда мужчина остановил её, крепко схватив за шею, будто собирался задушить.

— Я знаю, как тебе дорога жизнь.

— Рядом с тобой она никогда не будет жизнью, — прохрипела Наташа.

— О нет, ты ошибаешься, — мужчина нацепил злорадную ухмылку. — Тебя удерживает кое-что. Этот человек слишком дорог тебе, чтобы ты просто так свела счёты с жизнью. Даже не пытайся отвертеться.

— На этом свете нет ничего хорошего для меня, — просипела Наташа.

Мужчина ослабил хватку. Наташа пыталась откашляться и вдохнуть побольше воздуха, но её шея до сих пор оставалась в тисках его цепкой руки.

— Для тебя мы оставили Брюса.

Её глаза, казались, стали ещё больше.

— Вы не посмеете, — прохрипела она, — его тронуть.

— Посмеем, о, ещё как посмеем, дорогая, — настала очередь мужчины гоготать. — Все основатели очищены. Остались только те, что согласились работать на нас. Беннер слишком умён, чтобы отказаться. Он ведь не хочет погибнуть из-за каких-то моральных принципов. А ты у нас… оказалась упрямой девочкой.

— Почему я должна… работать… на вас?

Её лицо понемногу синело. Из последних сил она жадно глотала воздух, которого оставалось нещадно мало, и вырывалась из лап мужчины.

— Потому что негоже забрасывать семейное дело, дорогая моя. Ты же не хочешь подставить своих родителей, не так ли?

— Вы… отвратительны. Ты… отвратителен.

— Я знаю, — улыбнулся мужчина. В его взгляде читалось самое жестокое желание к насилию. Казалось, он без раздумий смог бы покончить с Наташей. — И лишь поэтому я оставляю тебя в живых. Если ты хоть чуть ослушаешься меня, если ты попробуешь сбежать или поможешь Брюсу найти отсюда выход — вы оба можете попрощаться с солнечным светом.

— Ты пытаешься… манипулировать.

— Я не пытаюсь. Я уже это делаю. Выбирай: либо Брюс и сомнительные шансы быть с ним, либо никакого Брюса. Никакой тебя. Никакой жизни.

Он сдавливал руки на шее Наташи. Её кожа продолжала синеть, она не могла вырваться. Инстинкт самосохранения говорил ей расшатывать стул в попытках освободить руки, но и этого у неё не получалось: они были стянуты тугой верёвкой.

— Хо… хоро… — пробовала произнести она. Из её глаз текли слёзы. Но слёзы — далеко не от испуга, а от боли. — Хорошо.

Мужчина убрал руку. Наташа делала глубокие вдохи и пыталась откашляться, она дрожала на стуле и пыталась вырваться из сковывавших её, словно цепи, верёвок.

— Вот и славно. Отныне ты официально с нами, агент Романофф.

========== Глава 19. Наташа ==========

Картина на экране сменилась. Юная Наташа и неизвестный мужчина растворились в воздухе: он — со злой ухмылкой, она — со слезами боли на глазах. Теперь, вместо сырого помещения, больше похожего на подвал, мы увидели широкую, хорошо освещенную лабораторию. Наташа наших дней вздрогнула от перемены картинки: все предметы вокруг снова начали деформироваться. Одинокой лампочке под потолком на замену пришли многочисленные лампы, едва отбрасывающие тень от предметов. Я провела аналогию с операционной: освещение было идентичным.