To Stop (СИ)

— Ну и почему мне пр-р-риходится тебя ждать? — голос чуть выше сопрано, с такой хрипотцой и хитринкой, что опасность уходила на физическом уровне, но спина и плечи оставались напряжёнными. Будет моральная атака. — Все же так ожидают, какой высший класс мы покажем на гонках, а тут что я вижу? Свою всадницу, которая позволяется себе лень. Кошмар-р-р-р.

Астрид аккуратно сжала ладони на своих глазах и мягким движением опустила их, перевернувшись на скамейке на девяносто градусов. Волосы приобретали ещё более огненные оттенки в свете обычного огня факелов. А недоумённое лицо с несколькими чешуйками на щеках было лишь притворством — отблески в глазах ясно показывали лучше всего истинные намерения.

— Громгильда, пожалуйста, меньше яда в словах, — наездница несмело улыбнулась и погладила по голове Громгильду, которая зашла за ней для тренировок. Возможно, Астрид уже действительно достаточно сильно опаздывала, но оторваться от этих немного странных полудраконов не могла; разговоры ни о чём с новыми друзьями затягивали. Подождите, нет, она оговорилась. “Знакомые” подойдут лучше.

— Я тебе ни какая-нибудь з-з-змеюга подколодная! — облачко дыма опалило горячим лицо, а чуть горелый запах остался на волосах.

— Всего лишь маленькая ящерка, да.

Взаимный оскал — что может быть лучше?

Только взаимопонимание в небе.

— Видели, да?

— Торовы подштанники.

— Соль с неба упала.

— Кажется, от шока шевелятся только мои губы с языком.

А компания всадников так и осталась, ошарашенная человеческим образом ездового дракона, сидеть в большом зале и думать, что всё же на небесах разбилось и поменялось.

Седло было удобным, пусть мозоли на внутренней стороне ног ещё не до конца прошли, но вот так медленно облетать скалы, вдыхать солёный морозный воздух потому что он сам вдыхается, наполняя грудь маленькими иголочками горящих искр изнутри, а лицом чувствовать все потоки ветра — волшебно. Пусть глаза слезятся иногда от воздуха, а руки слегка закоченели, да на высоте всегда холодно, но красота вокруг и в связи всадник-дракон, она просто неописуема. За такое жизнь собственную продадут, лишь бы ощутить на жалкий миг. Этот жар чужой — родной — души защитит от любых морозов, ливней, ветров.

Хофферсон уже не заваливалась набок, норовя выпасть из седла прямо в ледяную воду, под действием воздушной стихии, не дрожала, вжимаясь в тёплую шею своего дракона. Вполне даже уверенно сжимала бока своими ногами и смотрела вперёд. Конечно, навряд ли наездница хотела опробовать любой трюк из тех, которые прописал ей Иккинг для ежедневного маршрута тренировки, даже при крутых поворотах она ещё сжимала сильнее поводья. Наслаждаться самим ощущением свободы это не мешало, как и рассматривать закатное солнце, а с противоположной стороны — намечающиеся пятнышки звёзд.

“Знаешь, я очень счастлива сейчас”, — всадница похлопала по шее Громгильду, на что та только немного прикрыла глаза и подставила аккуратно шею. В полёте сильно не повертишься.

“Чувствую. У тебя кр-расивая душа, дорогая”.

“Надеюсь, ты не захочешь её слопать”, — Астрид хмыкнула и потрепала возле своеобразной короны из шипов своего дракона.

“Разве что если она окажется на вкус так же прекрасна, как та утренняя рыба, которую приносит вместилище этого огонька”.

Они летали до самого последнего луча солнца. Викинг не могла не чувствовать холод, ветер, иней на щеках и ресницах, как делал это её жених — она видела, как тот буквально сам парил над всем мирским, как только оказывался в седле, а крылья брата оказывались его крыльями, — не настолько ещё свободна. Но Громгильде, этому существу, за которое она теперь несла ответственность, было это нужно точно так же, как воздух вокруг, как еда. Магия, сущность требовали своё. И чуть отмороженные пальцы с лицом, которые легко отогреть у огня — небольшая плата за крепчающую связь между всадником и его драконом.

Когда они приземлились, то Астрид ещё не могла сама слезть с седла несколько минут; в итоге её оттуда нагло вытряхнули. Ноги подкашивались, но было терпимо.

Действительно, закругляться давно было пора. На небе звёзды вовсю рассыпались, а запах ночи сплёлся со звуками шёпота и шелеста небосвода.

— Спасибо за сегодня. Надеюсь, завтра будет такой же отличный день, — Змеевик на слова девушки лишь недоумённо склонила голову набок, а затем показала зубы в широкой улыбке.

Астрид уже хотела прощаться с другом, когда, наткнувшись взглядом на факел (которых в последнее время стало слишком много), остановилась и задала мучивший вопрос:

— Какой запах у любви?

У девушки покрасневшие щёки от мороза, который выше неба, чуть заледенелые пальцы и иней на ресницах с волосами, который отчётливо отражался в глазах. В глазах смятение, неуверенность и чувства раненного зверя.

Она продолжила:

— Ты всё время дразнила меня этой беленой и каштанами… Не знаю, что и думать, — Астрид натянула капюшон на лицо и попыталась одновременно оттряхнуть с меха ледышки, но пальцы не сгибались до конца.

“У любви запах счастья, дорогая, а не растений, которые ты можешь встретить повсюду”, — Громгильда улыбнулась и прикоснулась своим чешуйчатым лбом к лбу хозяйки, ощущая то-самое-чувство без запаха.

— Достойный ответ мудрого дракона, — всадница прикрыла глаза, выдохнула и резко отстранилась: — Встретимся завтра.

“Помягче с Икки!” — на прощанье рыкнула Змеевик и взмыла в воздух.

С Икки, впрочем, надо было пожёстче. Ибо тот, судя по довольному взгляду своего дракона, весь день только спал и ел, отдыхая от каких-то надуманных болезней и дел. Нельзя было не признать, что лицо юноши стало менее бледным, а дышал он довольно ровно. Хотя и Беззубик, лишь зевнув и показав свои мягкие дёсна, явно давал понять, что девушка может делать всё что захочет с его наездником — тому уже достаточно отдыха.

— Вставай, — погромче сказала Хофферсон и пнула ножку кровати. Мало ли как полудраконы реагируют ночью на тех, кто их будит посреди сна? Девушка всё ещё дорожила своими волосами (бровями, ресницами, одеждой, кожей, глазами и вообще всем, что можно опалить и испортить малой струёй огня). Она пнула кровать ещё раз и, дождавшись невнятного бормотания и смачного зевка, продолжила, понадеявшись на звериную сообразительность даже спросонья: — Хедер просила тебя зайти к ней.

— Отстань, пап… — сын вождя отмахнулся от протянутой к нему руки и перевернулся на правый бок, просунув руки под подушку. Беззубик на своей плите загоготал, подняв морду вверх.

Астрид лишь закатила глаза немного напоказ, чтобы Ночная Фурия оценил, и потянула Хэддока за ухо вверх, приподнимая над кроватью половину туловища, благо, что сила позволяла.

— Ещё раз назовёшь меня мужиком, одним ухом не отделаешься, — прошипела девушка в покрасневшее ухо парня и отпустила с размаху, затем скрылась за шторкой и пошла вниз за ужином, который не удалось провести в Большом зале.

Иккинг недоумённо уставился на друга, прося объяснить, что такого он вообще сделал и что от него хотели.

“Куда нам, мужчинам, понять женский разум”, — просвистел Беззуб с хрипотцой от смеха по ментальной связи, стыдливо (за своего хозяина) прикрывая морду хвостом.

“Верно подмечено”, — на полном серьёзе согласился с драконом парень, потирая болевшее ухо, которое, кажется, стало чуть более длинным, чем было.

Ночью на улице тихо. Ни единой живой души. И множество факелов вокруг освещали главные дороги. Иккинг почесал чешую за ухом, которая оказалась чёрной, слово небо над головой под властью Мани. Успел рассмотреть в зеркало. Чешуя между пальцев была больше ближе к синей, но не такой прочной, как за ушами — странное распределение по нуждам с помощью магии. Убрать всё никак не получалось.

Он простоял на развилке к арене не меньше трёх сотен ударов сердце, прежде чем смог совладать с драконьей сущностью и ощутить безопасность. Ухо всё ещё горело.

— Иккинг! — Хедер подскочила с насиженного места в своей темнице, чуть не запнувшись о солому. — Я думала, ты придёшь раньше.