Летние дни в замке Оберн (ЛП)

столом во время ужина, пила знаменитую воду, принимала участие в любых вечерних

развлечениях. Летний сезон приближался к концу, и больших приемов уже не устраивали,

но проходили музыкальные вечера, и картежные суарэ, и небольшие балы. Следующие две

недели пролетели незаметно.

Два дня подряд по несколько часов я позировала известному художнику, который

прибыл ко двору, когда я еще лежала в постели. Он был молод, с длинными, свободно

развевающимися светлыми волосами и акцентом, который я даже распознать не могла, и

вел себя весьма театрально. Приказы сменить позу – «Ты! Подними голову!» или «Ты!

Девушка! Посмотри вон туда!» – сыпались один за другим, и я старалась не злиться на

столь повелительный тон. Хорошо, что я все еще чувствовала себя немного вяло, иначе не

сумела бы высидеть не шевелясь несколько часов кряду, как того от меня требовали.

И все же законченный портрет оказался прекрасен. Элисандре он понравился, и даже

Кент согласился, что художнику хорошо удалось передать мой образ. Однако в устах Кента

эти слова не прозвучали комплиментом, так что я не была уверена, как воспринимать его

замечание.

Как только выдалось свободное время, я отправилась на поиски Родерика. Поначалу я

не могла найти его ни в одном из тех общедоступных мест, в которых наполовину

благородная леди стала бы искать гвардейца. Но спустя три дня блужданий вокруг

оружейного двора я наконец-то его обнаружила. Родерик отрабатывал приемы еще с

несколькими молодыми людьми. Усевшись на ограждение, я стала за ними наблюдать. Я

по-прежнему мало разбиралась в боевом мастерстве и не могла судить о навыках

Родерика, но решила, что действо выглядит впечатляюще.

Я не сомневалась, что он сразу же меня увидел – гвардеец был из тех, кто замечает

любого зрителя независимо от того, нравится тот ему или нет, – но даже когда поединки

закончились, он не торопился ко мне подходить. Сначала Родерик обсудил некую

особенную точку атаки со своим последним противником, потом исследовал

воображаемую зазубрину на клинке, после посоветовался с оружейным мастером о каком-

то личном деле. Наконец, пожав плечами, взял свои сброшенные перчатки и неторопливо

направился в мою сторону.

– Тебе разрешили покинуть комнату, как я погляжу, – произнес Родерик в своей

неспешной манере.

Я обратила внимание, что он не справился о моем самочувствии, потому решила не

утруждать себя заверениями в моем полном здравии.

– Да, наконец-то. Я устала от всей этой суеты.

– Не уверен, что мне когда-нибудь наскучила бы суета, – спокойно заметил Родерик. –

До сегодняшнего дня вокруг меня мало кто суетился.

– Я просто хотела тебе сказать... – начала я. – Просто хотела поблагодарить тебя за то,

что доставил меня домой целой и невредимой.

Родерик пожал плечами.

– Да кто угодно мог поднять тебя с земли и доставить в замок, – совершенно

неромантично заявил он. – Это могла бы сделать твоя сестра, если бы вы гуляли вдвоем.

Я сделала вдох и постаралась сдержать свой гнев.

– Тем не менее это сделал именно ты, и мне хотелось выразить тебе признательность за

столь благородный поступок. Несмотря на твою грубость и угрозы бросить меня там, – не

сдержавшись, добавила я.

Лицо Родерика осветила широкая улыбка.

– Это было нехорошо с моей стороны, – согласился он. – Но я был напуган и за

жестокими словами старался скрыть свое волнение.

– Ни капельки ты не волновался. Ты был зол.

– И это тоже.

58

59

– Ладно, обещаю быть более осторожной. – Мне показалось, что больше тут не о чем

говорить, поэтому я решила сменить тему. – Насколько я понимаю, именно ты подстрелил

волка! Поздравляю. Ты выиграл приз? Кажется, золотой перстень?

Родерик кивнул и сунул руку за ворот рубашки. На простой серебряной цепочке

вычурное золотое кольцо выглядело ярко и неуместно. Неудивительно, что гвардеец не

носил его на руке; на фоне грубой полотняной одежды и боевого снаряжения перстень

смотрелся бы странно.

– Красивый, правда? – спросил Родерик, не скрывая радости в голосе. – Лорд Мэттью

лично вручил его мне. Кент был вместе с ним. Подобная награда наполняет меня

гордостью, это признание того, что я хорошо выполнил свою работу. Кое-где обещанное

вознаграждение оборачивается пустыми обещаниями.

Я еще мгновение полюбовалась кольцом, а затем с улыбкой перевела взгляд на лицо

Родерика.

– Теперь ты можешь без опаски охотиться на алиор, – сказала я.

Он засунул перстень обратно за ворот рубашки.

– Возможно, мне теперь нечего бояться, но не думаю, что стану на них охотиться, –

возразил он.

– Почему? – удивилась я.

Родерик задумчиво на меня посмотрел. Было непонятно, то ли он считал, что я уже

должна знать ответ, то ли, что слишком глупа, чтобы его понять.

– Я бы поймал сокола, чтобы обучить его для охоты. Я бы поймал дикого скакуна и

укротил его, чтобы ездить верхом. Возможно, я даже попробовал бы вырастить волчонка –

некоторые делают подобное, держат волков как домашних животных, хотя те более дикие,

чем любая собака. Но я не стал бы охотиться на создание, которое выглядит, двигается и

разговаривает, как человек, лишь для того, чтобы продать его в рабство. Я скорее тотчас

убил бы его.

У меня перехватило дыхание, и я никак не могла как следует вдохнуть.

– Но алиоры не... они не люди, все так говорят... и вообще, они крадут людей. Я имею в

виду, детей...

Родерик пожал плечами.

– Алиоры не забрали ни одного моего знакомого.

– Но ведь... Но ты же... Если истории врут...

– Я этого не говорил. Просто сказал, что не знаю подтверждений.

– Но ты же ездил с нами. На охоту, – упрямилась я.

– У нашего отряда не было надежды домой с добычей, – улыбнулся Родерик. – Да и все

равно мне было приказано лишь охранять принца. Меня не просили привозить пленников.

И я бы не стал этого делать.

Я молча смотрела на него, не зная, что еще сказать. Ни разу в жизни не слышала, чтобы

кто-нибудь сравнивал алиор с людьми. Мне даже в голову не приходило, что кто-то ставит

их настолько высоко. Ко мне пришло осознание – смутное, неловкое – того, что сами

алиоры вовсе не хотели видеть еще кого-то из своего народа в неволе. Понятное чувство,

ведь они – один народ. Но в королевской семье все воспринимали рабов-алиор как

должное, как нечто само собой разумеющееся, даже необходимое. У меня и в мыслях не

было подвергать сей порядок сомнению.

Я так долго молчала, что улыбка Родерика потухла, а затем снова вернулась.

– Я гляжу, благородной леди тяжело воспринимать непривычные взгляды, – мягко

заметил он.

– Наполовину благородной, – рассеянно поправила я.

– Тогда, наверное, эти взгляды воспримутся в два раза быстрее.

– Но не кажется ли тебе... – начала я, но Родерик взмахнул рукой.

59

60

– Конец разговора, – заявил он. – Мне следовало вернуться в караулку пять минут

назад. Я рад видеть тебя живой и не столь похожей на смерть. Береги себя зимой.

Родерик снова улыбнулся, отсалютовал мне и удалился.

Через неделю кончилось лето, и вернулся Джексон. Пришла пора уезжать.

Узнав по прибытии о произошедшем со мной, Джексон сильно встревожился (что меня

порадовало) и захотел собственными глазами убедиться, что я совершенно здорова. Он

навис надо мной, откинул мои тяжелые темные волосы, обнажив кожу головы, и изучил

мои синяки.

– Что ж, все выглядит не так уж плохо, – сердито вынес Джексон свой вердикт, хотя

наверняка мог вовсе ничего не говорить. – Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится?

А по ночам не просыпаешься с головной болью?

– Нет, все в порядке... никаких последствий... ничего не болит.