Уличный целитель Якоб, или Твой выбор (СИ)

— Смотри, — сказал Вель, указывая на знакомых стражей, что несли большую двуручную пилу, подгоняемые злым Генри.

Подойдя к дубу, они поплевали на руки, и пила со скрипом вонзилась в древнюю деревянную плоть. Как по волшебству из-за дуба тут же появилась старуха, подняла крик и стала тыкать в них клюкой, желая лишить то ли невинности, то ли возможности лишать её других. Во избежание членовредительства подчинённых Генри оттеснил бабку в сторону, но к ней на помощь поспешили прохожие, уличные торговцы и прочий праздный люд. Поднялся невообразимый гвалт с требованиями прекратить надругательство над священным дубом.

— Бедный Генри, — вздохнул сердобольный Вель.

Но жители зря переживали, пила застряла в каменной древесине, и её еле-еле удалось извлечь из пропила.

— Лезьте на дерево и пилите ветку! — взревел Генри, из последних сил сдерживая натиск разъярённой толпы.

В забравшихся на дерево стражей полетели яйца, помидоры и мелкие камни, но, несмотря ни на что, через полчаса ветка, на которой появлялся повешенный, была отпилена и вместе с сидевшим на ней Вацлавом рухнула на мостовую. Джозеф с пилой остался на суку.

— Такой заработок пропал, — в сердцах сказал, присаживаясь рядом, разгорячённый бучей пожилой интеллигентного вида мужчина, похожий на отставного учителя. — Я ведь даже гномов водил на него посмотреть. Если ещё почтальоншу поймают да гнома сковырнут, чем жить будем? Опять только храм Детского Божества и останется из достопримечательностей. А его и так уже все по сто раз видели.

Отдышавшись, мужчина поднялся и ушёл к галдящей общественности обсуждать случившееся.

— Чоки-чок, чоки-чок! — услышал я за спиной.

Увлечённый действом на дубе, я не заметил, как они подобрались к нам так близко. Ступени в здание совета буквально кишели мелкими паразитами. Одни играли в монетки, другие разглядывали и чесали разбитые и ободранные коленки, третьи затеяли возню, проверяя, кто больнее ударит приятеля в плечо. У щуплого испытуемого в глазах блестели слёзы, но стоило ребятам постарше отвлечься, как он тут же сам их задирал, и экзекуция повторялась. Пацану было больно, но в то же время он млел от внимания старших. Вечное садо-мазо пацанской любви и привязанности, прояви которую иначе, и тебе тут же расквасят нос. Ещё одна стайка носилась вокруг прочих, играя в пятнашки, но все они незаметно стягивались к нам с Велем. Тот, правда, ещё продолжал наблюдать, как стражи оттаскивают ветку, преследуемые бранящейся толпой. Генри прикрывал отход.

— Чоки-чок, чоки-чок! — Чумазый мальчишка скакал на правой ноге по ступенькам вверх, а на левой спрыгивал вниз.

Часы показывали без двадцати девять. Скоро начнут собираться служащие управы и члены совета. При взгляде на пацанов в моей голове созрел очередной безумный в своём извращённом непотребстве план.

— Вель, — позвал я. Улыбаясь, тот повернулся ко мне и увидел оборванцев. Улыбка тут же погасла. — Ты ведь владеешь какими-то чарами обольщения или очарования?

— А котята ими владеют? — задал он встречный вопрос.

— Хочешь сказать, твоя привлекательность и желанность имеют некую естественную природную основу? Так чего ты их боишься? — кивнул я на подкрадывающуюся детвору.

— А что бывает с котятами, когда они попадают в лапы к таким монстрам?

— Ну, видимо, их немного тискают.

— Немного?! Я в прошлый раз еле вырвался! Меня привязали за ногу!

И он выставил вперёд левую ногу. Абсолютно безупречную, гладкую, с лёгким загаром, уходящую под задравшиеся шорты, открывая складочку между пахом и нежной кожей внутренней поверхности бедра, такую…

Я с трудом отвёл взгляд и с дрожью в груди выдохнул.

— Эй, прыгун, — позвал я, — иди-ка сюда, дело есть.

Мальчишка будто только и ждал моего приглашения, мигом оказавшись рядом, но смотрел не на меня, а на Веля; большие карие глаза блестели, и я не мог разобрать плещущихся в них чувств. Ну не любовь же в них с безграничным обожанием и преданностью, в самом-то деле?

— Если ты с друзьями мне поможешь, я разрешу вам его погладить.

— Нет! — возмутился Вель.

— Но только погладить, никаких зажиманий и тисканья!

Мелко подрагивая, будто снедаемый безумным нетерпением, мальчишка закивал. Я взял его за руку и привлёк к себе.

— Сейчас в здание совета начнут подтягиваться служащие, и со всеми мужчинами вам надо будет сделать так, — сказал я и облапил его мелкое хозяйство.

В следующее мгновение у меня из глаз посыпались искры, а из разбитого мальчишеской коленкой носа закапала кровь. Вывернувшись, он кинулся прочь, но был пойман Велем и тут же затих, обхватив его руками и зарывшись лицом тому в живот. Запрокидывая голову, я услышал, как он с наслаждением втянул носом воздух и, вертя головой, попытался забраться к Велю под рубаху. Тот засмеялся от щекотки.

— Я же сказал, никаких зажиманий! — яростно прогундосил я, ощущая уколы разгорающейся ревности от вида их невинной возни.

Вель расположился на середине лестницы, приспустил шорты, оголяя низ живота и косточки таза, расставил в стороны ноги, максимально оголив нежные бёдра, задрал рубаху так, чтобы выглядывали соски, откинул голову, открывая шею. Он якобы загорал на солнышке, но так эротично и развратно, что на него было больно и стыдно смотреть. Я мучился, но глазел.

— Вот так щупать? — уточнил прыгун и хлопнул меня ладонью.

Я согнулся пополам, втягивая сквозь стиснутые зубы воздух.

— Нет, нежнее, — простонал я.

— А чё его щупать, если и так всё видно, — заржали пацаны постарше.

— Для уверенности, — сказал я, опускаясь на ступеньки и пережидая боль. — Вместо обнимашек с Велем могу вам заплатить.

Те на мгновение задумались.

— Не-ет, уговор дороже денег.

Почему-то эта простая, всем известная поговорка меня встревожила.

Замечая Веля, спешащие на работу служащие застывали, как вкопанные, будто налетали на невидимую стену. А играющие в догонялки мальчишки «нечаянно» сталкивались с ними и оглаживали ладошками, выясняя интимные подробности. Те даже толком ничего сообразить не успевали и, теряя дар речи или краснея до кончиков волос, спешили укрыться в здании. Пролетая мимо меня, укрывшегося в тени дуба, ребята раз за разом отрицательно крутили головой. Вместе с иссякающим потоком людей таяли и мои надежды на успех операции. Я приуныл и даже немного ушёл в себя.

— Стойте, этих не надо! — крикнул я, но было поздно: передовая тройка облапила Генри и его верных стражей.

— Вы чё творите, мелкие засранцы? — Те кинулись за ними, но куда им было угнаться за ржущими босоногими летунами.

Грозно сверкая не только лысиной, но и глазами, Генри взирал на оправившего рубаху и потупившегося Веля, что разглядывал скромно сведённые коленки. На ступеньке между ними, поплёвывая, обкусывая заусенцы и выковыривая острыми ножиками грязь из-под ногтей, выстроилась шеренга скучающих подростков, и всё в них предупреждало: «Лучше с нами не связывайся».