Байки Чёрного Майя (СИ)

Финрод поразмыслил над этими словами и что-то черкнул на мятом клочке того самого белоснежного пергамента. А Гортхауэр неожиданно тепло улыбнулся своим мыслям и, ни к кому не обращаясь, тихо заговорил:

- Я многим обязан Ночному народу. Слишком многим, чтобы за это можно было бы отплатить столь скудным добром, как это – он обвел жестом замок. – Что, в конце концов, значит спокойная жизнь одного-единственного клана, когда в Сумрачных землях орков преследуют даже не как врагов – их травят точно диких зверей. А я… Не знаю, может быть, я просто привык к ним, но… поверь мне, этот народ воистину удивителен, и достоин лучшего. Весь народ, а не одно племя, понимаешь? Однажды, когда-нибудь, Инголдо, я осуществлю одну из своих идей. Ты спросил, отчего иртха не зовут меня государем? Потому что я не хочу им быть, Инголдо…и никогда не хотел. И лишь в одном случае я соглашусь принять эту роль. Это произойдет там, где под солнцем и звездами будет основано первое государство иртха, страна, где они смогут жить без врагов – только орки и никаких тебе Эдайн, Эльдар и тангаров. Эльдар и Эдайн называют Детьми Эру, тангаров – творениями Ауле. Появление же иртха – неожиданность даже для меня, бывшего свидетелем Предначальной Эпохи, более того, Тано тоже неведома тайна их происхождения. Их считают плодами злобных чар… ну, сам понимаешь – чьих… их объявили врагами всего живого, злобными и тупыми тварями, им приписывают бессмысленную жестокость и чудовищные зверства. Но разве хоть кто-то относился к ним как к равным? Разве хоть кто-то приходил к ним не с огнем и мечом, а как гость? Согласись, что у них есть все основания ненавидеть чужаков. И никто не позаботится о них, кроме меня, ибо вряд ли кто-то в Сумеречных землях знает об орках больше, нежели ваш покорный слуга. А ведомо мне достаточно. В самый раз, для того, чтобы понять: этот гордый и поистине великий народ заслужил иметь свою землю и свою родину – и пусть это даже станет последним из того, что мне суждено успеть в Арте…

За окном лил дождь. Был он по-весеннему теплым, но по вечерам поднимался неизвестно откуда взявшийся ветер, холодало, и приветливый доселе парк превращался в жуткое поле боя водной и воздушной стихий. В такую погоду уже известный зал с камином снова становился поистине незаменим, и друзья перебирались туда, прихватив доску для АэнАрды и пару бутылочек «Пламени Творения» из бесконечных хозяйских запасов. Вновь гудело пламя, трещали сосновые поленья в очаге, и невольно вспоминалась зима. Увлеченный своим проектом Фелагунд сделался рассеян, он беспрестанно проигрывал партию за партией, то и дело хватался за пергамент и писал, правил, зачеркивал с остервенением уже готовое и писал заново. Гортхауэр тихонько посмеивался над ним, делая вид, что ему совершенно безразлично, над чем именно трудится сейчас его друг. Майя отлично знал, что все равно станет первым, кому суждено оценить конечный результат.

– Слушай, Тху… – государь Фелагунд явно решил задать вопрос, ответ на который уже давно мучил бывшее величество Нарготронда. – А у орков женщины есть?

Черный Майя вытаращил и без того большие глаза:

- Ну ты даешь, Инголдо! Есть, конечно… Что ж они, по-твоему, почкованием на свет появляются?

- А почему же я до сих пор ни одной не видел? – не отставал Финрод – У тебя же в замке орков полно…

- Потому и не видел, что их тут нет, – наставительно заметил Гортхауэр. – Орки своих женщин надежно прячут от чужих и не в меру любопытных глаз.

- Почему? – не понял Финрод.

- Потому что их у них очень мало, – терпеливо пояснил Майя. – Вот у тангаров, к примеру, каждый третий ребенок – девочка. А у этих – только каждый десятый, вот так. Неудивительно, что ими так дорожат!

Эльф потер высокий лоб.

- Слушай, а как же…

- А так: меж собой дерутся за спутницу, понял? – даже не дослушав вопроса, ответил Гортхауэр. – Ну… не насмерть, конечно…

Финрод поджал губы.

- Вот дикий народ! Ну надо же… А все-таки жаль, интересно бы орчиху увидеть.

Его друг крепко задумался.

- Хм…. Где ж я тебе, брат, ее… О, стоп! – просиял парень – У меня есть идея… Гуфхат!!!

На пороге тотчас же возник стражник.

- Да, хозяин?

Держа руки в карманах джинсов, Гортхауэр вразвалочку подошел к косоглазому орку в добром доспехе и с й’тангом у пояса:

- А скажи-ка ты мне неграмотному, братец, скоро ль Сулху-ар-бан?

- Дык известно когда! – хохотнул тот, показав желтоватые клыки – В мае на последней седмице.

Гортхауэр кивнул, соображая.

- Спасибо, родной, выручил. М-м… слушай, ты ведь с караула нынче сменяешься? В стойбище придешь, будь другом, передай Муфхар-иргиту, что я хотел его видеть… Не забудешь?

- Как можно, хозяин! – даже обиделся страж. – Сегодня же передам, как велели…

- Ну, ступай тогда.

- Слушаюсь!

На следующую ночь, когда друзья играли пятнадцатую по счету партию в осточертевшую обоим АэнАрду, в дверь постучали.

- Да-да? – Майя лениво приподнял изящную черную бровь. Встревоженный Финрод дернул острым ухом.

- Уважаемый Муфхар-иргит приветствует Гортхара-сама у порога его жилища! – сообщили из-за двери.

- Ой! – Гортхауэр подпрыгнул в кресле, – Зови скорее!

Он в бешеном темпе принялся запихивать ногой под стол пустые винные бутылки: Финрод за этой суетой даже взглядом не поспевал. Едва таирни успел до полу одернуть скатерть, дабы скрыть следы былого веселья на полу, резные створки мореного дуба торжественно открылись, и в залу, опираясь на посох, вошел старый орк в белых одеждах. Витой пояс его украшал цельный волчий хвост рыже-коричневого цвета.

- Мир тебе, о, Великий! – с достоинством поклонился старец.

- Муфхар-сама, мое почтение! – Черный Властелин ответил поклоном, сложив ладони перед грудью, и стянул на пол две подушки. Муфхар-иргит опустился на одну из них, поджав ноги. Гортхауэр уселся напротив в такой же позе. Фелагунд ничего не понял, но на всякий случай тоже перебрался на пол. И тотчас же пожалел – ноги от непривычного сидения мгновенно устали и начали гудеть.

Легко и непринужденно Гортхауэр заговорил с гостем. Увы! Тщетно Финрод топорщил чуткие заостренные уши: беседа происходила на незнакомом наречии – теперь он не понимал ни слова. Сообразил он только, что «иргит», кажется, означает нечто среднее между магом, мудрецом и старейшиной, а также уловил уже знакомое слово «Сулху-ар-бан» – кажется, Тху говорил именно так? В остальном же смысл речей остался тайной, однако, за время недолгой беседы эльфу показалось, что старый орк с каким-то особенным интересом посмотрел на него, но тотчас отвел взор глубоко посаженных глаз.

Окончив разговор, собеседники поклонились друг другу все тем же странным манером, встали (Финрод обзавидовался, насколько легко его друг вернулся в вертикальное положение), попрощались, и орк ушел. Финрод еле дождался, пока резные двери закрылись за ним.

- Ну, о чем вы говорили? – немедленно начал расспрашивать он друга. Но тот сделал загадочное лицо и, подняв вверх указательный палец, сообщил только:

- Это – секрет!

- Тху, хорош издеваться! – нетерпеливо дернул ухом бывший государь Нарготорода. Он и сам не мог объяснить, отчего его настолько раздражает эта дурацкая фраза и сопровождающая ее таинственная ухмылка. Но к счастью, Черный Майя не имел привычки впадать надолго в этот имидж.

- А я и не издеваюсь. Будет тебе Сулху-ар-бан!

За две недели до обещанного праздника эльф буквально извелся. И ладно, если бы только сам – Гортхауэра он достал так, что бедняга Сотворенный, не зная, куда деться от страдающего бездельем друга, сунул ему самоучитель иртха’ин-кхур и мрачно пообещал через неделю прийти и проверить уровень знания «великого и могучего». Но мерзавец Фелагунд, помимо прочих дарований, обладал еще и исключительными способностями к изучению иностранных языков. Оккупировав хозяйскую библиотеку, он закрылся там, и до поздней ночи шуршал какими-то пергаментами и скрипел пером. По прошествии четырех дней затворник вылез на свет с невыспавшимся, помятым, но счастливым лицом прилежного ученика. Первым, что услышал в то утро Гортхауэр, была поэма «О Рраугнуре Лунном волке и Великом Духе Севера» на языке оригинала. Одним словом, скучать в ожидании праздника не пришлось никому, и вот этот день настал.