Орлиное гнездо (СИ)

Король прервался, сжав тонкие губы так, что они побелели. А Корнел, опустив голову на грудь, едва удержал горькую усмешку, вспомнив, что слыхивал о католических монастырях – как мужских, так и женских.

- Принимать католичество и вступать в брак она отказалась, - снова раздался над ним резкий, яростный голос Корвина. – И что прикажете мне делать с вами обоими?

Корнел опять поник головой. Матьяш Корвин не моргнув глазом губил многотысячные армии; смешивал веры и обычаи, образуя высокие политические союзы… а сейчас исходил пеной из-за двух православных людей, которые даже не дворяне!

Корнел знал, что бывают минуты, когда мелочи могут перевернуть человеку всю душу. И для короля сейчас как раз настала такая минута.

- Ваше величество…

Глядя на застывшее лицо Корвина, витязь неожиданно подумал, что Абдулмунсиф мог добиться от короля уступки, о которой сам он и не подозревал. Но чем тот мог грозить? Убить пленного валаха? Но разве его жизнь такая уж ценность?

Корнел поднялся с кресла и опять преклонил колени перед государем.

- Ваше величество, - тихо попросил он. – Разрешите мне увидеться с Василикой. Быть может, сестра моя сама себя не сознает…

Корвин усмехнулся.

- Вы заслуживаете того, чтобы вполне разделить ее участь!

Он замолчал, оглядывая смиренную могучую фигуру. Когда Корвин заговорил снова, в голосе католического короля прозвучал насмешливый интерес.

- Так вы будете уговаривать вашу сестру склониться передо мной и моим повелением? Забавно! Хотел бы я это увидеть, в самом деле!

Корнел молчал, не поднимая головы и не разгибаясь, – хотя мука, которую он испытывал, была почти непереносима.

И наконец Корвин произнес:

- Хорошо. Вы увидитесь с нею, а потом можете вернуться домой. Ваш сын, крещенный в истинной вере, заслуживает отца, каков бы тот ни был.

Корнел медленно встал. Все его раны горели так, точно их натерли солью.

- Умоляю короля приказать отвезти меня к Василике немедленно. Я знаю, что она страдает.

Матьяш Корвин брезгливо усмехнулся. Потом хлопнул в ладоши, словно нехотя.

Корнела повели прочь. А витязь думал о той слабой надежде, которая осталась им… о князе. Он еще не видел его. Насколько он нужен Корвину… и может ли заставить короля помиловать Василику? И пожелает ли это сделать – теперь?

Когда Корнел спустился в подземелье, он не был удивлен – только пришел в едва сдерживаемое бешенство. И в таком месте эти изверги держали женщину - валашку? Василику?..

Он приблизился к ее двери и взялся за прутья решетки. Корнел несколько мгновений перемогал ужас перед тем, что время, страдания и эти палачи могли сотворить с его сестрой.

А потом громко окликнул ее.

В глубине камеры, у самой дальней стены, вскрикнул женский голос. Это была она!

Корнел стиснул решетку и зажмурился. Когда он открыл глаза, Василика была перед ним.

Она исхудала, побледнела, обтрепалась – но изменилась меньше, чем он боялся.

Они долго смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Потом Василика улыбнулась.

С несказанной нежностью она воскликнула:

- Друг мой! Любимый!

Ее слова потрясли Корнела; как он порою мечтал, чтобы Василика назвала его своим милым! Но это было навеки запрещено.

Она протянула ему через решетку руку – рука прошла свободно; и Корнел припал к ней губами.

- Господи! Какая худая!

Потом он выпустил тонкие пальцы и крикнул на все подземелье:

- Пустите меня к ней! Сейчас же!..

И таков был его голос, весь его вид, что стражники не посмели спорить. Дверь отомкнули; и Василика оказалась перед ним на пороге.

Витязь стиснул ее в объятиях, едва не задушив; Василика с плачем повисла у него на шее, целуя лицо, шею – куда могла достать.

- Он отпустил тебя? – воскликнула узница.

И тут Корнел ощутил, что на ней ошейник. Взревев, витязь схватился за ее цепь и дернул так, что чуть не вырвал кольцо из стены; опомнившиеся стражники вбежали и схватили его за руки. Валахов растащили.

Корнел отбросил стражников в стороны.

- Прочь! – крикнул он.

Снова подбежав к Василике, витязь достал и протянул ей смятый белый лист.

- Это тебе… Штефан шлет тебе свою вечную любовь… и этот крест, - прошептал он.

Василика прижала послание к груди. Она плакала от счастья.

- За это я готова умереть! – воскликнула узница.

Корнела схватили и вывели из комнаты; он больше не сопротивлялся. Но когда дверь за ним захлопнулась, он вывернулся из рук служителей и подошел к решетке. Василика снова была там – цепляясь за прутья последним усилием.

- Я тебя спасу! – сказал Корнел.

Василика слабо улыбнулась.

- А его? – прошептала она.

Корнел метнул изумленный взгляд на соседнюю дверь.

- Там – он? – шепотом спросил витязь. Василика кивнула, смеясь сквозь слезы.

- Я попытаюсь, - сказал Корнел.

Он еще не знал – как; но знал, что сделает все, что в человеческих силах.

А Василика вдруг прошептала:

- Корнел… Я знаю, что здесь дела чести, даже церковные, можно разрешить поединком… Если тебе позволят стать моим защитником…

- Я готов! – воскликнул Корнел, не задумавшись ни на миг.

- Не вызовешь ли ты сразиться моего жениха? – прямо спросила Василика. - Он не выстоит против тебя!

И тут Корнел осознал себя; осознал свою безжизненную правую руку. Но кто он будет, если сейчас возьмет свои слова назад?

- Я тебя спасу! – вновь поклялся валах, ударив себя в грудь.

- Я знаю, - ответила Василика с нежностью, с любовью.

Корнел поцеловал руку, которую Василика подала ему на прощанье, - и направился прочь. Поднимаясь из клоаки на вольный воздух, он ступал все тверже. Он повторял свои клятвы.

========== Глава 105 ==========

Корнелу очень хотелось сменить платье и вымыться – но он не мог думать об этом, вспоминая о грязи, в какой нашел Василику. Однако теперь его едва ли пустят к королю снова…

И сын! Раду!

“Я никому не отдам ни тебя, ни ее”, - подумал витязь.

Он вернулся домой – и, ни с кем из испуганных слуг не вступая в разговоры, приказал согреть себе воды и приготовить чистое платье. Корнел не показывался сыну, привыкшему, что в доме толкутся чужие; и не мог предстать ему таким грязным… таким поганым турком, как сейчас.

Когда он вымылся и умастился благовониями, Корнел посмотрел в зеркало, и витязю показалось, что ему усмехается чужое лицо – с проседью в черных волосах и бороде, с черными лукавыми глазами: лицо могучего и старого благородного человека, которого Корнел ненавидел до тех пор, пока не очутился в его шкуре. Судьбу не всегда получали новой – слишком часто ее жаловали… с чужого плеча.

Потом воин пошел к сыну.

Когда он остался в столовой один – слуги, не убрав со стола, по его приказанию ушли и оставили господина в одиночестве - к нему пришла Анастасия. Глядя на валаха темными настрадавшимися глазами, гречанка села рядом. Положила ему на плечо мягкую коричневую от природы и старости руку.

Корнел взглянул на нее исподлобья и улыбнулся. Он сам не знал, чему. В нем было слишком много чувствований, чтобы выразить их хоть какими-то словами.

- Раду сейчас сказал мне перед тем, как заснуть, - с мягким акцентом проговорила Анастасия, - пусть отец вернет мне матушку Василику…

- Ангельское звание, - прошептал Корнел.

Анастасия встала с места и обняла его голову.

- Бог тебе поможет. И я за тебя помолюсь, - сказала она.

- Спасибо, - прошептал витязь.

Он долго еще сидел так, уткнувшись в ее высохшую грудь, одетую темным платьем. Анастасия едва ли была красива даже в молодости – но была когда-то красива для человека, простого грека, который ее любил… Будь он жив сейчас…

Корнел поцеловал грудь, к которой прижимался. Ощутил, как гречанка судорожно вздохнула; она притиснула своего господина к себе обеими руками со всей забытой неутоленной любовью.