Light (СИ)

Тэхён хотел бы помочь, но чем? Он бы попытался вызвать на их лице хоть полуулыбку чуть позже, но, кажется, эти люди его ненавидят и вовсе. Ынги ведь была из тех девушек, которые любили тихо, одними лишь глазами и сердцем, не пытаясь действовать, мешать или навязываться. И страдали, вероятно, тоже тихо. А эти двое наверняка все знали и видели; чего уж греха таить — сам Тэхён обо всем знал. Не догадывался, а знал.

Хосок вышел из аудитории вместе с Сонхёком и этой девушкой, оставляя студентов в полнейшей тишине. Единственное, что можно было сейчас услышать, так это вопрос «Кто следующий?» и тихие всхлипы девушек, которые сидели рядом с местом Ынги.

Тэхён хотел сесть на место, но не успел: дверь в аудиторию открылась снова.

— Ким Тэхён, — послышался строгий и холодный голос за спиной, — вас вызывают в кабинет директора.

Чонгук чуть вздрогнул на месте, улавливая такой знакомый и безразличный тембр голоса. До него не сразу доходит то, о чем сообщил Юнги. Но доходит уже ровно в тот момент, когда Тэхён, тихонько кивнув головой, скрылся за этой массивной дверью вместе со старшим.

— Юнги-я..? — Чонгук развернулся к Чимину, игнорируя тот факт, что Пак теперь смотрит на него каждый раз со злобой на дне карих глаз. — С каких пор он стал посыльным директора? Почему Тэхёна вызвали?

Чимин был в том же состоянии, что и Чонгук: потерян в собственных мыслях; он настолько запутался, что даже догадки строить не к чему. За что Тэхёна мог вызвать директор сразу после того, как сообщили новость о смерти девушки, которая была в него влюблена? Тихо так, скрытно; восхищаясь каждой его улыбкой и искренним смехом; никогда не говорила с ним и вовсе. Но проблема только в том, что у обладателей силы тьмы есть определенный стандарт характера, тип личности и темперамента. А ветвей всего одна пара: первая ветвь — относительно холодный человек, временами агрессивный и мстительный, с бурлящей кровью в жилах; желающий надрать кому-нибудь зад, если кто-то посмотрит не так, как «нужно»; вторая ветвь — это закрытые в себе чистые меланхолики, склонные к паническим атакам время от времени; с неустойчивой психикой; они тихие и неприступные, стеснительные и неловкие. А еще склонны к самоубийству.

*

Намджун зевал то ли от недосыпа и нехватки свежего воздуха в помещении, то ли от долгого ожидания. Вероятно, азарт в нем все еще играл яркими красками, разгоняя кровь по венам, заставляя тело жить, а не существовать. Ведь было, чем утолить голод. Ведь давно его руки не были в крови этих нелюдей, что так похожи на Сокджина. А вот Сокджин другой. Он — особенный. «И он будет единственным таким особенным на всей этой ебаной планете», — у Намджуна аж руки задрожали, а в штанах внезапно стало немного тесно. Маньяк, не иначе.

В дверь еле слышно постучали, и вот тут Намджун не сдержался. Улыбнулся как-то слишком открыто, безобразно; его поднятые уголки губ напоминали улыбку наркозависимых людей, чьи носы перетрахали все виды белого порошка — они хотели еще, еще и еще, слетали с катушек и еле сдерживались при виде какого-нибудь элитного метадона, чтобы не сожрать целиком весь небольшой прозрачный пакетик.

Глаза наливались кровью, Намджун стал дышать через раз. Но, выдохнув тяжело и протяжно, сказал совершенно спокойно:

— Войдите, — все же, голос немного хрипел.

Дверь тихо открылась без какого-либо противного скрипа, режущего слух. Намджун ненавидел этот звук до такой степени, что готов был менять дверь чуть ли не каждую неделю.

В кабинет вошел молодой парень, чье лицо Намджуну было отвратительно точно так же, как и звук скрипящей двери. Он смотрел серьезно, прямо в глаза человеку, от которого прямо сейчас целиком и полностью зависит его жизнь. Но мы ему этого не скажем, правда?

— Прошу, садись, — Джун кивнул в сторону стула перед своим столом.

Тэхён послушно сел, все так же молча выжидая, когда ему озвучат причину, по которой его вызвали. Отчего-то этот директор казался каким-то… неправильным. То ли из-за возраста, ведь Намджун очень молод, то ли из-за этого дурного взгляда.

— Тебе знакома Чхве Ынги? — начал Джун издалека.

— Конечно, мы ведь однокурсники, — Тэхён ответил спокойно, но, кажется, в его голове прямо сейчас что-то щелкнуло.

— Тебе известно о том, что она мертва?

Ким младший молчал несколько секунд, пытаясь собрать пазл по кусочкам, воедино. Но все равно получался несвязный бред, который никак не хотел укладываться в голове. Он коротко кивнул.

— Она совершила самоубийство.

Сердце Тэхёна рухнуло куда-то вниз, словно к самым ногам, оставляя пустоту в области грудной клетки.

— Предположительно, причиной этому являешься именно ты, Ким Тэхён, — Намджун кинул тонкую зеленую тетрадь на стол, на обложке которой красивыми буквами было выведено имя Тэхёна и его дата рождения. Тело словно током прошибло. — Эта тетрадь лежала возле ее трупа. А теперь взгляни на это, — он открыл самую последнюю страницу, на которой все было зачеркнуто черной и красной ручкой, словно кто-то отчаянно пытался сделать дыру в этой несчастной тетради. Но все так же отчетливо было видно имя. «Ким Тэхён».

У Тэхёна — ком в горле, у Намджуна — радуга и бабочки на душе. Цветет весь, сияет как ебаное светило, сожжет не дай бог к херам. Видит, как перепуганные глазки бегают по столу туда-сюда, ловя взглядом снова те надписи в тетради и как он вздыхает судорожно, еле дрожа. Намджуну нравится. Вот только этот парень не похож на дикого зверька, зажатого в угол. Скорее на безвольную марионетку, которая даже слова «Нет» произнести не может — дергай на здоровье за любую ниточку, и она тебе любой танец спляшет.

— Я знаю, ты хороший парень и мухи не обидишь, но из-за тебя умер человек, Тэхён-а.

«И не один и даже не два», — хочет добавить Намджун, но закусывает нижнюю губу, все так же сияя тошнотворной улыбкой, ненормальность которой Тэхён уже осознал.

Намджун наливает во второй бокал вино, а Тэ смотрит непонимающе, с долей опаски и уже с сожалением в глазах. Из-за него действительно умерла Ынги. Из-за него она убила себя. Но как бы он мог ей помочь? Сыграть роль доброго принца, а-ля «Я постараюсь полюбить тебя всем сердцем, ты только не грусти»?

— Выпей, — Джун подает Тэхёну бокал, — станет немного легче. Пусть это в академии и запрещено, но ведь я создаю здесь правила. Так что расслабься немного, а потом можешь не приходить на пары до следующей недели. Я лично позабочусь об этом.

А Джун смотрит.

За изменениями в лице, за взглядом, за руками, что уже перестали дрожать. И закусывает губу. Кажется, до крови.

Тэхён берет бокал в руки, немного покачивая его из стороны в сторону.

— Простите, — Тэхён встает с места, ставя бокал вина на стол, — не нуждаюсь.

И уходит.

Намджун пинает ногой стул, на котором сидел только что этот смазливый мелкий лис. Действительно, лис. Не иначе. Осторожный, сука, до невозможности. Стул отлетает прямо к стене, после громко падая на пол. В дверях стоит Юнги, который не дернулся ни на миллиметр даже из-за стула, который пролетел прямо около него.

— Я задушу его собственными руками, — шипит себе под нос Намджун.

А Юнги смотрит на бокал с вином, что налито только наполовину. Иногда способ убийства директора приводил его в ступор. Он туда яд закидывает, что ли? Банально, но прикольно. Наверное. Юнги просто не видел ни разу.

— Люди, которые пьют вино, заслуживают смерти! — прокричал злобно Сокджин, громко хлопая дверью.

А Намджун еще шесть лет назад впитал эти слова, словно губка. Он не стремился убивать красиво, изящно, или как-либо еще. Он убивал так, как ему сказал Сокджин. Ведь от руки самого Намджуна теперь умирают только те, кто этого заслуживает.

========== chapter 10 ==========

*

Тэхён бежит так, что напрочь сбивается дыхание. В груди горит, а он лихорадочно пытается вспомнить, как он провел в этом кабинете длительные четыре минуты. Да, он считал. И казалось, сердце в какой-то момент просто перестало биться. Его ведь предупреждали, Сокджин говорил ему о директоре и о том, что тот конченный психопат. Говорил ни за что в жизни не дерзить ему и говорил, что это он убивает учеников академии. Чего добивался директор, когда сказал Тэхёну о том, что Ынги совершила самоубийство? Она ясно дала ему понять еще тогда, что все хорошо. Что знает, что это не взаимно. Она даже не просила Тэхёна сблизиться с ней — боялась навязываться. Ему иногда казалось, что Ынги светит ярче его самого: такой открытой, светлой и нежной улыбки он никогда прежде не видел.