Light (СИ)

Но вот свернувшийся на кровати комочек вызывал совершенно иные чувства.

Тэхён все еще спал, а Чонгук все еще чувствовал вину перед ним. Потому что, ну, какого вообще черта Чон потащил его на улицу тренироваться? Из любопытства, наверняка. А в итоге вот он: лежит, еле дышит, глаз не открывает как минимум часов пять. Чонгук хочет поговорить с ним, успокоить, сказать, что никогда и никому не скажет о том, что он узнал совсем недавно. По какой-то причине было страшно, ведь Тэхён до сих пор думает, что младший ничего не знает. А хотел ли он рассказывать об этом? Что-то подсказывает, что нет.

Запах мандаринов все так же успокаивал, а Чонгук все никак не мог найти его источник.

В тишине медкабинета послышался сухой кашель. Чон в спешке встал с табурета, на котором просидел добрых два часа. А может и больше. Чонгук просто не помнил, спустя какое время ушли Сокджин с Чимином. Табурет с характерным грохотом упал на пол, заставив Тэхёна немного вздрогнуть и повернуть голову в направлении источника звука. Глаза перепуганные, но такие яркие, бездонные; в них словно можно было утонуть. Эта новая эмоция на его лице вызывала в Чоне какие-то неопределенные чувства: то ли восторг, то ли удивление, ведь кроме счастья большую часть времени это лицо больше ничего не выражало.

— Как себя чувствуешь?

В глазах напротив — улыбка. В них — свет и тепло. В них — застывшие слезы.

— Все хорошо, Чонгука, — голос немного дрожащий, на грани небольшой истерики. — Спасибо.

— Я… Почему ты не сказал, что у тебя слабое здоровье?

Тэхён на этот вопрос лишь улыбнулся, посмотрел на Чона как-то по-доброму, растрепал красные пряди на своей голове и закрыл лицо ладонями. Слов не нужно и вовсе. Боялся. Кажется, Тэхён впервые в жизни чего-то боится, чем-то встревожен. Впервые он начинает дорожить своей жизнью. Но не ради себя.

— Ты теперь знаешь, — Тэхён убрал руки от лица. Чонгук стоял уже прямо перед ним, обеспокоенно смотря в уже полюбившиеся глаза.

Старший, вероятно, слышал разговор с Сокджином. Чонгук дышал уже через раз, страшась даже сделать лишний вдох. Просто страшно. Что, если Хосок сотрет ему память? Что, если Чона переведут в другую комнату, подальше от старшего? Что, если Тэхён оттолкнет его? Последнего Чонгук боялся больше всего. Ему хотелось обнять; снова посмотреть в эти глаза и найти в них отражение себя самого; хотелось никогда не отпускать и сказать, что он ни за что не умрет тем, кому вынесли приговор. Чонгуку Тэхёна хотелось беречь. Забрать ото всех, и больше не умолять никого о пощаде; забрать заранее, чтобы никто и мысли допустить не смог о том, что Тэхён не такой, как все.

«Ты теперь знаешь», — басистый голос эхом ласкал слух, успокаивал, говорил, что «Все будет хорошо», ведь «Я доверяю тебе». И Чонгук верил. Верил голосу Тэхёна в своей голове.

— Знаю, — короткий кивок, легкая улыбка и рука, которая легла на лоб старшего. А лоб горячий, немного взмокший; у Тэхёна температура.

Цветы в медкабинете что-то смутно напоминали Чонгуку. Они тянулись к солнцу, наверх; засохшие стебли приобретали зеленый, свежий оттенок. Они будто нашли смысл своего существования.

Тэхён накрыл руку Чона своей, закрывая глаза; словно впитывая в себя прохладу его ладоней. А эта прохлада приятная, успокаивающая. Сам Чон его успокаивает, не только холод его рук. Тем, что понимает. Тем, что принимает и не отталкивает.

Эти двое боятся быть отвергнутыми друг другом.

Такие глупые, правда?

Чонгук не решается больше ни на один вопрос. Хочется сказать столько всего, когда перед тобой бессильный Тэхён; лежит весь такой открытый, слабый. Его хочется укутать во что-нибудь теплое, согревающее. Например, в объятия. Чонгук так хочет обнять его. Или просто лечь рядом и дать понять, что вот он — рядом, никуда не уйдет, как бы не гнали. А Тэхён и не гонит.

Они просидели в молчании буквально минуты две с тех пор, как старший прикрыл глаза. Но ладонь с руки Чонгука он так и не убрал.

— Тэхён? — Чон решился на небольшой допрос. Да, именно допрос: с выпытыванием информации, с углублением в детали. Но ответа не услышал.

Лишь тихое сопение и ладонь, которая больше не держала Чона за руку так крепко, как это было прежде. Тэхён заснул, а Чонгук лишь тихонько улыбнулся, чуть приподнимая уголки губ. Когда он в последний раз так нежно улыбался? Улыбался ли так когда-нибудь вообще?

Цветы в медкабинете что-то смутно напоминали Чонгуку.

Эти цветы напоминали ему самого себя: он, подобно этим цветам, тянулся к солнцу, познавал для себя что-то новое, пока еще еле ощутимое, но уже такое теплое и ласковое. Этим солнцем был Тэхён; пусть он этого еще и не знает, но, кажется, Чонгук нашел то, что и цветы в этом медкабинете.

Смысл своего существования.

Чон предпочел бы, чтобы Тэхён остался в медкабинете еще ненадолго, хотя бы дня на два, но даже Сокджин сказал, что все в порядке и поэтому отпустил младших в тот же день, когда Тэхён потерял сознание на каких-то пять часов. Дал старшему указания, пригрозил, что побьет Чонгука, если Тэхён не будет принимать таблетки.

Чон предпочел бы, чтобы Тэхён не ходил следующим утром на пары. Но старший, вопреки всем уговорам, лишь улыбался и говорил, что волноваться так сильно все же не стоит.

В лекционном зале, как обычно, нет ничего, что бы могло привлечь взгляд. Аудитория пока что пуста, но все же единственным человеком, который встал так же рано (и которого, к слову, Чонгук с утра не видел), был Чимин. Он сидел на своем месте, смотря в телефон. Казалось, будто он не заметил прихода ни Чонгука, ни Тэхёна.

— Чимин-а, — старший попытался подойти к нему, но остановился, когда услышал безразличный голос.

— Не здесь, Тэхён, — Чимин встал со своего места и пошел вглубь аудитории.

Ким хотел бы остановить его, но вот только понял, что сейчас чувствует его хён. Обида ли? Наверное, нет. Чимин не доверяет Чонгуку. Из-за Тэхёна Чимин вообще больше никому не доверяет.

Чонгук притянул старшего к себе за край рубашки.

— У стен есть уши. Он прав, Тэ.

Хосок, наблюдавший эту картину уже на протяжении минут трех, тяжело вздохнул. Он знал, чем это все закончится и прекрасно понимал, что ни Чонгук, ни Тэхён друг друга не оставят. Поэтому и не стал стирать память первому, потому что знает, о чем думает Тэхён. Его мысли всегда сложные, они следуют отрывками, детально никогда ничего не описывая. Сам Тэхён сложный. Какая система и логическая цепочка строится у него в голове, раз он сам льнет к дикому зверю? Да, Хосок Чонгука считал именно диким зверем. Маниакальным выродком, который даже детей убивает без толики эмоций на лице. Ни жалости, ни радости, ни, уж тем более, грусти. Поэтому он не оставит попытки хотя бы косвенно отодвинуть Чонгука от Тэ.

На самом деле, Хосок нисколько не был удивлен, когда понял, что Чонгук уже все знает. Потому что Тэхён сам хотел все рассказать. Зато все вышло довольно удачно. Но не для Хосока.

Чонгук, кажется, ненависть чувствует за версту. Ему не привыкать, конечно, но непонимающий взгляд на Чона старшего он все же мельком бросил. Внимательные глаза смотрели на Чонгука как-то изучающе, задумчиво. Хосок будто выпал из реальности, думая о чем-то. Гук чувствует ненависть Чимина, но никак не Хосока. По крайней мере, сейчас. В старшем чувствуется не ведомая ранее отстраненность и холод; ему будто все равно. Но просто это на самом деле вовсе не так.

Постепенно в аудиторию заходили студенты. Глаза их слипались, они еле подавляли зевки и воздерживались от недовольных комментариев, наподобие «Я даже выспаться за этот выходной не успел!».

Лекция казалась бесконечной в буквальном смысле. Чонгуку мерещилось (или нет), что прошло уже часа два, как минимум. Под голос Хосока хотелось заснуть, веки уже начинали тяжелеть; в голове абсолютная пустота. А вот у соседа пустота немного в другом месте.

— Блять, — Тэхён тихо выругался, так, что его не услышал никто, кроме Чонгука, в чью сторону он наклонился, сжимая живот обеими руками.