Light (СИ)

Чонгук посмотрел на старшего с долей беспокойства, но когда увидел на его лице гримасу боли, схватил того за запястье и легким рывком притянул к себе. В голове множество мыслей, вовсе не хороших; в голове паника, а пустоты уже как не бывало. В последнее время Чон слишком сильно переживает. Тэхён посмотрел младшему в глаза. Сердце пропустило удар. Еще один. И еще, еще… Каждая секунда, которую Чонгук смотрит в эти темно-карие омуты, отдается трепетом во всем теле. Тэхён чуть ослабил хватку своих рук на собственном животе, все так же не отводя взгляда. Все еще больно, желудок жжет, но эта боль ушла на второй план; Тэхён рядом с Чонгуком готов ее и вовсе не замечать. Но вот хватка Чона на его запястье нисколько не ослабла.

Голоса, который до этого неплохо так усыплял, больше не было слышно. Хосок замолчал, смотря прямо в упор на Чонгука. Поджимал губы и, кажется, всеми силами старался не ударить об стол кулаком. Тэхён мягко взял Чонгука за руку, что все еще сжимала запястье — просил отпустить. С заднего ряда послышался голос Чимина, который прочистил горло. Чону не кажется — он тоже смотрит. Это больше напоминало знакомство с родителями своей второй половинки: оба тебя как бы и не принимают, но смириться придется. Это сравнение льстило, на самом деле, ведь Тэхён, кажется, со своими родителями в корне не согласен.

— Чон Чонгук, — глаза Хосока наливались яростью, — покиньте аудито…

— Просим прощения, мистер Чон, — Тэхён, стиснув зубы, смотрел на Хосока точно так же, как он смотрел на Чонгука; со злобой, ненавистью. С чувством того, что прямо сейчас у него отбирают самое дорогое.

Тэхён уверен — он читает его мысли прямо сейчас. Это самая отвратительная сила на свете, но что можно теперь сделать? Нет, можно, конечно. Можно провернуть все так же, как и отец Хосока провернул это с Тэхёном. Вот только вероятность выжить после подобного крайне мала.

Хосок, на первом тэхёновском «Отвратительно», растерянно посмотрел в его глаза. Студенты заинтересованно перешептывались, а Тэхён улавливал каждое услышанное слово:

«Круто! Посидим, на лектора посмотрим втихаря, глядишь и не заметит, что мы тоже все еще здесь»

«Там же Тэ на задних партах сидит?»

«Смотрите, его новенький за руку держит!»

С каждым словом руки Хосока медленно опускались и он, несмотря на произошедшее, продолжил свой длинный, но прерванный монолог.

— Прости, — Тэхён повернул голову обратно в сторону Чонгука.

Но Чон не отреагировал и вовсе. Взглядом обводил их сплетенные руки, а потом, все еще не поднимая взгляда, спросил:

— Тебе больно?

Тэхён посмотрел на него удивленно. Чонгук почувствовал, как затряслись руки старшего; мелкой дрожью покрыло все тело и он наконец посмотрел на его лицо. Тэхён смеется… Тихо, в свою вторую руку, чуть прикрывая лицо. Снова так открыто улыбается широко-широко, и смотрит. Смотрит поблескивающими глазами.

— Я разве сказал что-то смешное? — Чон сжал запястье сильнее. Вот это, на самом деле, было уже больно.

— Чонгук… — Тэхён положил свободную руку на плечо младшего, все еще сдерживая смех. — Я просто голоден.

Сзади снова послышался голос Чимина. Он издал что-то наподобие смешка, и, кажется, даже улыбнулся. Тэхёну хотелось, чтобы он улыбался.

В лекционный зал вбежал паренек, который Чонгуку был смутно знаком. Он тяжело дышал, в глазах был полнейший ужас, тряслись руки, а пока он пытался связать хоть слово — заикался.

— Сонхёк? Что с тобой? — Хосок попытался подойти к нему, но парень, слово безумец, увернулся от него, пытаясь кричать во все горло:

— Ынги… Она… Она мертва…

*

— Я тебя правильно расслышал, солнце?

Намджун сидел в кресле, в самом темном углу своего кабинета, положив ногу на ногу. Он преспокойно постукивал по столу двумя пальцами правой руки, а левой подпирал подбородок. В этой комнате Сокджин чувствовал себя как дикий зверь в клетке: хочется выбраться, перегрызть решетку, сожрать того, кто тебя сюда посадил, но не можешь.

— Правильно, выродок, — Сокджин не двинулся с места, смотря за изменениями в лице парня напротив. Но их попросту не было. Совершенно.

— Ну что ж, — колени затряслись на этом голосе, который отдавался хриплым эхом по всему кабинету. А кабинет пустынный, тут ничего помимо кресла и стола с кучей бумаг в ящике нет. Просто пустота, которая могла охарактеризовать Намджуна во всех деталях. Пустой. Пустой, пыльный, тошнотворный. Намджун — это клетка, из которой Сокджину никогда не выбраться. Но он пытается. Пытается, но все тщетно.

Намджун спокойно встал, подошел к Сокджину, все так же смотря в его глаза с улыбкой. Но на самом деле это была ухмылка.

Сильный удар по лицу. Сокджин еле удержался на ногах. В ушах стоял дикий звон; в глазах — туман. Просто темная пелена. Сердце, что высохло до последнего бутона, только что рассыпалось в пыль, превращая самый последний стебель из ярко-зеленого в отвратительно-серый. Только что Намджун дал понять, что принимать просьбу Джина он не собирается.

— Повтори еще раз, Джин-а, — Сокджин не может понять его. Никогда не сможет. Интонация его голоса не менялась и вовсе, будто он просто только что не вставал с кресла и не бил со всей дури по лицу своего хёна.

— Прекрати убивать.

Снова удар, только уже в живот. Острое колено ударило прямо в солнечное сплетение. Сокджин сложился пополам, дыша через раз. На глаза бы слезы хоть навернулись, но их попросту нет.

— Джин-а, — Намджун взял его за копну волос на затылке, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза, — пока ты сам не скажешь мне, кто этот человек, я буду убивать каждого, кого посчитаю нужным.

Сколько раз он слышал эти слова? Сколько раз его раны еле затягивались после этих слов? Но раны ведь не только на теле. Если на коже они постепенно могут не оставить даже и шрама, то вот с душой все в точности да наоборот; вот только шрамы на коже не меняют тебя ни внутри, ни снаружи. Просто те раны, что нанес ему Намджун, не заживают. Они глубоко внутри, которые изменили и тело, и вспороли всю душу, не оставляя после себя совершенно ничего.

— Благодаря мне и моей семье все и началось. Ты ведь помнишь? — Намджун посмотрел Джину в глаза. Веки старшего уже почти сомкнулись, но он из последних сил держался. Хотелось плюнуть ему в лицо, избить, убить… Хотелось. Сокджин просто сделать ничего не может. Потому что, ну, знаете, чувства — отвратительная вещь. Потому что, ну, у любви не существует причин. А Сокджин знает, почему. — Это мои родители начали убивать, — снова ебучий оскал. Вырвать бы его лицо с корнем.

Намджун любит Сокджина; любит до безумия. А Намджун безумен настолько, что его собственные родители погибли от его рук. Потому что Намджун безумно влюблен. Потому что у Сокджина не было того, что было у них.

— Ты пьешь эти ебаные таблетки, делаешь сам себе уколы, рыдаешь ночами навзрыд, ибо страдаешь, да? Ты, солнце мое, еще не понял, благодаря кому ты все еще не сдох?

Намджун любит безумно.

А посему не может такого быть, чтобы был еще кто-то, кто похож на Джина. Похож на такого сломанного, хрупкого, несчастного; такого, которого хотелось защитить всеми возможными и невозможными способами. Поэтому Намджун убивает. Убивает чужими руками тех, кто похож на его солнце.

Потому что любит безумен.

========== chapter 9 ==========

*

«Жизнь порой бывает довольно несправедлива», — сколько раз люди произносили эту фразу, даже не до конца вдумываясь, что именно она значит? Что вообще можно назвать «Жизнью»? Несправедливы, на самом деле, люди вокруг. Вы не задумывались об этом? Каждый человек на этой планете сделал кому-то больно, испортил чью-то жизнь, но большинство об этом не подозревают и вовсе. Вот только ее жизнь была испорчена человеком, который знал, что делает.

— Время смерти?

— Примерно десять часов утра.

Намджун недовольно цокнул языком. Для чего ему эти сведения? Он, конечно же, должен отправить письмо родственникам этой девушки. Письмо, в конце которого будет строчка, содержащая в себе предложение, от которого Нама уже тошнило: «Приношу свои глубочайшие соболезнования». Но на самом деле он не обязан это делать и вовсе, ведь жизнь тех, кто учится здесь, ничего не стоит. Совершенно. Цена их душ, сил, жизней да даже органов словно обесценивалась. Если кто-то и умрет, будучи студентом в этой академии, всем будет все равно.