Good Again (СИ)

— В каком смысле «что если»? Ты что, не хочешь меня? — уверенности в моем голосе было намного больше, чем я ощущала на самом деле.

Мои руки очутились в его больших ладонях и он по очереди расцеловал на них костяшки.

— Конечно же, я тебя хочу! Ты же знаешь! Но что если я сделаю тебе больно? — он тяжело сглотнул. — Что если… я превращусь в другого?

— Китнисс! — сказал он, и в его голосе закипала паника, — Что, если..? — он попытался оттолкнуть меня, но я крепко держалась за него.

— Что «Что, если»? Ты хочешь сказать, что не хочешь меня? — спросила я в голос, что звучал гораздо увереннее, чем я себя ощущала.

Он взял мои руки в свои, более крупные, и поочередно поцеловал кончик каждого пальца.

— Конечно же, я хочу тебя! Ты знаешь это! Но что, если я сделаю тебе больно? — он с трудом сглотнул, — Что, если я… другой?

— Мы не узнаем, если не попробуем, — произнесла я одними губами, уткнувшись носом ему щеку, — Мне так не хватало этого. Пожалуйста, Пит. Попробуй. Ради меня, — я знала его страхи и не нуждалась в том, чтобы проговаривать их вслух снова и снова. А еще я знала, что именно я должна сделать первый шаг. И поцеловала его снова, уже настойчивее, чуть раздвигая его губы. Призывно обхватила руками его лицо, нежно погладила скулы. Спустя несколько мгновений он отдался на милость моих губ. Когда он осторожно поцеловал меня, я утонула в ощущении его неповторимого вкуса, была так же поражена, как в нашу первую ночь год с лишним назад, когда он снова целовал меня.

Он сдерживал себя, но все равно мне поддавался, как медленно ползущий вперед ледник, его желание постепенно пересиливало страх.

Неожиданно для меня он резко встал, и я инстинктивно обхватила его ногами, чтобы не оказаться на полу. Широким движением ладони он смел все со стола позади меня: салфетки и солонку, которая, жалобно звякнул, улетела куда-то в угол и там со звоном разбилась на множество острых осколков. Он поднял меня и усадил на край столешницы, всю робость будто ветром сдуло. Схватив меня за ягодицы, он ощутимо их стиснул и притянул меня к себе, так что я даже сквозь ткань его брюк ощутила как дергается и напрягается его твердый и в полную силу восставший член. Его губы блуждали по моей шее, руки тянули край платья. Я опасалась, что в своем бурном порыве он сейчас разорвет тонкую ткань, так что поспешила, подавшись назад, расстегнуть пуговицы спереди, а моя грудь, выскочив из бюстгальтера, оказалась в его нетерпеливых ладонях.

Он спустил верх моего платья до талии и стянул с плеч лямки бюстгальтера, не потрудившись его расстегнуть, и его ладони занялись моими колышущимися грудями. Уложив меня спиной на стол, он прилип губами к моим набухшим соскам, жадно атакуя их ртом, с усилием посасывая и полизывая, так что я невольно резко выгнулась ему навстречу в мощном приливе сладострастия. Когда его губы снова накрыли мой рот, он судорожно завозился с ремнем на брюках. Я помогла ему снять их, как и трусы, то и другое оказалось на полу. Он же просто сдвинул мое белое в сторону, натруженные кончики сильных пальцев принялись тереться о мою влажность, и у меня по позвоночнику забегали разряды тока. Не успела я свыкнуться с этим сильным ощущениям, когда он схватил меня за бедра и одним уверенным движением погрузился в меня.

— К-Китнисс! — выпалил он. — Как же мне тебя не хватало…

Слова сорвались с его губ прямо в мой рот, когда он смял меня бешеным поцелуем. Он снова опрокинул меня на стол, и, нависая надо мной стал в меня ожесточенно врезаться, и горячая волна прошивала мне уже не только низ живота, но и грудину. Желание владело им так сильно, что он изменился от него в лице, и силился войти в меня так глубоко, как только мог. Каждый его толчок вызывал у меня протяжный вздох, я вращала бедрами, все мое тело очень скоро ответило ему, забившись в конвульсиях внезапного сладостного освобождения, сжимая его внутри, не отпуская. Я растеряла все мысли без остатка, забыла и думать о том, что нам предстоит снова постепенно узнавать друг друга, ведь наши тела отринули малейшую опаску и нам ничего не оставалось, как отдаться захватившему нас урагану страсти.

Его обычно голубые глаза сейчас стали синевато-серыми, кожа лоснилась от пота. Волны моего оргазма ласкали его, затягивали на глубину, и он подался назад, чтобы еще раз в меня с разгона глубоко врезаться. Вдруг изо всех сил зажмурившись, Пит хрипло задышал и выдавил протяжный, невыносимо болезненный стон, в котором слились мое имя и низкий страдальческий звук. Все еще двигаясь, он вздрогнул и открыл глаза, посмотрев на меня сверху-вниз с бесконечной нежностью. По его лицу побежали слезы, и я принялась ловить их и утирать с его щек кончиками пальцев.

— Китнисс… — простонал он, уронил голову и, спрятав лицо в изгибе моей шеи, захлебнулся рыданиями и всхлипами. Он еще раз сильно в меня толкнулся, прежде чем и его настиг оргазм, от которого дрожь пробежала по всему его телу, по всем рельефным мышцам, вплоть до его массивных плеч, которые я теперь крепко обхватила обеими руками. Я чувствовала влагу, результат его сладкой мучительной боли, у себя между бедрами, и его слезы у себя на шее, в тот миг, как все его тело обратилось в один бесконечный плач. И я отвечала ему, и сама толкаясь бедрами вверх, вбирая в себя всю эту тоскую и жажду, накопившуюся за время, что мы провели в разлуке. Держась за него, я забирала его боль, пока он, опустошенный, не повалился на меня.

***

Когда силы к нему вернулись, он на руках отнес меня наверх. Я протестовала, что, мол, прекрасно могу дойти и сама, но он закрыл мне рот поцелуем, заставляя замолчать. Его лицо все еще было припухшим от слез. Признав поражение, я позволила ему донести меня до постели, в которой мы освободили друг друга от остававшейся на нас одежды, и оказавшись под одеялом, принялись целовать каждый сантиметр кожи любимого человека. Не осталось ни пяди нетронутой территории после того, как мы вновь застолбили границы тел друг друга, безмолвно провозглашая — это по-прежнему мое и навсегда таким останется. Когда мы закончили заново знакомиться с тем, что и так прекрасно друг о друге знали, я снова была готова его в себе принять, и на этот раз, когда он взял меня, в нашем слиянии не было и намека на неумолимую свирепость нашего предыдущего акта. Теперь все происходило неспешно и размеренно, его глубокие толчки были полны сдержанности и обожания. Держа мое лицо в ладонях, не давая мне двигать головой, он пристально и неотрывно на меня глядел, как будто наверстывая все то время, когда был далеко и не мог меня лицезреть. Теперь, когда безумный порыв нашего первого слияния улетучился, он задавал свой весьма неторопливый темп.

— Я могу это сделать, — прошептал он, увеличивая свой темп, когда наши разгоряченные тела уже заблестели от пота.

— Мммм. Сделать что? — почти что простонала я, в душе уже догадываясь, что он имел ввиду.

Он приостановился, изучающе на меня глядя, и его взъерошенные волосы, за которые я нещадно его тягала в порыве страсти, так забавно торчали, что я не смогла сдержать улыбку. Хотя серьезных наших обстоятельств к улыбкам вовсе не располагала.

— Я могу это делать, не причиняя тебе боли, — сказала он, следя за мое реакцией.

— Никогда и не сомневалась, — прошептала я, приподнявшись с подушки, чтобы схватиться губами за мочку его уха и поощрить его возвратиться к прежнему ритму, который доставлял мне столько удовольствия.

Он отпрянул, и на его лицо набежала мрачная тень.

— Я раньше в этом сомневался, но теперь, думаю, я уже уверен. Мне нужна будет твоя помощь… Но я никогда не сделаю тебе больно.

Я усмехнулась, больше всего желая, чтобы все это осталось в прошлом, чтобы нам не надо было по этому поводу дергаться.

— Да, я знаю, — я потянулась и прикусила его за плечо, да так, чтобы наверняка остались следы зубов. — Вот только это я могу сделать тебе больно, если ты сейчас не продолжишь.

И впервые с тех пор, как Пит вернулся, на его лице появилась улыбка, такая сияющая и счастливая, и в ней сквозило не только веселье, но и что-то еще — облегчение? Я судорожно схватила ртом воздух, мое сердце пропустило удар. Мне захотелось остановить это мгновение и жить в нем вечно: его растрепанные волосы, спадающие ему на лоб, то, как он нависал надо мной, его блестящая от пота кожа, след от моих зубов у него на плече, и эта его улыбка, вместе с которой в нашу спальню вернулся солнечный свет. Прежде чем я поняла, что происходит, следы уже струились у меня по лицу, и я поняла, прочувствовала всем своим существом, что это значит — быть счастливой. Это было ошеломительное ощущение, такое непривычное, что я испугалась, что сердце этого не выдержит и я погибну. Но вместо этого я улыбнулась ему в ответ, и привлекла его к себе, прижала в крепком объятии к своей груди. Он был растерян, и ритм нашего с ним соития окончательно сошел на нет. Однако я знала, что я нас еще впереди весь день, и вечер, и завтрашний день, и все дни до конца нашей жизни, чтобы снова восстановить этот любовный ритм. Теперь же мне хотелось лишь крепко-крепко обнимать его и никогда больше не отпускать.