Good Again (СИ)

========== Глава 1: Ожидание ==========

Впервые я обратила внимание на то, что меня окружает, месяца два спустя после возвращения в Двенадцатый. До этого я просто в прострации все время сидела на мягком диване в вычурной желтой гостиной того самого дома в Деревне Победителей. Лишь естественные позывы организма могли заставить меня пошевелиться: пойти в уборную или хотя бы размять затекшие ноги и спину. Я даже не трудилась сбрасывать с поникших плеч старый теплый платок. В этой полулетаргии я вновь и вновь возвращалась на этот диван, возле которого валялись одеяла и смятая куча нераспечатанных посланий от матери. Я даже не пыталась перебраться в другие комнаты в доме. Замечала только, что дважды в день открывалась входная дверь, когда Сальная Сэй приходила вместе с внучкой, чтобы принести мне поесть. Она заставляла меня попить воды. Вытирала пыль и убиралась в доме, обходя меня, как будто я была одним из дорогих предметов мебели, которые поместил сюда Капитолий одновременно с пышными шторами и роскошными толстыми коврами. Оставалось только удивляться, что и с меня она не смахивала пыль.

В тот период меня почти что не было. Я была затеряна в таких темных местах, что часы для меня сливались в бесконечную мрачную череду, прерываемую ужасными кошмарами. Они нападали на меня еженощно. Маленькое тело Прим вновь и вновь сгорало на моих глазах, я же сама будто прирастала к земле, не в силах сдвинуться и ей помочь. Иногда мне снились Рута, пронзенная копьем профи, Финник, разорванный переродками, Пит с красными глазами, бросающийся на меня и ломающий железными пальцами шею — парад ужасов был поистине бесконечен в своем разнообразии. И оттого, что я так мало спала, я была уже не просто вялой, а уже отчасти мертвой, несмотря на то, что бодрствовала.

В таком подвешенном состоянии я могла различать только этот нежно-желтый цвет, исходящий от стен гостиной. Он порой напоминал моему подсознанию о чем-то ярком, извлекая из памяти отблески теплого оранжевого. Но эти мысли ускользали, так толком и не обдуманные. У меня не оставалось никаких желаний, мне не нужны были ни воспоминания, ни все остальные комнаты в доме, ни даже вода и пища. Жизнь заставила меня остаться в живых, но я пассивно отказывалась следовать её распоряжениям. Оглянувшись назад, я могу сказать, что если бы не Сальная Сэй, я бы наверное просто истаяла за эти два месяца, не делая ничего для поддержания своего существования, так мало мне хотелось жить. Если бы я могла по доброй воле прекратить дышать, я бы сделала и это. Но даже для того, чтобы пожелать смерти, нужны были какие-то усилия, я же была не в состоянии предпринять даже их.

Краем сознания я различала, что изредка ко мне заходит Хеймитч. Он садился в мягкое плюшевое кресло рядом с моим диваном, не выпуская из рук фляжку, и оставался там иногда целыми часами. Говорил он разве что только: «Привет, солнышко». Иногда напивался до того, что там же, в кресле, и засыпал, отравляя ядовитым перегаром воздух. Но я не возражала. Он был чем-то вроде растений, которые росли за окном. Когда же он уходил, Сальная Сэй сразу открывала окна, чтобы ядовитый дух выветрился.

Но настал день, когда мир стал вторгаться в мое охваченное депрессией существование, и это было сродни пробуждению от того, что тебя трясут за плечо, сродни свету, проникающему под еще сомкнутые веки. Я умудрилась спуститься на кухню, чтобы позавтракать с Сальной Сэй и ее внучкой. Сэй посмотрела на меня, оценивая мой расхристанный вид, а затем — в окно, и, как будто я всегда вот так сидела с ними по утрам, сказала:

— Прекрасный весенний денек. Тебе нужно гулять. Сходила бы на охоту.*

Я некоторое время прокручивала в голове эту идею и даже решилась поискать мой лук и стрелы, а Сэй заверила меня, что они в прихожей. Однако я все еще не готова была заставить себя выйти и блуждать где-то несколько часов, сам процесс обдумывания такой возможности уже полностью перегрузил нейроны в моем мозгу. Когда же я после обеда отважилась пойти в кабинет, я думала только о нескольких предметах, которые лежали там на столе: отцовская охотничья куртка, наш справочник растений, свадебная фотография родителей и луки со стрелами, которые Гейлу удалось спасти в ту ночь, когда разбомбили Двенадцатый. Еще там была коробка, в которой находились трубка для живицы, присланная Хеймитчем, медальон, который Пит подарил мне на арене с циферблатом, и сероватая жемчужина, о которой я даже не могла заставить себя думать. Натянув на себя теплую истрепанную кожанку, я почувствовала, как ее вес снова исчерпал во мне весь хлипкий запас энергии, и снова улеглась на плюшевый диван, чтобы провалиться в беспокойный сон.

В нём меня настиг ужасный муторный кошмар, который длился в этом дремотном царстве целую вечность, до самого утра: во сне меня заживо закапывали в землю, в могилу, пока я не проснулась от шуршания настоящей лопаты, доносившегося снаружи, через окно, которое я позабыла накануне закрыть. Еле-еле поднявшись, все еще дрожа после того, что видела во сне, я выбежала из своих дверей и обогнула дом, чтобы увидеть там его — рядом с тачкой, полной цветов и грязи.

В груди у меня что-то оборвалось, и тут же так долго не существовавшие для меня чувства вновь затопили иссохшую пустыню моей души. Я так много месяцев была не в силах вообще ничего испытывать, что вид стоящего передо мною Пита изумил меня до крайности. Взглянув на меня, он тоже опешил, но тут же начал говорить что-то о докторе Аврелии, что он, мол, не сможет и дальше притворяться, будто лечит меня, если я не начну брать трубку. Я же не могла оторвать глаз от тачки с выкопанными цветущими кустами. Они чуть было не спровоцировали меня на убийственную враждебность, пока я не поняла, что это вовсе не белые розы, как мне сначала показалось, а вечерние примулы.**

Сладко благоухая этими желтыми цветами, Пит сказал мне:

— Подумал, что мы могли бы посадить их рядом с домом, *** — наш разговор оборвался на том, что я кивнула в знак согласия и немедленно ретировалась.

Оказывается, все это время, лежа на вычурном диване, я чего-то ждала. Я не знала еще, что жду вообще, не знала чего и кого жду.

Но в день, когда он появился со своей тачкой, я это поняла, если не своим очумелым и затуманенным рассудком, то по крайней мере — самым глубинным и тайным, запрятанным чуть ли не в костном мозге чутьем.

В тот день, когда он объявился с тачкой, я уничтожила все иссохшие от времени белые розы, цветы зла, что мне оставил на память Сноу. Впервые за два месяца приняла ванну. Впервые поговорила с Сальной Сэй. Отправилась на охоту, хотя физически это полностью меня измочалило. Встретила вернувшегося из ниоткуда Лютика и попыталась разделить с ним свое горе. Распечатала письмо от матери и позвонила ей. И все это постепенно, понемногу рассеивало мрак, который держал меня в своих цепких лапах, приковывая к дивану, не давая двигаться, не давая даже сменить одежду.

Весна вернулась.

Я ждала все это время его.

Комментарий к Глава 1: Ожидание

* канонические диалоги, как всегда, привожу по переводу «Сойки-пересмешницы» издательства АСТ.

**примулы или в некоторых переводах - первоцветы (или примулы) - в оригинале primroses. Очень красивые фотографии вечерних примул здесь http://wildblessings.com/2011/08/24/evening-primrose/

*** В оригинале, как и в каноне, «I thought we could plant them along the side of the house». Увы, перевод не передает всех оттенков смысла этой глубокой и важной фразы. Между тем Пит говорит кроме очень важного здесь «мы» (не я) еще и «the house» (с определённым артиклем), то есть - он хочет посадить цветы именно у этого дома, единственного, о котором он только и может думать. И, если глубже анализировать эту фразу, можно прочитать между строк: «Я здесь – для тебя. И буду здесь, пока ты не окажешься готова меня принять». Pure everlark.

========== Глава 2: Восставшая из мертвых ==========

На следующее утро Пит пришел со свежим хлебом. Увидав его, Сальная Сэй все поняла и приготовила завтрак и на его долю. Я же скормила свой бекон Лютику, и против этого никто не возразил. Но все-таки я была еще немного как в тумане и не говорила ничего, кроме «кис-кис, Лютик», пытаясь приманить эту противную зверюгу еще одним кусочком со своей тарелки. Пит, не пытаясь привлечь к себе мое внимание, беседовал с Сэй в той легкой манере, которая так напоминала его прежнего, что даже сложно было заметить какие-либо признаки капитолийского охмора. Разве что кроме внезапной меланхолии, которая им овладела, стоило разговору смолкнуть.