В поисках будущего (СИ)

– Что-нибудь хорошее, – говорит он, глядя на хлеб у себя в руках. – Не сэндвич.

Я закатываю глаза и забираю батон, чтобы положить его назад в шкаф. Лэндон идет и садится за обеденный стол, а я собираю и разогреваю остатки ужина на вынос из итальянского ресторана двухдневной давности. Его не волнует, что это остатки, и он тут же принимается их уплетать. Тем временем я убираю бардак после завтрака, который все еще на разделочном столе. Иногда в такие времена я скучаю по своему эльфу… Не то чтобы я стал говорить это вслух, потому что уверен, это мне тоже очков не прибавит.

– Могу я здесь переночевать?

Лэндон задает вопрос с набитым ртом, и кажется, его вовсе не волнует, что у него, наверное, худшие манеры в истории человечества. Определенно он все еще не достиг того возраста, чтобы полностью осознать, что он часть очень важной семьи, и как следствие, должен соблюдать этикет. Определенно он все еще в том возрасте, когда не волнует ничего, кроме того, чтобы набить желудок и сказать все, что в голову взбредет.

– Не знаю, – говорю я, помахивая палочкой над посудой в мойке и отправляя ее мыться. – Ты спрашивал маму?

Мне даже не надо оборачиваться, чтобы знать, как он выглядит. Он уныло смотрит на стол и закатывает глаза:

– Уверен, я ее всю неделю не видел.

– Ты видел ее этим утром, – говорю я, сам закатывая глаза и останавливая его мелодраматичность. – Она была дома, когда я тебя забирал.

Но Лэндона не смущает факт, что его только что подловили. Он просто незаинтересованно пожимает плечами.

– Ну, может на минутку я ее видел.

Он пережимает. Клянусь, он просто перевоплощение Роуз. Я не знал ее в этом возрасте, но могу представить, что она вела себя точно так же. Может быть, даже хуже, потому что она точно любила создавать проблемы. У Лэндона не так много детей его возраста рядом, так что он не слишком много бед затевает. Он просто играет на публику. Я начинаю бояться своих будущих детей…

– Ты видишь маму каждый день, – многозначительно говорю я, не покупаясь на все это.

– Она всегда занята, – он закидывает еще несколько вилок еды в рот и делает большой глоток из стакана сока, который я ставлю перед ним. – Она, наверное, и не заметит, что меня нет дома.

Так вот оно что.

Я немного вздыхаю и падаю на стул с другой стороны стола. Я даже не понимал, как вымотан, пока не сел. Тренировка была очень тяжелая, тем более, что температура с каждым днем становится все выше. На улице чертовски жарко, а в квиддиче на ярком солнце нет ничего приятного.

– Лэндон, ты знаешь, твоя мама занята. Она не может это изменить.

Он пожимает плечами и не смотрит мне в глаза. Вместо этого он продолжает поглощать пищу и хмуриться, будто кто-то раздавил его котенка или что-то вроде.

Я не знаю, кого жалеть больше – Лэндона или его мать. Слышать эти жалобы от Лэндона для меня зловеще знакомо. Когда я начал узнавать Роуз, она обычно говорила о том, что ее родители вечно заняты, что их никогда нет рядом и они все время работают. Теперь она этого не говорит. Она выросла и поняла, что ее родители всегда были рядом, просто у них было больше обязанностей, чем у нормальных родителей. Из-за работы они всегда были заняты, но они никогда не игнорировали своих детей или их проблемы. Просто Роуз из тех детей, которым всегда нужно перекладывать вину на других людей, а Лэндон – поразительно такой же, как она. Не то чтобы он мог это контролировать. Он просто не достиг того возраста, когда начинают понимать.

Но все равно, уверен, это заставляет его мать чувствовать себя дерьмом.

Я не знаю, как она это делает. Я не знаю, как она управляется со всем этим вместе каждый день, потому что знаю, она чувствует себя так, будто вся ее жизнь разваливается. Не могу представить, каково это, но уверен, совсем не приятно. Но она потрясающе отлично справляется и сохраняет равновесие. Уверен, многих бы это так придавило, что они немедленно уволились бы, но она понимает, что нужна в министерстве. Она успевает работать и следить за всем дома. Я знаю, это сложно, потому что она все чаще отправляет Лэндона к нянькам, и уверен, она этого не хочет.

И конечно, это единственное, что видит Лэндон. Он не понимает, что его мать занимает самый высокий пост в стране. Не понимает, что у нее сотни и сотни обязанностей, которые нельзя передать кому-либо еще. Он просто видит, что ее нет, чтобы укрыть его одеялом или приготовить обед. И это тоже должно быть тяжело.

– Послушай, дружище, – говорю я, серьезно глядя на него, и у него наконец нет выбора, кроме как поднять глаза и встретить мой взгляд. – Она очень старается, чтобы все получилось, хорошо? Просто дай ей время.

Он вроде как расстреливает взглядом пространство перед собой, и его губы поджимаются.

– Я ее даже не вижу.

– Ты ее видишь…

– Я вижу бабушек с дедушкой чаще, чем ее, – дерзко говорит он и смотрит на меня так, словно вызывает меня с ним поспорить. Я не делаю этого, потому что он говорит правду. Я знаю, что его бабушки и дед занимают большую часть его дня.

– Моя мама работает все время, – тихо говорит он. – А мой папа не возвращается.

Я не знаю, что на это сказать. Тишина кухни словно громко кричит, и мы просто долго смотрим друг на друга. Что-то в его глазах словно просит меня сказать ему, что он ошибается. Это несколько отчаянный взгляд, но я не знаю, что с этим делать. Я не могу ему соврать, и поэтому я качаю головой.

И его сердитый взгляд переходит в полную хмурость.

Он отводит глаза и, кажется, совсем забросил еду. Его глаза бегают по стене за моей спиной с несколько секунд, а потом он наконец говорит:

– Не думаю, что это честно.

– Это нечестно, – соглашаюсь я. – Это дерьмо.

Я понимаю, конечно, что мне не следовало выражаться в присутствии семилетки, но Лэндон вроде не замечает. Он просто продолжает бесцельно скользить взглядом туда-сюда и с каждой секундой выглядит все печальнее. Это действительно ужасно вообще-то.

– Я не знаю, почему он умер, – бормочет он.

– Я тоже.

– Это нечестно, – снова говорит он и наконец смотрит мне в глаза. – И Роуз теперь уехала. И Хьюго уехал. И я даже не вижу маму, – он говорит это очень быстро, а потом прерывается на секунду. – И я очень скучаю по папе.

Я не знаю, что на это сказать. Наверное, это самое грустное, что я слышал в жизни, и я бы очень хотел, чтобы все это было неправдой. Я не думаю, что это честно, и мне ужасно его жаль, когда он снова отводит взгляд и смотрит на стол перед собой.

Но все же я могу сделать одну вещь и могу убедить его дать матери передышку.

– Твоя мама тоже очень по нему скучает…

Лэндон ничего не говорит сразу. Он продолжает смотреть на стол, и у меня ощущение, что он многое прятал в себе с тех пор, как умер его папа. Я не знаю, тот ли я человек, что должен с этим разбираться, но я здесь. А он, насколько я знаю, ничего такого никому другому не говорил. Может, он просто начинает мне доверять.

Кажется, будто проходит лет десять, пока он наконец поднимает глаза.

– Ей действительно грустно, – тихо говорит он. – И она много плачет.

Я не отвечаю на это сразу. Я не знаю, что сказать, на самом деле, потому что я никогда не видел ее плачущей, кроме тех дней сразу после похорон. Если она плачет, то у нее хорошо получается это скрывать.

И оказывается, так это и есть.

– Она прячется, когда плачет, – продолжает Лэндон, отвечая на незаданный вопрос. – Она думает, что я не слышу, но я слышу иногда.

Он выглядит печальным, стесненным и напуганным одновременно. Я знаю, что должен что-то сказать, потому что очевидно, что он в первый раз об этом заговаривает. Но что мне делать?

– Ей трудно, – говорю я, пытаясь что-нибудь сообразить. Это не то, что хочет слышать Лэндон, потому что он просто выжидающе смотрит на меня большими глазами, и я колеблюсь, пытаясь найти какой-нибудь смысл. – Она действительно старается, – честно говорю я, зная, что это правда. – Она не хочет быть такой занятой.