Байки Чёрного Майя (СИ)

- А кто?

- Не поверишь, Финарфиныч. – проникновенно понизил голос Черный Майя. – Это… тангары. Представь себе…

Терпению Фелагунда подошел конец.

- Тху, хорош издеваться! Я серьезно.

- Ты думаешь, я шучу? – пожал плечами Гортхауэр. – Ничуть не бывало. На самом деле, Элу Тингола погубила его же собственное высокомерие и недальновидность. Лучи Звездного Камня, которым он так мечтал обладать, внушили ему ложные убеждения в неуязвимости и величии собственной персоны. Впрочем, судя по тому, что я слышал о нем ранее, Камень здесь совсем не при чем…

Собеседник в кресле прищурился, вглядываясь в лицо Черного Властелина, но в глазах того не было и тени насмешки.

- Итак, ты утверждаешь, что убийство короля – случайность?

- Этого я не говорил. Нет, Инголдо. Убийство Тингола не случайность, а вполне очевидная закономерность, с такими замашками на престоле долго не задерживаются… Я имел в виду, что я здесь не при чем.

Но убедить Финрода оказалось не так-то просто, как казалось. Отдохнувший от дел государственных и подогретый винными парами мозг бывшего владыки Нарготронда работал с филигранной четкостью, сопоставляя варианты и составляя из тысячи деталей целостную объемную картину.

- Стоп! А Берен? Про руку, якобы откушенную волколаком, я понял. Но у меня вопрос: почему он так вовремя оказался в Дориате в день несчастья? Почему, а?

- Э-эмм… И-инголдо… – черные глаза Майя нехорошо забегали по сторонам, – Ты как, еще выпить не хочешь?

Серебристо-серый взор государя Фелагунда приобрел твердость и остроту стального клинка.

- Гортхауэр, ты мне зубы не заговаривай! Что вы там с отцом пытались провернуть? О чем они с Береном говорили за закрытой дверью, какой услуги он у него потребовал в обмен на Сильмарилл? Отвечай, мать твою! – хрустальный бокал опустился на подлокотник с такой силой, что отломилась ножка. Гортхауэр вздрогнул как от удара и отвернулся.

- У меня не было матери, Инголдо… – еле слышно сказал он. – Никогда. Это во-первых. А во-вторых: беседы Тано и твоего друга касаются только их самих, в крайнем случае – Лютиэн.

На лице Финрода отразилось острое чувство неловкости. Он виновато откашлялся:

- Эм-м… извини, Гортхауэр. Я, кажется, слегка пьян и не слишком слежу за собственной речью… Извини еще раз.

- Да на здоровье! – оскалился в широкой ухмылке Сотворенный. – Кстати, ты погляди, какой огонь!

Друзья уставились в пылающий камин. Сухие сосновые поленья чуть слышно потрескивали, на спилах от температуры выступала душистая смола. Светлая, как слеза, она вскипала в жарких объятиях пламени и истаивала, вспыхивая голубыми язычками.

- Легенды лгут… – ни с того, ни с сего улыбнулся Сотворенный. – Вселенная была рождена не из света. Она появилась из огня… Суть Арты – огонь, обретший форму и питающий теплом все живое на ней…

- Тебе виднее… – согласился Элда.

У камина воцарилось молчание, только слышно было как осенний ветер тоскливо стенает в трубе. В такую погоду сидеть возле жарко натопленного камина и, прихлебывая старое вино, смотреть в огонь было сущим удовольствием. Но только не для этих двоих.

- И все же, – с мягкой настойчивостью нарушил тишину экс-государь Нарготронда. – Ты что-то скрываешь от меня, друг. Это печалит меня…

Майя нехотя поднялся с пола, долго-долго посмотрел в серебристо-серые глаза Фелагунда. Пару раз вздохнул, а потом полез в карман джинсов и извлек оттуда…

- Сволочь ты, величество… – укоризненно заметил Гортхауэр, качая головой. – Хотел сюрприз тебе сделать, да, видно, придется сейчас… У меня для тебя кое-что есть. На уж, держи!

Узкая с длинными пальцами ладонь Майя держала новенький мобильник.

- С-спасибо…

Финрод изо всех сил старался показать, что ничуть не расстроен дурацкой шуткой друга. Но поскольку эльф не слишком хорошо владел собой, то недоумение и разочарование отразились на его лице так явно, что Черный Майя, не выдержав, хихикнул.

- Ты не понял, родной… – палец Гортхауэра постучал по гладкому серому экрану. – Помнишь, однажды ты спросил меня, можно ли позвонить в Валинор?

- Представь себе… – горькая складка в правом углу рта стала еще глубже, точно король вдруг постарел на несколько лет.

- Так вот – улыбнулся Гортхауэр. – Теперь у тебя есть возможность проверить это на практике.

Заметив абсолютное отсутствие понимания, Гортхауэр все-таки снизошел до объяснений:

- Да, мой дотошный остроухий друг, ты меня раскусил. Конечно же, нам с Тано было что скрывать. Берен не просто забрал Наугламир у безутешной вдовы Тингола. С того самого дня, как он и Лютиэн добыли Сильмарилл, в правом кармане его ужасной походно-полевой безрукавки лежала одна очень ценная вещь. Вот ее-то как раз Берен и отдал при расставании своей уплывающей в Заморье теще. Кое-что очень важное… – хитро прищурился Гортхауэр.

- Что… – задохнулся Финрод, боясь верить собственным ушам.

- Я не всесилен, Инголдо… – пожал плечами Сотворенный. – Мне не по силам проломить барьер, что отделяет Сумрачные земли от Заокраинного Запада. Я не владею даром телепортации и не могу мгновенно перемещать предметы и живых существ на сколь угодно дальние расстояния. Но кое на что все-таки способен…Держи.

Холодная рука Майя накрыла ладонь друга, заставив того сильнее сжать в кулаке сотовый.

- Второй аппарат, тот, что увезла с собой Мелиан… Он у Амариэ. Это немного, я знаю. Это чудовищно мало… но… Теперь у вас хотя бы есть хоть какой-то шанс…

====== Междустрочие. Эпоха по имени Тинувиэль ======

Поэты не рождаются случайно. Уж поверьте Сотворенному: случайностей в мире вообще не так много, как хотелось бы всяким романтически настроенным личностям со скорбными лицами и непроходящей депрессией. Когда-то Тано – пухом небо ему! – утверждал, что в каждом из разумных созданий, будь они смертны или бессмертны, дремлет дар творения. Я согласен с этим утверждением, и вовсе на потому, что сам являюсь Сотворенным и учеником, а, да что уж там – фактически сыном Валы-Отступника – просто самому могучему из Айнур, что вплетал свой голос в Песнь Сотворения Мира, действительно, лучше знать. Это ведь была та самая тема, по поводу которой тогда еще Алкар разошелся во мнении с Единым и Вездесущим, чтоб ему пусто…ой, прошу прощения, я не нарочно! Очень может быть, что впоследствии Тано так до конца и не осознал смысла своего подарка народам многоликой Арты. Поселившись в Хэлгоре, он жил бок о бок со странствующими эльфами Эллери Къенно и мог наблюдать за делами их рук – за тем, как рождается идея, как мысль обретает форму, а слово становится свершением – в меру восхищался удачным находкам Пробудившихся, но и только. Будучи Валой, он просто не представлял себе, что может быть иначе! А между тем, способность творить – именно создавать новое, а не подражать тому, что уже было – то есть то, что для Айнур всех рангов является способом существования, для Детей Эру – невероятный, невозможный, удивительный дар, возводящий своего обладателя едва ли не на одну ступень с Майя. Наверное, поэтому среди Эдайн, Элдар, кхазад и иртха такие личности пользуются почетом и уважением куда большим, нежели, к примеру, могучие воины и мудрые правители. Может, это и не слишком справедливо, но искусство всегда ценится выше ремесла. Короли и вожди сменяют друг друга неспешной чередой, государства исчезают с лица Арты и меняют очертания границ, воины гибнут в битвах или умирают от ран, а художники, поэты и музыканты живут вечно. Здесь я говорю о бессмертии их творений, которые продолжают жить и после того, как дух творцов уйдет в Чертоги Ожидания или вовсе оставит мир. Я говорю о песнях, что спустя тысячелетия, как и встарь, звучат в высоких залах и прокуренных тавернах, под сенью лесных крон, средь диких скал, в просторах степей и на морских побережьях. Песня живет в сердцах, заставляя плакать или смеяться, песня летит над миром, точно отголосок Музыки Айнур. И нет беды в том, что затерялось в веках имя автора мелодии и слов – а что есть имя? – всего лишь условность. Иртха, например, верят в то, что некая часть сознания их умерших предков остается рядом и незримо присутствует среди живых – Ночной народ называет это душой. Душу можно позвать, чтобы попросить совета или помощи, но если наречь ее тем именем, что покойный носил при жизни, она не поймет и не услышит зова, ибо для нее имеют важность совсем другие слова, и известны они лишь посвященным. Так и песня – суть не что иное, как отражение души автора, слепок сознания, его настоящее имя. И когда я слышу, как поют песни, написанные Тинувиэль из Дориата, я невольно улыбаюсь и думаю о том, что, отдав дар бессмертия ради воскрешения своего любимого, она в сущности, ничего не потеряла. Ведь пока звучат эти песни, наша дева-менестрель по-прежнему с нами! И все же…