Найденка (СИ)

Опрокинув огненную житкость в горло, беточка подавился, но справился с подкатившей рвотой и торопливо занюхал рукавом.

— Фууу, — простонал, кривясь. — Ну ведь гадость…

Поймай сейчас приемыша Мир, и не миновать Рысю еще одной порки. Строг был шаман, напрасной, без серьезного повода, выпивки не жаловал. А, плевать. Поркой больше, поркой меньше… Слишком пусто в душе.

«Авось поймет и не прибьет», — решил парнишка. Зажевав самогон пучком листиков мяты из стоящего на столе, в кувшинчике с водой, травного букетика, беточка на цыпочках пробрался в спальную отца и прилег к нему, тихо похрапывающему, под одеяло.

Весен с семи такого не делал — запрещали и Мир, и Дар. А тут будто накрыло, хоть вой и волосы из хвоста клоками выдирай. Мрачно, тревожно…

Мир от возни рядом не проснулся, лишь вздохнул глубоко и, повернувшись на бок, обнял прильнувшего робко Рысю поперек туловища, притянул вплотную.

— Дарик… — прошептал.

И успевшему захмелеть Рысе сразу стало в стократ тоскливей и чернее. Не его искал отя в темноте, не к его уху прижался губами. Звал другого.

Никому не нужен бедный Рыся. Даже любимому оте, единственному родному человеку в мире.

Плакать у беточки получилось хорошо. И заснуть, совсем по-детски жалобно всхлипывая в подушку, тоже. Ууу… Горе.

Мир растолкал полночи проревевшего ученика с превеликим трудом. Рыся протестующе недовольно ворчал, бурчал и натягивал на голову одеяло, не хотел вставать.

Вот только коровам с козами плевать на плохое самочувствие хозяина, они дойки требуют и еды.

А еще кое-кто ленивый должен начинать собирать барахлишко для предстоящего переезда. Например, Рыся. Сами вещички, увы, не запакуются в тюки и в стоящий под окном фургон не перелетят.

— Тамаэ, а откуда у нас фургон? — удивился выколупанный волоком, за ногу, из постели, отчаянно зевающий беточка, выглянув во двор, и кулаками, как маленький, затер не открывающиеся глаза.

— Сгонял в деревню и привез, — развел руками шаман. — Пока ты дрых, пьянь бессовестная.

«Значит, не помогла мята, учуял перегар», — печально подумал Рыся и понурился. Наказания парнишка не боялся, ему просто было стыдно перед учителем.

— Ты оставил бутыль на столе, — вздохнул Мир и мягко потрепал шмыгнувшего носом приемыша по щеке. — Открытую. И кружку не сполоснул.

Рыся сообразил, что отя не сердится, с огромным облегчением уткнулся лицом ему в плечо и замер, отогреваясь близостью тел. Вздрагивал, сопел сквозь подступающие к горлу слезы.

— Зря ты влез между Бэлом и Милом, умо, — со скрытой тоской промолвил Мир, целуя льнущего в поисках поддержки юнца в растрепанную макушку. — Зря. Не место тебе там, мое сердечко. Настрадаешься…

Беточка встрепенулся и немного отодвинулся.

— А где тогда мое место, тамаэ? — возразил он глухо. — Здесь, у леса, вечно одному? Мне так не кажется…

Мир ничего не ответил и поцеловал приемыша повторно, очень нежно, на этот раз в лоб. Мальчик уже влюбился по уши и поздно что-либо менять, пичкать его отворотными зельями, губя здоровье и мутя разум. Пусть любит, коли любится. Остальное приложится с помощью взрослых. И вольный край, где трое — альфа, бета и омега — смогут отстроить дом и спокойно, в мире и согласии, жить, воспитывая рожденных даруном детишек, найдется непременно.

Главное — верить и искать.

— Отя, — Рыся сине-влажно смотрел в упор, не мигая, жалко кривил яркие губы: — Расскажешь, почему ты ушел из своей деревни? Только правду, ладно?

Мир невольно усмехнулся.

— А что рассказывать-то, — мужчина нахмурился. — Чтобы не быть вечно одному, конечно, ну, и в Дара втрескался, на беду и на радость. Я ж сюда, к нему, несколько весен подряд приезжал на седьмицу — две просто погостить и уезжал обратно. А потом ты появился…

Рыся продолжал пристально смотреть, будто выискивал в лице учителя нечто сокрытое.

— А почему нас, бет, так мало? — спросил он почти шепотом. — Не знаешь?

Мир вынырнул из воспоминаний о канувшем в прошлое семейном счастье и отвернулся.

— Мы, беты, — ответил он довольно резко, — никому, кроме шаманов и друг друга, не нужны. Бесплодные семки. Годимся с духами разговаривать, по чащобам травки собирать да детей чужих нянькать. Потому и мало нас — земля кормить отказывается.

Не удовлетворенный объяснением Рыся фыркнул и упрямо мотнул головой.

— Чушь, — убежденно заявил парнишка. — Все сложнее, тамаэ, я уверен. Иначе бы невимидимое зрили не только беты, но и альфы, и омеги. Мир устроен слишком сложно, чтобы в нем что-либо происходило бесцельно.

Рыся, Рыся. Найденка из леса с редкостным по силе даром, чудесный подарок судьбы. Утешение стареющему бете и надежда — на что? На еще найденок, подкинутых от того же неведомого, лесного, светловолосого дикого племени, не ценящего рождающихся бет?

Просто Рыся. Живой, теплый. Сын. Хорошо, что он есть.

— Завтракать-то будем, умо? Если да — расчешись и умойся. Лахудра лахудрой. Или тебя с похмелюги тошнит?

Шаманчик хихикнул, окончательно расслабляясь, и впервые за утро улыбнулся отцу — доверчиво, светло и ясно. Парнишку вовсе не тошнило, его пустой желудок громко бурчал, требуя пищи.

— Не тошнит, отя, — беточка разорвал объятие, вскочил на ноги и гибко, с хрустом потянулся, красивый, стройный, юный хищник. — Сейчас хвост завяжу, в курятник сбегаю, пошарю яйца, оладков нам быстренько замешаю на простокваше.

От недавней грусти в нем не осталось и следа — стряхнул сонливость и был готов жить и бороться дальше.

Комментарий к Часть 17 *Первые петухи кукарекают, перекликаясь по деревне, с полуночи до часу ночи. Вторые – около двух, третьи – перед рассветом, приблизительно в четыре утра.

====== Часть 18 ======

Оладушков, пышных и вкусных, получилась ущербная дюжина. Щедро политые медом, они таяли во рту. Мир умял пяток и Рыся пяток, а одинадцатую, последнюю, мужчина с юношей поделили пополам.

— Посуду сам помою, не дергайся, — сказал шаман ученику, дожевав и смачно облизав от остатков меда липкие, жирные пальцы. — А ты скатайся в деревню, отвезешь Еле кое-что, я вчерась обещался, да позабыл за болтовней.

Кое-чем был полотняный мешочек с укрепляющим травяным сбором для Яра — юный омега чувствовал себя нехорошо, потерял в родах много крови. Молоко у него тоже пока не пришло, и ребеночка кормил соседский, немолодой уже раб, три седьмицы назад скинувший мертвого, почти доношенного младенчика.

Обрадовавшийся возможности увидеться с Бэлом и Милом Рыся буквально взлетел с места. Подхватив в ладонь протянутый тамаэ мешочек, беточка сунул его за пазуху и бегом рванул выводить из стойла коня, красивого буланку по кличке Верный. Седлать животное парень не стал, ограничившись лишь уздечкой, и через поллучины уже галопом мчал к деревне.

— Быстрее, быстрее! — пело его влюбленное сердце. — Быстрее!

Подворье покойного Таура встретило беточку ссорой в разгаре — сцепились Суон и Плющ. Вдовцы кузнеца стояли набыченные, лицом к лицу, Суон перегородил вход в избу, Плющ топтался на крыльце — и вдохновенно орали друг на друга. За развитием ссоры из распахнутых настежь окон увлеченно наблюдали остальные домашние — Бэл в обнимку с Милом, Ела, Яр, Жужик и шестеро детей — омежат, мал мала меньше. Прибытия Рыся ни спорщики, ни зрители не заметили.

Не поделенное Плющом и Суоном валялось под их ногами — развалившийся тюк пестрого тряпья небрежно шевелил ветерок.

— Куда ты это все собираешься совать, капустная башка?! — кричал, срываясь на петуха, Суон и потрясал зажатым в кулаке цветным платком: — У нас шесть подвод! Шесть, а не двадцать! Как ты не понимаешь! Мука! Крупа! Зимняя снада! Одеяла! Посуда! Инструмент разный с кузни!

Насупивший брови, красный от злости Плющ в ответ пытался выхватить мелькающий в воздухе, перед носом, платок, наступал, тесня Суона в избу:

— Не смей лапать мои вещи, не тебе их хозяин дарил! Отдай! Твое место на рабском рынке! Сымай немедленно честную ленту, грязный порченка! В «веселый дом» ползи!