Игра на двоих (СИ)

Тем временем мэр заканчивает урок истории и вспоминает прошлых Победителей Дистрикта-12. Теперь их двое — Хеймитч и я. Услышав свои имена, мы как по команде встаем и поднимаем сцепленные руки. Толпа приветствует нас жидкими аплодисментами. Я мысленно усмехаюсь:, а как же камни в спину и уничтожающие взгляды в лицо?

Андерси удовлетворенно кивает и представляет Эффи. Та бодрым шагом выходит к кафедре, благодарит мэра за теплый прием и провозглашает: «Счастливых вам Голодных Игр! И пусть удача всегда будет с вами!». Я вспоминаю, какие эмоции вызвало у меня ее пожелание в прошлом году: мне казалось, что эта раскрашенная кукла просто издевается над нами, по опыту зная, что удача бывает на стороне Дистрикта-12 очень редко. Теперь мысли текут совершенно в другом направлении: насколько сильной нужно быть, чтобы из года в год искренне улыбаться и желать победы тем, кто не видит ее даже в самых смелых мечтах, кто готов умереть просто так, не пытаясь бороться? Сколько нервов требуется, чтобы вытягивать имена детей из стеклянного шара, понимая, что они не смогут пережить ни одного дня на Арене? Отдавая себе отчет в том, что, пусть отчасти, именно ты стала их палачом? Зная, что ты будешь вынуждена делать это год за годом, до самой смерти, ведь у сопроводителей из Капитолия, в отличие от менторов из Дистриктов, не бывает тех, кто приходит им на смену? Стоящей рядом со мной женщине все это хорошо известно. И при этом она оставалась, остается и навсегда останется человеком. Мне наконец удается подобрать определение тому первому незнакомому чувству. Это уважение. Покончив с приветствиями и благодарностями, Эффи демонстрирует подарок, подготовленный Капитолием специально для новой церемонии Жатвы — очередной видеоролик об истории Голодных Игр. Я устало прикрываю глаза. Голос диктора — громкий, пронзительный, въедливый — врезается в разум, заполняя даже самые укромные уголки сознания и вытесняя все остальные, ненужные, мысли.

«Мир. Народ восстал из праха и родилась новая эра. У свободы есть цена. Страна больше никогда не познает такой измены. По одному юноше и одной девушке. До последней капли крови. За честь, отвагу и самоотречение. Победитель. Символ нашей щедрости и великодушия. Вспоминаем наше прошлое. Охраняем наше будущее». Однако даже после того как на громадном экране снова появляется герб Капитолия, Бряк не спешит к стеклянному шару за именем первого трибута. Я открываю глаза и внимательно слежу за ней. Навесив на лицо самую сладкую улыбку на которую она способна, женщина объявляет, что Организаторы и сам Распорядитель Игр подготовили Дистрикта еще один подарок.

Изменение в правилах. С отвращением чувствую, как по спине пробегает холодок. Подобное случается раз в три-четыре года — с одной стороны, чтобы не давать Дистриктам и трибутам расслабиться, забыть о том, что значат Игры, с другой — не слишком часто, чтобы подобное развлечение не приелось зрителям. На моей памяти было два или три подобных случая. Однажды Ареной стал один из районов Капитолия, в другой раз на Игры отправились только девочки. На первый взгляд изменение в правилах кажется настоящим подарком от Организаторов, призванным хоть немного облегчить участь трибутов, однако вскоре становится понятно, что это совсем не так. Просто публика требует хлеба и зрелищ. Что же подготовили Сноу и Сенека на этот раз?

Эффи делает эффектную паузу, создавая еще большую интригу. Тем не менее, в глазах потенциальных жертв читаются равнодушие и усталость — «скорее бы все закончилось» — и лишь немногие испытывают какое-то подобие страха. Когда Бряк наконец объявляет, в чем состоит замысел организаторов, я с облегчением выдыхаю. Дистрикт-12 подобный поворот событий точно не испугает. На нынешней церемонии Жатвы не допускается добровольное участие в Голодных Играх. На Арену отправятся лишь те, кто будет выбран, чье имя окажется в руках тянущего жребий. В этом году право сделать это предоставляется Победительнице прошлого года.

«Что-то Сноу слишком расщедрился на подарки», — неторопливо размышляю я, не сразу заметив, что все взгляды один за другим обращаются ко мне. Что? Пока ноги несут меня к кафедре, я успеваю послать встревоженный взгляд Хеймитчу и незаметно, одними губами прошипеть Бряк: «Очень надеюсь, что ты шутишь!». Первый растерян не меньше меня. Вторая, поравнявшись со мной, шепчет: «Приказ Президента. Имена трибутов должна вытянуть ты».

— По традиции, дамы вперед! — кричит Эффи в микрофон и передает слово мне. В голове мелькает злорадная мысль: вот он, тот незабываемый момент сладкой мести за непонимание, за всю ненависть ко мне, за пожелания смерти, за мое изгнание. Теперь один из ваших драгоценных детей, тех, кого вы так ревностно оберегали от встречи со мной, отправится на верную смерть по одному моему слову. А я буду наблюдать за медленной и мучительной гибелью мальчика или девочки и не сделаю ровным счетом ничего, чтобы спасти своего трибута.

Но эйфория длится не настолько долго, чтобы я в полной мере могла ею насладиться. Медленно подхожу к стеклянному шару с именами девочек и, опустив руку, словно хищная птица на охоте, долго кружу над именами своих жертв, едва касаясь пальцами тонких бумажных пластинок. Наконец, задержав дыхание от волнения, резко выхватываю одну и вытаскиваю ее из шара. Вернувшись к кафедре, дрожащими руками раскрываю сложенный миниатюрным конвертом листок и, пробежав глазами до нелепости длинную строчку, перевожу взгляд на застывших в тревожном ожидании людей с побелевшими лицами. Всю следующую минуту буквы никак не хотят складываться в слова, сопротивляясь моим судорожным попыткам произнести вслух имя нового трибута. Сердце стучит где-то в горле, мешая не только говорить, но и дышать. Наконец мне удается собраться с силами, расправить трепещущий на ветру листок и четким, ясным голосом произнести:

— Примроуз Эвердин!

На площади повисает мертвая тишина. С трудом оторвав взгляд от смятой бумажки, я начинаю скользить рыскающим взглядом по толпе младших: мне известно, где следует искать моего первого трибута. Наконец я вижу ее. Невысокая девочка с длинными светлыми косами и добрым взглядом карих глаз. Она не сразу понимает, что со сцены прозвучало ее имя. Дети, стоящие рядом, расступаются перед ней, чтобы пропустить несчастную к сцене. Они отшатываются от нее, словно от прокаженной. Не бойтесь, девочки. Ей просто не повезло. Воздушным путем эта болезнь не передается.

По мере того, как Примроуз приближается к сцене, у нее за спиной нарастает возмущенный ропот толпы. Я словно зашла в громадный улей, полный жужжащих пчел. Юноши и девушки, женщины и мужчины шумят, выражая свое несогласие и не боясь наказания со стороны вооруженных миротворцев. Но вдруг нестройный гул голосов заглушает пронзительный крик:

— Прим!

С замиранием сердца наблюдаю, как юная девушка продирается сквозь толпу старших. Подтянутая фигура, оливковая кожа, темно-русые волосы, заплетенные в изящную косу, серые глаза. Китнисс Эвердин.

Наверное, обладай жители Дистрикта-12 таким полезным качеством, как смелость, и приди им в голову идея охотиться в лесу и продавать добычу богатым жителям и миротворцам, мы с ней стали бы соперницами. Но обитатели Двенадцатого слишком запуганы, чтобы соваться за пределы ограды, а потому нам нет дела до конкурентов. Иногда мы встречаемся в лесу. Приветливо киваем друг другу и расходимся каждая по своей тропинке. Одиночки. Впрочем, я знаю, что у нее есть напарник — мне приходилось видеть их вместе у озера или глубоко в чаще, но присоединяться к их компании желания не возникало. Мы не делим территорию, не забираем добычу из чужих ловушек, не крадем оружие. Не враги и не друзья. Никто. Но секунду назад все изменилось. Я только что подписала смертный приговор младшему члену ее семьи.