Игра на двоих (СИ)

— Это ведь был блеф, ментор, — невесело усмехаюсь я. — Даже мне понятно, что за ним не скрывается ничего, что могло бы произвести впечатление на такого опытного интригана, как Сноу.

Сейчас Хеймитч горько засмеется и признает, что все слова, сказанные Президенту на прощание, и правда не несут никакого тайного смысла. Что он произнес их в самому себе непонятном порыве — то ли вдохновения, то ли отчаяния. Однако вместо ответа мужчина окидывает меня снисходительным взглядом и ласково треплет по волосам. Поднявшись на ноги, он подходит к окну и, задумавшись, некоторое время наблюдает за оживленным движением на улицах столицы. Повернувшись, я внимательно слежу за его взглядом. Что-то в выражении лица Хеймитча кажется мне странным и в то же время неуловимо знакомым. Он либо только собирается задумать новый, еще более опасный план, либо обдумывает уже готовый замысел, сулящий нам всем еще больше неприятностей, чем обман на аукционе. Я словно вижу, как в его голове одна за другой мелькают тысячи мыслей, идей, догадок. Будто внутри него разворачивается масштабная операция, наподобие той, которая потребовалась для моего спасения. А еще он полон надежды. Дерзкой, отчаянной, безумной, мучительной надежды. Хеймитч обменивается короткими, но полными смысла взглядами с Эффи, Цинной и Лео. Последний понимающе кивает и, тепло улыбнувшись мне на прощание, стремительно вылетает за дверь.

— Ты не права, детка, — еле слышно произносит ментор. — Это не просто блеф.

И я понимаю: что-то затевается. Что-то масштабное, опасное, безрассудное. Что изменит все и навсегда. Возможно не сейчас, но в будущем, причем не слишком далеком. И, судя по воодушевлению в глазах окружающих меня людей, оно того стоит. Как всегда, цель оправдывает средства.

***

Президент Сноу с некоторым удивлением смотрит на собеседника. Он давно привык к тем ухищрениям, на которые идут капитолийцы, следуя последним тенденциям моды, но то, что ему приходится видеть сейчас, — явный перебор. Кровоподтеки на руках, ссадины на узких скулах, рассеченная бровь, многочисленные царапины и следы укусов. Здесь нужен не стилист, а врач. Президент любезно предлагает сидящему напротив мужчине знакомого медика, однако тот вежливо отказывается: шрамы лишь добавят ему загадочности в глазах коллег и мужественности, на которую так падки женщины.

Сноу оборачивается к окну, задумчиво смотрит вдаль и спрашивает, растягивая слова:

— Вы позволили ей вернуться в Дистрикт. Почему?

— Это мое право. Я дал ей свободу.

— Вы не смогли с ней справиться, — злорадным тоном констатирует Кориолан.

— Не совсем, — усмехается Леонардо. — Я лишь убедился в том, что такие, как она, заслуживают свободы. Я знал, на что иду, покупая ее на том аукционе.

— Надеюсь, вы также знаете, что делать дальше, — вкрадчиво произносит Президент.

— Даже не сомневайтесь, — заверяет его молодой мужчина.

С его тонких губ не сходит мрачная, но многообещающая улыбка. Старику Сноу необязательно знать о том, что все это — не более, чем умело наложенный грим и хитроумный план, цель которого куда масштабнее, чем может показаться на первый взгляд.

Мужчины замолкают. Оба смотрят в окно, но каждый думает о своем. Лео перебирает в уме старых знакомых и мысленно составляет список самых надежных людей, которым можно довериться, не боясь получить удар в спину в ответ. Сноу вспоминает Голодные Игры прошлого года, а затем — каждый встречу, каждый разговор с юной Победительницей и теми, кому не повезло встретить ее на своем жизненном пути. Последняя встреча, кстати, состоялась сегодня вечером, на вокзале. Несмотря на почтенный возраст, Кориолан Сноу все еще не может пожаловаться на память. А уж взгляд, которым одарила его мисс Роу на прощание, перед тем, как скрыться в вагоне, тем более сложно забыть.

Страсти владеют всеми нами. Мы живем ими, а затем они убивают нас. Если умный и проницательный человек —, а Президент считает таковым только себя — узнает о том, что владеет нужными ему людьми, и умело воспользуется столь глубокими познаниями, то он сможет извлечь из этого немалую выгоду. Для себя, разумеется. Страстей всего две, но у каждого она своя, неповторимая в собственной силе, красоте и опасности. И, несмотря на все то, что можно было бы ожидать от Генриетты, Сноу готов признать, что в случае с ней он допустил ошибку, неприятным последствием которой стал досадный проигрыш на аукционе. Мисс Роу владеет не любовь. Совсем нет, движимое ею чувство является ее полной противоположностью. Ненависть. Скоро она вернется в столицу — повзрослевшая, готовая принять на себя обязанности ментора. Еще более сильная, смелая и опытная в своей страсти. Единственное, что останется прежним — горящий взгляд, полный злости и отвращения ко всем и каждому, кто посмеет встать у нее на пути. Скоро, очень скоро. Но у него еще есть время. Вполне достаточно, чтобы найти ее ненависти самое достойное применение.

***

Просторное купе поезда, вступившего в схватку со временем и пространством, давно погрузилось во мрак, однако даже ночная тьма и мерное постукивание колес по рельсам не помогают его обитателям уснуть. Между ними происходит разговор — настолько откровенный, что его можно вести только ночью, когда собеседник не видит твоего лица. В такие моменты ты можешь сказать все, что угодно, — слова, которые никогда не отважишься произнести вслух при свете дня.

— Ментор?

— Да?

— Спасибо. За все.

Она прощает его, пусть и не до конца осознав, что именно двигало им в тот страшный для нее момент. Но это придет, со временем. Однажды она тоже почувствует голод, который пришлось испытать ему, потеряет над собой контроль и по молчаливому согласию с ним уже не захочет вновь обретать его.

========== Глава 30. Круг Смерти ==========

Мое утро начинается с одинокого, но яркого луча рассветного солнца, проникающего сквозь узкую щель между тонкими шторами, едва прикрывающими окно спальни под самой крышей громадного особняка в Деревне Победителей. Тонкая полоска света неторопливо пробегает по стенам, деревянному полу, узкой кровати, накрытой тонким одеялом, моим обнаженным плечам и останавливается на лице. Я так и не сомкнула глаз прошлой ночью, а потому шаловливый солнечный луч, возвещающий о начале нового дня, приносит не только страх, связанный с грядущими событиями, но и облегчение. Глядя сквозь занавешенное окно на кусочек голубого неба, протягиваю руку и на ощупь нахожу на прикованной тумбочке наручные часы. Десять минут седьмого. Еще рано, но уснуть все равно не получится. Откинув одеяло, поднимаюсь со смятой постели и босиком прохожу по залитой светом комнате. Жарко. Открываю окно, впустив порыв ветра; его свежее дуновение приносит прохладу.

Подойдя к письменному столу, задумчивым жестом провожу по его гладкой, отполированной поверхности. Под руку попадается блокнот и ручка. Почти половина его страниц исписана моим мелким, убористым почерком: в последние пару месяцев я обращаюсь к нему почти каждый день. Тонкие листы бумаги покорно впитывают все эмоции, которые мне приходится испытывать, заново переживая события, о которых я пишу. Радость и грусть, страх и надежда. Гнев. Смирение. Редкие моменты далекого счастья. Мечты.

С момента возвращения в Дистрикт после Тура Победителей проходит два с половиной месяца. Все это время я стараюсь проводить с близкими людьми: семьей и ментором. Отношения с родителями становятся чуть теплее, но я сознательно оставляю между нами хотя бы небольшое расстояние, не зная, на сколько дней, недель или месяцев мне придется покинуть их снова, и не желая испытывать слишком сильную горечь разлуки.