Игра на двоих (СИ)

С Хеймитчем мы проводим все больше времени на природе, пользуясь наступившим летом и хорошей погодой. Изредка выбираемся в Дистрикт. Гуляем по лесу в сопровождении волка. Охотимся. Забираемся все дальше и дальше — нам хочется узнать что находится там, за очередным деревом, поляной, озером или холмом. Наша связь теперь больше напоминает платонические отношения, чему я после всего, что случилось во время Тура Победителей, только рада. Но иногда, когда мы остаемся наедине, вдали от всех, я ловлю на себе его взгляд — такой же дикий, как тогда, в Капитолии. Сумасшедший и сводящий с ума. Нам вечно хочется большего. Когда-нибудь мы зайдем слишком далеко, и будь, что будет. Но не сейчас. Не сейчас.

Встряхнув головой, чтобы прогнать непрошеные мысли, откладываю блокнот в сторону и отправляюсь в ванную. Принимаю прохладный душ, одеваюсь и, сунув ноги в легкие ботинки из тонкой и мягкой кожи, спускаюсь вниз. Заглядываю на кухню, желаю доброго утра еще сонной матери, готовящей горячий завтрак, и, с невинной улыбкой стянув со стола бутерброд с сыром, ухожу из дома. Мой путь лежит на окраину Дистрикта, на Луговину, а оттуда — в лес. Я уже знаю, как стоит провести оставшееся время.

Старый друг не заставляет себя ждать. Встретившись на опушке, мы вместе отправляемся на охоту. У моего напарника сегодня не самый удачный день и я, чувствуя свою вину за вспугнутую дичь, подстреливаю пару куропаток и отдаю добычу волку. Час спустя мы сидим на склоне на опушке леса, свысока наблюдая за приготовлениями жителей к приезду нежеланных гостей из Капитолия. Волк ложится рядом со мной и подставляет мне морду, покрытую жесткой угольно-черной шерстью. Я осторожно глажу его по опущенной голове и рассказываю о чем-то. Тема нашего разговора не имеет особого значения. Я знаю, он понимает меня. Мне вполне достаточно слабых взмахов длинного пушистого хвоста, навострившихся ушей и осмысленного взгляда. Мы ждем еще одного человека, но он так и не приходит. Мне пора возвращаться. На прощание обняв хищника за длинную шею, разворачиваюсь и проворно спускаюсь по склону к забору, разделяющему наши миры. Обернувшись, вижу, что волк еще долго смотрит мне вслед. На глубине темно-серых глаз плещется тревога.

Стрелки на часах двигаются слишком быстро. Десять тридцать. В утренней тишине дома обычно ненавязчивый звонок кажется громким и пронзительным. Буквально скатившись по ступенькам, влетаю в прихожую и распахиваю дверь, едва не сбив ею стоящую на пороге Эффи. Странно, но за ее спиной нет ни одного капитолийца с камерой и микрофоном или блокнотом и ручкой наперевес. Виновато улыбнувшись и вспомнив о манерах, отхожу на пару шагов, чтобы пригласить ее в дом. Женщина подходит ближе и порывисто обнимает меня.

— Вот и моя новая напарница! — с гордостью провозглашает Бряк. — Ты возьмешь на себя Хеймитча, одна я уже давно с ним не справляюсь.

— А кто тогда займется трибутами? — посмеиваюсь я. — Или второго Победителя из Дистрикта-12 хватит на следующие двадцать лет?

— Генриетта! — укоризненно восклицает Эффи, но ее ярко накрашенные губы сами собой растягиваются в улыбке.

Мы смеемся, однако искренней радости или веселья в наших голосах не слышно даже нам самим. Так проще смириться с тем, что предстоит пережить в ближайший месяц.

— Он не приходил? — не нужно долго гадать, чтобы понять, кого она имеет в виду.

— Пока нет. Обычно ты за него так не беспокоишься, — посмеиваюсь я.

Бряк же, напротив, мрачнеет.

— Опять.

Поймав мой непонимающий взгляд, она со вздохом объясняет:

— В последние полгода он пьет редко, во многом благодаря тебе, но день Жатвы — это святое. Напивается каждый год. Говорит, что не выдержит этого зрелища без бутылки.

Я лишь фыркаю в ответ и иду на кухню, чтобы заварить чай. Значит, заглядывать к ментору в ближайшие пару часов — не лучшая затея. С одной стороны, слова Эффи и поведение Хеймитча вызывают раздражение, с другой — я могу понять их обоих.

За неторопливой беседой проходит еще пара часов. До странности добрая Эффи помогает уложить волосы в незамысловатую прическу. Как ни странно, Бряк сегодня не надоедает мне нотациями. Цинны и команды подготовки здесь нет, они ждут нас в столице. В этот день я должна выглядеть как можно более естественно, даже по меркам Дистрикта-12. Это день не прошлого, но настоящего и будущего. Не бывших Победителей, но новых трибутов. Мысль о том, что я хоть на какое-то время перестану притягивать всеобщее внимание, согревает и вселяет хрупкую надежду.

Мы разговариваем на отвлеченные темы, не касаясь чего-то по-настоящему серьезного, но меня не отпускает чувство недосказанности. Что-то в поведении капитолийки кажется мне странным — мельчайшая, неуловимая деталь. Даже редкие наставления звучат не так… навязчиво? Сегодня это лишь советы подруги, не более.

— Почему ты пришла? Ты же должна быть в Доме Правосудия, на торжественном обеде в компании мэра, его семьи и чиновников?

— Хотела осмотреть местные достопримечательности, — слишком быстро для того, чтобы быть искренней, отвечает женщина. — Я редко здесь бываю. А в Деревню Победителей последний раз заглядывала пару десятилетий назад.

— Ты ненавидишь Дистрикты и Двенадцатый — в особенности, — усмехаюсь я.

— Ладно, я соскучилась, — невинно улыбается капитолийка. — Захотела увидеть тебя перед началом церемонии.

— Нет, это понятно. Но на самом деле? Ни замечаний, ни придирок по поводу внешнего вида и манер, ни поучений о том, что надо делать и говорить на церемонии. Ничего. Ты ли это, Эффи? — посмеиваюсь я.

Не говоря ни слова, Бряк встает, отходит к окну и, оперевшись ладонями о подоконник, долго смотрит вдаль. Я успеваю несколько раз пожалеть о сказанном — правда, не хотела ее обижать, — когда она наконец разворачивается, подходит ко мне и, присев на подлокотник кресла, легко обнимает за плечи. Ее улыбка гаснет, а в глазах мелькает странная тень то ли грусти, то ли затаенной боли.

— Я просто хотела убедиться, что ты в порядке, и поддержать тебя. Первый год работы ментором самый сложный, тебе предстоит увидеть ничуть не меньше — если даже не больше — ужасных вещей, чем ты видела на Арене. На Хеймитча рассчитывать не приходится. Не пойми меня неправильно, девочка, ради тебя он готов на все, но… Не сегодня. Как бы сильно ему хотелось, он не сможет защитить тебя от боли, потому что не в силах справиться с собственной.

— А ты?

Эффи только усмехается.

— Я? Я всего лишь сопроводитель из Капитолия. Меня воспитывали по другим правилам, внушали другое отношение, заставляли смотреть на все происходящее с другой точки зрения. Так что я не в счет. Тебе опять придется рассчитывать только на себя, на собственные силы. Мне очень жаль, Генриетта. Правда, жаль.

— Все в порядке, Эффи. Я справлюсь, — я вкладываю в улыбку, обращенную к ней в ответ, всю теплоту и благодарность, на которую способна.

Эта женщина ее заслуживает.

Чаще всего, заглянув под яркую упаковку, мы не находим ничего, кроме пустоты, и понимаем, что за внешним блеском скрывается лишь грязь. Познакомившись с Эффи Бряк, можно подумать, что она — не более чем кукла — пустая, без мыслей, эмоций, чувств. Неумелая подделка под человека. Но, рискнув уделить ей время и внимание, понимаешь, что все не так. Она тоже способна думать, чувствовать, переживать. Как я открывала и продолжаю открывать по сей день новые черты в Хеймитче, так же происходит и в моем общении и сближении с ней. Сегодня, например, я увидела в этой женщине человечность. Такая черта — редкость даже для жителя Дистрикта, мне же посчастливилось встретить ее в обитательнице Капитолия. В моем отношении к ней появляется что-то новое.

Время на разговоры по душам истекает. Бряк вызывает служебную машину и, шепнув мне: «до скорой встречи», в сопровождении отряда миротворцев отправляется в Дистрикт на традиционную встречу с мэром. Я же, взглянув на часы, все же решаю рискнуть и привести Хеймитча в чувство для присутствия на церемонии Жатвы. Вылетев из дома, пересекаю узкую дорожку, разделяющую наши дома, поднимаюсь по ступенькам и толкаю массивную дверь. В доме так тихо, что я слышу стук собственного сердца и едва уловимое дыхание ментора, доносящееся из глубин особняка. Хеймитч обнаруживается крепко спящим на диване в гостиной. Одна нога закинута на спинку, другая свисает на пол. Голова запрокинута на подлокотник, лицо скрыто за гривой спутанных волос. В руке зажат старый нож. В комнате царит то, что с большой натяжкой можно было бы тактично назвать творческим беспорядком. Опрокинутые стулья, перевернутый стол, сброшенные на пол диванные подушки, разбросанные книги.