Навечно преданный (СИ)

Проснувшись тем памятным утром от учтиво-настойчивого голоса пришедшего будить его камердинера, Шерлока рядом с собой он уже не обнаружил. Лишь слабый, оставшийся на подушке горьковато-свежий аромат, который, зарывшись носом в кудрявую шевелюру своего невероятного любовника, всю ночь с благоговением вдыхал Джон, да несколько пятен определённого происхождения на простынях — Его Величество очень надеялся, что тот, кто займётся сменой белья на королевском ложе, не будет слишком любопытен или, по крайней мере, чрезмерно болтлив — напоминали о том, что мечты имеют иной раз дерзость сбываться. Причём, в самый неожиданный и не слишком подходящий для этого момент. Лучше поздно, чем никогда — слишком слабое утешение, когда это самое «никогда» становится вполне конкретной перспективой.

Ворочаясь в неуютных постелях временных пристанищ, проваливаясь в тревожные сны, в которых он раз за разом терял того, кто был для него, чего уж скрывать от самого себя, отныне дороже всех на свете, выныривая из этих кошмаров в не менее зловещую реальность, Джон всё больше и больше склонялся к продуманному на самый крайний случай варианту. В отличие от своего секретаря, даже несмотря на десятки раз подтверждённую в самых разных ситуациях его правоту, Его Величество не склонен был надеяться на помощь неизвестного ему человека, насколько бы высокое положение тот ни занимал. Никто не может стоять выше закона, а закон в данном случае был не на их стороне.

Джон прекрасно знал об этом, когда принимал решение спасти полуживого Преданного от более чем вероятной мучительной смерти в руках Магнуссена, точно так же, как сейчас осознавал те неотвратимые последствия, что бесповоротно разрушат его жизнь, если намерение убить эплдорского князя воплотится в реальность. Но так же, как тогда, в охотничьем поместье, ещё толком не зная Шерлока, шотландский король пошёл на нарушение закона во имя милосердия, так и сейчас он готов был совершить преступление, движимый куда более сильной причиной — любовью. Причиной, на которую больше не мог закрывать глаза, пытаясь объяснить свои чувства коллизиями мистической Связи или насильно обрядить их в скромные одежды дружеской привязанности.

Мысли Его Величества вновь непроизвольно потянулись к едущему рядом парню. Наверное, это к лучшему, что за все шесть дней пути у них не было времени нормально поговорить или даже взглянуть в глаза друг другу. Джон был уверен: Шерлок в два счёта определил бы намерение защитить его от бывшего хозяина любой, пусть даже самой высокой, ценой. И, разумеется, сделал бы всё возможное, чтобы помешать королю воплотить свой опасный план.

Невольно затопившая сердце нежность выплеснулась через край, разлившись в устремлённом на Преданного взоре, и Джон едва не вывалился из седла, на секунду потерявшись в зелёном пламени ответного, полного не меньших чувств, взгляда.

Никогда без.

Всегда только с.

И нет ничего, на что бы Джон не пошёл ради этого.

Цель путешествия, несмотря на всеми силами поддерживаемый всадниками темп, была достигнута лишь к ночи. Едва различимая в темноте громада имперского замка нависла над ними угрожающей фатальностью, навевая на кого — неотвратимое благоговение, на кого — мрачные, далёкие от оптимизма мысли.

Возле самых ворот, в круге мерцающего факельного света подъехавший отряд встретил молодой человек с забавно оттопыренными ушами, представившийся секретарём Его Величества сира Майкрофта.

— Моё имя Генри Найт, — обратился он к шотландскому монарху. — К сожалению, Король-Император слишком занят и не сможет принять Ваше Величество до предстоящего слушания, но мне поручено сопровождать Вас и обеспечить всем необходимым.

— А мой секретарь? — забеспокоился Джон, с тревогой наблюдая, как стражники Стэплтона настойчиво оттесняют его собственных людей от Шерлока.

— Прошу прощения, сир, — с оттенком сожаления ответил вместо мистера Найта лейтенант, — но я вынужден препроводить арестованного в тюремное помещение при Зале Суда, где он и пробудет до самого заседания. Не беспокойтесь, Ваше Величество, — поспешил добавить стражник, упреждая монаршие возражения, — с Вашим слугой будут хорошо обращаться.

— Неужели подобные предосторожности настолько обязательны? — упрямо попытался сопротивляться неизбежному Джон, холодея от мысли, что отныне ему не придётся увидеться с Шерлоком до того момента, как их дальнейшая судьба окажется в руках имперского судьи, сочувствия и понимания в котором будет не больше, чем в его напудренном парике.

— Сир! — голос лейтенанта звучал всё ещё почтительно, но в нём отчётливо проявились твёрдые нотки верного своему долгу служаки. — Я и так пошёл Вам навстречу, позволив арестованному следовать к месту назначения без каких-либо особых мер, но, осмелюсь напомнить Вашему Величеству, мы больше не в Шотландии, и далее пренебрегать установленными правилами абсолютно невозможно. Как Вы совершенно правильно заметили: мы не можем отдавать предпочтение законам одних государств перед другими.

— Но я могу, по крайней мере, сказать своему человеку хотя бы несколько ободряющих слов перед тем, как вы бросите его в один из ваших мрачных подвалов? — даже не пытаясь скрыть закипающего в душе негодования, процедил король.

— Простите, Ваше Величество, но, боюсь, я не могу позволить Вам даже этого, — сдержанно отозвался стражник и добавил успокоительно: — И никаких мрачных подвалов, сир. Наши тюремные помещения вполне комфортны.

Ответив возмущённым фырканьем на последнее замечание лейтенанта, Джон, не в силах сдержать разочарования, послал Шерлоку полный вины и сожаления взгляд, с удивлением замечая, что Преданный, в отличие от своего Хозяина, не выказывает даже тени сомнения или беспокойства в связи с предстоящей разлукой. Более того, королю почудилось, что на невозмутимом лице своего секретаря он заметил лёгкую успокаивающую улыбку: «Всё будет хорошо, государь. Вам не о чем волноваться!»

Но Джон волновался — ещё и как! Неужели Шерлок действительно так уверен в их анонимном покровителе? Неужели не допускает даже мысли, что полученная Его Величеством записка — всего лишь хитрый ход, придуманный эплдорским князем для того, чтобы заманить короля и его верного друга в ловушку, из которой без потерь им никак не выбраться? Чем больше Джон об этом размышлял, тем вероятней ему казалась такая возможность. В конце концов, кем мог быть пославший письмо доброжелатель? Кто, а главное, почему готов был пойти на нарушение закона ради шотландского монарха и его невольного раба?

«Нужно, нужно было сбежать, пока это было возможно! — в очередной раз сокрушённо укорил себя король, с тоской глядя вслед уводящим его Преданного стражникам. — Нельзя было с таким глупым смирением следовать плану, от которого за милю несёт этим подлым развратником Магнуссеном. А Шерлок?.. Возможно, он сразу догадался обо всём! — обожгла вдруг мысль. — И записка… Была ли она действительно адресована мне? Князь прекрасно понимал, что я покажу послание Шерлоку. И если предположить, что Чарльз просто желает вернуть себе дорогую игрушку, поставив меня в щекотливое положение, но дав при этом возможность выйти из ситуации вполне достойно, то… Тогда анонимка приобретает смысл: если я на суде скажу, что не знал, кто такой мой секретарь, и соглашусь отдать Преданного бывшему Хозяину без всяких возражений, то этот „имущественный вопрос“ решится без малейшего ущерба для моей репутации. Если Шерлок понял, что записка от князя, он попросту решил принять его условия и принести себя в жертву, защитив меня от дальнейших нападок и поползновений со стороны Магнуссена. Поэтому и скрыл от меня имя автора письма. Поэтому остался со мной той ночью. Зная, что это последняя наша возможность…»

Следуя, как во сне, за секретарём Короля-Императора, снова и снова прокручивая в голове детали их с Шерлоком последнего разговора, Джон всё больше убеждал себя в том, что его предположения вполне обоснованны. Он был слеп, точнее, ослеплён своей наконец-то воплотившейся в реальность любовью, чтобы сразу заметить очевидное, и в этой счастливой слепоте он сам привёз своего друга, своего возлюбленного в искусно расставленные сети.