Я - твое поражение (СИ)

Я пока доверял тебе. Прошло уже три месяца и ты ни разу не взглянул ни на кого, кроме меня!

Раздумывая, машинально продолжил проверять обоз и освободился только к вечеру. Довольный окончанием нудной работы, жаждал родных объятий. Предвкушая тёплую ночь, бездумно вошёл в палатку с тайного хода. Уже на пороге, приторный запах мускуса заставил насторожится, из спальни донёсся разговор. Ты говорил с кем-то, и твой голос звучал крайне проникновенно. Не желая подслушивать, я не стал таиться, быстро проходя вглубь, приподнимая полог.

- Александр?!

- Гефестион. Смотри, кто у нас в гостях!

- Багой, какая встреча! Впрочем, мы уже виделись, не так ли?!

Евнух сглотнув обиду, широко улыбнулся.

- Доблестный Гефестион, встречи с тобой незабываемы.

Последние слова рассмешили, хохоча, ты откинулся на широкую спинку кресла.

- Вот уж сказал, так сказал. А ведь точно, в последнем свидании Гефестион славно тебя оттаскал. У филэ, рука тяжёлая!

Бросив на меня злобный взгляд, Багой медленно развернулся, как бы невзначай, давая возможность разглядеть две свежие отметины от поцелуев на шее. Я, огромным усилием воли, сделал вид будто бы не заметил. Нарочито властно, приблизился тебе. Наклонился. Соединяя медленно наши губы. Так, чтобы евнух осознал собственное ничтожество и в довершение его горя, раздвинув бедра, сел к тебе на колени.

- Пошёл вон, Багой! Если нам понадобиться услуги шлюхи, мы тебя позовём.

И ещё один поцелуй, долгий и страстный, крепкие недвусмысленные объятья.

Проследив краем глаза, как за уходящим евнухом опустилась занавесь, ты тотчас в раздражении скинул меня на пол.

- Что за блажь, филэ! Лезть ко мне, при посторонних. Где твои манеры?!

- Это всего лишь – евнух, Александр! Неужели мы должны его стыдится.

- Мы должны быть примером для всех, любимый. Но, тебя опять сильно заносит!

Понимая, что ещё пара слов и дело кончится новой дракой, я пересилил себя и мило улыбнулся.

- Прости. Когда любишь, везде мерещатся соперники.

- Соперники?! О каких соперниках вообще идёт речь? Если ты окружил меня сетью шпионов. Молчи, вероломный. Знаю. Каждая девка которую я трахал, служила тебе. Скажешь нет?! Багой, единственный кто отказался подчиняться твоим приказам, за это ты и взъелся на милого мальчика!

Похоже, ты не желал мира, Багой успел отравить твою душу подозрениями. Да, я не был чист, но это было слишком и потому, оклеветанный евнухом, гордо взвился на пустом месте. Обвиняя тебя в неверности. Неразборчивости. Неуёмности. Нескромности. И одни боги знают ещё в чем. Наша перепалка вышла далеко за пределы палатки, лагерь притих слыша громогласные разборки из палатки царя. Мы орали друг на друга, как два македонских простолюдина на сходке, употребляя грубые словечки и не стесняясь их смысла. Чего мы только не наговорили, но, все же избежали главного, никто не потянулся за мечом, предпочитая словесный поединок.

Устав собачиться, плюнув, в сердцах я высочил наружу, бормоча страшные проклятия и налетел дежурившего у входа, Багоя. Я не владел собой. Деймос захватил моё сознание. Две алых отметины, увиденные ранее и осознанные теперь, заслонили весь мир!

- Убью!

С безумным криком вцепился обеими руками в тонкое горло. Евнух дёрнулся, но, выскочить из моего захвата было очень непросто. Кроме того, и я не был настроен пугать его, я шёл убивать. Мне не хватило мгновения, клянусь Гефестом!

- Цареубийца!

Неужели ты сказал это мне?!! От осознания невозможного, пальцы сами собой разжались и Багою удалось выскользнуть. Ты же, приблизившись схватил меня за плечи, сильно встряхнул и прошипел в лицо.

- Убирайся к себе, бешеный дикарь! - И уже тише, страшнее, хотя и понимая, что хватил через край. - Я позову, когда понадобишься.

- Да, мой царь.

Не понимаю, как это у меня вырвалось. Наверное большего оскорбления, я не смог бы тебе нанести. Ты застыл, не веря услышанному. Впервые, я обратился строго официально, перечеркнув во мгновение ока все годы проведённые вместе.

- Иди.

Вымолвил побелевшими губами.

Ты выдержал ровно пять дней. Все пять дней, я безвылазно сидел у Феликса, перебирая старые документы и сжигая компрометирующие меня доносы. Играл в кости и о боги, проигрывая. Пять дней, войско готовое двинуться на Персеполь, застыло в ожидании нашего примирения. На шестой день, к вечеру, объявился гипаспист Телемах, из отряда Никанора. С приказом.

С замиранием сердца, я развернул свиток.

Ты отсылал меня в далёкую сатрапию, с весьма почётной миссией установить там свой порядок и возвести на трон местного царька, опять же на свой вкус.

Величайшая милость и безграничное доверие, выражали слова записанные на пергаменте, хотя скрытый смысл говорил об ином.

- Передайте царю, я выезжаю немедленно.

- Приказ останется без ответа?

- Приказы не обсуждают, а выполняют, Телемах. Будь здоров.

Не дожидаясь ухода посланника, принялся вытаскивать из переносных шкафов одежду и доспехи, скидывая все в походные сундуки. Телемах не уходил, переминаясь с ноги на ногу нерешительно стоял, поглядывая на меня из-под густых ресниц.

- Александр… очень страдает. Он толком не ел все дни. Никого не принимал, сидит у входа в палатку и часами смотрит, в твою сторону. Этот приказ, он написал в приступе отчаянья, на самом деле царь жаждет примирения! Ответь ему. Повинись! И он, с радостью призовёт и одарит милостью.

- В жопе блохастой собаки, я видел его милость. Так и передай, слово в слово.

Возможно, сдержи я язык и все было бы пошло иначе. Но, видно боги уже начертали мою судьбу. На рассвете, не прощаясь ни с кем, ускакал, прихватив с собой только один отряд из двух десятком человек.

Сатрапия встретила мягко сказать недружелюбно, многие смотрели как на захватчика, раздумывая какие гадости от меня ждать, и все же щедрые дары и пиры в честь новых знакомых понемногу склонили их сердца на мою сторону. Очень помогало знание языка. Даже будучи в походах, я находил время для совершенствования и потому, мог говорить на многих местных наречиях почти без акцента. По приезду, взял себе несколько слуг из свиты бывшего правителя. Приблизив нужных лиц, пообещал не рушить многовековые устои и традиции. Как бы не болело разбитое сердце, постарался загрузить свой разум заботами об вверенной сатрапии. Где мирным путём, где вступая в короткие стычки, добился подчинения всех соседских территорий. Три месяца пролетели как один день. Я даже стал подумывать отпустить бороду. Но, густая растительность на подбородке крайне раздражала кожу и потому я вскоре отказался от подобной идеи. Во всем же остальном, стал типичным персом. От частых поездок под палящим солнцем, загорел. Волосы, напротив, сильно посветлели, приобретя цвет благородной меди, согласно моде я не оскорблял их обрезанием. Густые упругие пряди, идеально расчёсанные и умащённые душистыми эссенциями, специальный раб, всегда содержал в идеальном порядке. Временами, даже губы подкрашивал. Обводя контур, палочкой смоченной в кармине. И если в сатрапию я въехал на коне, то теперь предпочитал передвигаться в носилках или в высоком седле, положенном на спину быстроногого верблюда.

Возвращаясь однажды после успешного захвата небольшого города, в одну из ночей, повинуясь внезапному порыву, сбежал от свиты и бродил в одиночестве по окрестностям до самого рассвета. Заприметив скромный виноградник на холме, решил разглядеть его поближе. И поразился, насколько просто и одновременно мудро было распределено в нем все – посадки взрослых лоз, питомник с черенками, идеально вычищенный канал для орошения с несколькими уступами, подведённый даже к аккуратному дому. На приветственный крик, ко мне вышел мужчина сорока лет, высокий, чистый лицом с небольшой кучерявой бородкой. Представился.

- Абдалоним.

- Филандер, - назвался я именем погибшего брата, не желая раскрывать высокого положения.

Мужчина ничего не сказал, только усмехнулся в рыжеватые завитки на подбородке и пригласил в дом. Кислое козье молоко, свежий сыр, немного вина, хлеб из маленькой печи, показались мне амброзией; простая еда землепашца, его скромный быт возродили прежние чаянья, встрепенулись подзабытые, упрятанные в самую глубину души, желания. Пока я ел, Абдалоним заметив лопнувший ремешок на сандалии предложил подлатать его, и сделал это настолько ловко, что я оказался совершенно покорен им и набравшись наглости напросился на обед. Тот не удивился, только пояснил, что пришло время подрезки лоз и он планировал провести этот день в винограднике.