Я - твое поражение (СИ)

- Твоего отца подобное не задевало, и потому он всю жизнь пользовался поддержкой армии.

- Армии состоящей из тридцати тысяч пехоты? Конницы, в количестве нескольких жалких ил? Скажи, мой дорогой филэ сколько сейчас по твоим спискам у нас тяжеловооруженных всадников. Молчишь? А сколько среди них македонцев? Снова молчишь? Лишь жалкая горстка, а кто остальные? Да-да, те самые, отличные воины, перед которыми вы чванитесь вознося до небес непонятные добродетели, якобы данные вам от рождения! Персы и союзные народы! Так почему ты считаешь их не достойными уважения?!

Спорить было бесполезно, посмотрев на тебя усталым взором, я глубоко вздохнул.

- Ну раз ты уже все решил, к чему сотрясать воздух пустословием. Когда думаешь осуществить свою церемонию?

- На днях, скорее всего. Я надеюсь на твоё влияние, убеди наших выполнить обряд, каждый из них впоследствии будет щедро вознаграждён за …

- За унижение, ты хотел сказать! Спорю на пять золотых статеров, что эту идею тебе шепнул ночью Багой, ему не терпеться посмотреть на коленопреклонённых македонцев. Я бы не доверял так ночному мальчику.

- А это не твоё дело, иди и доведи мой приказ до всех, я хочу, чтобы все, включая последнего возчика и греческого раба воздали мне положенные как великому царю, почести.

Сорвав рогатый шлем, я запулил им в угол палатки, как только за мной опустилась полотняная завеса служащая дверью. Ты абсолютно серьёзно приказал воздать себе поклонение, как божеству, если я только заикнусь об этом, меня разорвут на месте! Похоже, в последнее время ты действительно тронулся умом, не боясь гнева Зевса, стал подумывая о роли бога. Раньше мы только шутили на эту тему, но сегодня я увидел в твоих глазах отблеск будущего безумия и ужаснулся. Не зная, как начать разговор собрал военачальников, пришли почти все, не было только Филоты и Каллисфена, племянника Аристотеля. Тот день и ночь, безвылазно сидел в своей палатке строча очередной рукописный труд, желая прославить в веках твоё имя. Мрачно перебирая свитки, с греческими именами, лежащие на столе, я объяснил причину собрания.

- Царь требует от каждого из нас проскинезу, в день почитания Зевса Ликийского, ровно через десять дней, мы должны выполнить этот обряд.

Слово взял Птолемей, не слишком мне доверяющий, но и не бивший в спину. Видимо решив, что нужна поддержка, а может, просто хотевший отличиться.

- Желание царя – закон. Думаю, в оставшееся время нам всем, надо пройти обучение у персидских вельмож.

Более глупого, провокационного возгласа не возможно было придумать, потому вполне ожидаемо, получил в ответ.

- Затки хлебало! Царский ублюдок! Где это видано, чтобы греки падали на колени! Перед кем?! Сынком Филиппа! По морде врезать предателю, пару раз!

Закричали сразу с нескольких сторон, Клит, по прозвищу Чёрный, за роскошную бороду цвета воронового крыла, и бывшие с ним Гордий, Главк, Полиперхон и Селевк, вскочили яростно вопя, словно вызывая глупца на кулачный поединок.

- Это всего лишь обряд! Ничего позорящего в нем нет! Давайте будем благоразумны!

Кричал я, пытаясь переорать громогласное собрание, пока спокойный и одновременно, властный голос не остановил назревающую свару.

- Гефестион! Ты, если ещё пользуешься доверием Александра, скажи ему, что греки не дикари, дабы лобызать следы его новых золочённых туфлей. Да-да, тех самых, которые ему каждое утро надевает молодой симпатичный евнух! Парень с отрезанным членом, лживый доносчик и ненавистник всех македонцев, тот, кто вместо тебя возбуждает мужество царя! Или замолкни, признав своё унижение, низведение до состояния паршивого щенка, которого хозяин пинками гонит прочь, а тот, скулит и вовсю лижет ему руки!

- Кто это сказал?!

Чувствуя, как разгорается внутри груди нешуточный огонь ярости, я подскочил со скамьи на которой сидел, хватаясь за меч. На плечах повис друг Пердикка, умоляя оставить опасную затею.

– Я спросил, кто назвал меня - смердящим псом! Выйди, если ты македонец и признайся честно.

Из толпы возбуждённых назревающим мордобоем людей, отделился один и встал напротив, его взгляд и скупые жесты, сказали многое.

- Кратер! Я мог бы догадаться!

- Нет, Гефестион! Не догадался бы. Ты не отличаешься живостью ума, единственное достоинство за которое тебя ценили, состояло в умении обслуживать царя на ложе, ну, или вне его, как в сражении при Галикарнасе, может расскажешь уважаемым воинам об незабываемом наслаждении, когда Александр оттрахал тебя на глазах у всей армии, прямо под стенами города. Не сняв даже доспехов и шлема. Вы тогда были так заняты друг другом, что упустили пленных персов, дав им возможность сбежать морем!

- Ты труп!

Сбросив Пердикку, а на это потребовалось немало усилий, я в ослеплении обиды, налетел на Кратера, желая с одного удара меча пронзить ему сердце. Клит, в последнее мгновение успел заслонить заносчивого горлопана, подставив тяжёлый медный щит, коих во множестве валялись здесь же.

- Опомнись! Несчастный! За Кратера тебя точно казнят!

- Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Пустите! Леонат, Марсий, да помогите же мне!

Не знаю, напишут ли историки про ту грандиозную потасовку в которую вылился наш совет, возможно и умолчат, чтобы не разрушать героические облики твоим сподвижников, но, дрались мы неплохо, я все пытался достать Кратера, которого защищал Клит и особо рьяно, прибежавший на его крики Филота. Силы оказались равны и дело бы кончилось смертью кого-то из нас, если бы богиня разума не взяла верх над горячими головами. Очухавшись, и поняв, куда может завести ярость, мы окончили драку не менее шикарной попойкой. Пользуясь замешательством, дальновидный Кратер сбежал, понимая какое нанёс мне оскорбление, на следующий день подарил трёх скакунов и отличный шерстяной плащ, присланный ему с родины. Пришлось принять, дабы не усугублять начинающуюся вражду. Но, это было на следующий день, к вечеру, а пока - находясь под винными парами, я снова и снова убеждал соотечественников выполнить проскинезу, где настаивая, где умоляя, где пугая. Македонцы были в замешательстве и только Клит беззаботно хохотал, пытаясь пьяный изобразить земной поклон, путаясь в длинном хитоне совершая уморительные телодвижения, чем сильно веселил собравшихся, Пердикка, переживший недавно сильный страх, подливал мне вина, тревожно вздрагивая каждый раз, когда я выкрикивал приветствия шутам, радуясь счастливому исходу недавнего конфликта.

- Благородный Гефестион, - намного картавя заявил Антигон, бывший твоим бессменным телохранителем и поверенным многих тайн в том числе и постельных. – Не слушай того, что говорят завистники, типа Кратера, мы все за тебя! И раз ты говоришь нам - унизиться, изволь, мы уткнёмся мордой в землю, потому что ты, единственный македонец, кто может влиять на Александра, ты наша защита и надежда.

Смеясь, чтобы скрыть слезы благодарности, я поднялся с тяжёлой чашей в правой руке наполненной вином до краёв. Дурачась, вышел на середину палатки и выплеснул её содержимое на пол, словно совершая возлияние.

- О великий Александр, или правильнее сказать, о божественный Александр, ты, так часто опускал меня на колени, ну, сам понимаешь ради каких целей, - и, вся палатка грохнула гомерическим хохотом, захохотали даже стражники стоящие в карауле. Я же продолжил куражиться, подзадориваемый пьяными дружками. – Так вот, я просто в растерянности! Как мне лучше встать к тебе задом или передом! Я может так?!

Приподняв одежды, так что стали видны знаменитые длинные ноги, я резко опустился перед Клитом, в шутливом полупоклоне, выпячивая зад.

- Так пойдёт?!

- Не пойдёт!

И звенящей тишине, которая наступила после казалось бы невинной фразы, все застыли, боясь вздохнуть. Ты, стоя у раскрытого полога, смотрел на меня, и едва сдерживался от гнева.

- Ты что здесь устроил, Гефестион? Что за представление?!

- А то же, что и ты хочешь, только, через десять дней! Я видишь ли тренирую наших друзей, унижаться перед тобой, им безусловно сложно, они видишь ли, не привыкшие!